— Неужели до сих пор не понятно? Он вздохнул, лицо его в эту минуту выглядело усталым и печальным.
— Я ведь говорил уже, что не могу жениться на вас.
— Вы должны!
Столько чувства и силы было в ее голосе, что у него в глазах мелькнула тревога.
— Почему? — спросил он. — Что вы хотите этим сказать?
— Во-первых, то, что там, в саду, нас видел не только Энтони.
— А кто еще?
— Граф Макклесфилд.
— Ну и что? Он не будет болтать, я его знаю.
— Там были и другие.
Она прикусила губу. Эта ложь вырвалась непроизвольно. Ей не хотелось ни в чем обманывать его.
— Кто другие?
— Не знаю, — призналась она. — Так говорил Колин. Со слов Макклесфилда. Так что сегодня к вечеру об этом может заговорить пол-Лондона.
Саймон так явно, хотя и тихо, выругался, что она отступила от него.
— Если вы не женитесь на мне, — чуть слышно сказала она, — моя репутация будет безнадежно испорчена. Вы знаете наше общество.
— Чепуха! — возразил он, однако не слишком уверенно.
— Это чистая правда, Саймон. Она с трудом подняла на него глаза. Все ее будущее и сама его жизнь были поставлены на карту в эти минуты. Она не должна проиграть. Поражение повлечет за собой слишком страшные последствия… Для него! Для него!.. Но заговорила она о себе:
— Никто не станет смотреть в мою сторону. Меня отошлют куда-нибудь в медвежий угол, на самую окраину страны.
— Ваша мать никогда не сделает этого!
— Но я никогда не смогу выйти замуж, это вы знаете. — Она снова приблизилась к нему настолько, что ощутила тепло его тела. — На мне будет поставлен крест. У меня не будет ни мужа, ни семьи… Ни детей…
— Перестаньте! — закричал он. — Ради всех святых! Остановитесь!
Энтони, Бенедикт и Колин повернулись на его крик и хотели приблизиться, но Дафна, отчаянно мотая головой, остановила их.
— Почему вы отказываетесь на мне жениться, Саймон? — спросила она негромко. — Я знаю, вы меня любите… В чем же дело?
Он провел рукой по лицу, сморщился от боли. Черт, дело не только в синяках — болят виски. У него никогда раньше, насколько он помнит, не бывало головных болей…
Дафна… Зачем она подошла ближе? Кто ее просил? Зачем притронулась к его плечу, к щеке?.. Зачем она так? Он же ослаб… У него болит голова… Совсем нет сил сопротивляться…
— Саймон, — услышал он ее шепот, — спасите меня…
И она победила.
Глава 12
Дуэль, дуэль, дуэль… Есть ли в наше время что-нибудь более романтическое, возбуждающее и глупое?
Слуха вашего автора достигло сообщение о том, что на этой неделе она (то есть дуэль) чуть не про-
Изошла в одном из отдаленных уголков Риджентс-парка. Поскольку дуэли запрещены, ваш автор не станет называть имена участников, но, да будет вам известно, сам автор не перестает осуждать этот варварский способ разрешения споров и обид.
К великому счастью, в те минуты, когда этот выпуск «Хроники» станет достоянием благосклонных читателей, два идиота-дуэлянта (автор поостерегся бы называть их джентльменами, ибо этот ранг предполагает наличие в головах хотя бы капли разума, который как раз отсутствовал в то раннее утро у обоих неназванных) положат свои пистолеты на место.
Что же помешало им претворить в жизнь свое дьявольское намерение? Рискну предположить, что некий добрый ангел одарил их с небес мудрой улыбкой, которая развеяла в дым безрассудство и злобу.
Если предположение вашего автора правдоподобно, ему остается молить Господа, чтобы Он чаще велел своим добрым ангелам заглядывать в наши гостиные и танцевальные залы. Это значительно способствовало бы мирному общению людей и вообще улучшению нравов на нашей грешной планете.
«Светская хроника леди Уислдаун», 19 мая 1813 года
Саймон отнял руку от глаза и встретился со взглядом Дафны.
— Я женюсь на вас, — ответил он тоже шепотом, — но вам надо знать…
Фраза осталась неоконченной, ибо ее прервал радостный вопль Дафны, сопровождавшийся сильным, тоже радостным толчком в плечо собеседника.
— О, Саймон! Вы не пожалеете!
В глазах ее стояли слезы. Это были слезы счастья.
— Я сделаю вас счастливым, Саймон! Обещаю! — повторяла она. — Очень счастливым… Вы никогда не пожалеете…
— Постойте, — сказал он, слегка отстраняя ее. Ему было трудно наблюдать такое искреннее проявление радости. — Сначала послушайте.
Она продолжала улыбаться, но в глазах мелькнуло беспокойство.
— Послушайте, — продолжал он, — и тогда решайте, связывать ли со мной вашу жизнь.
Она слегка прикусила нижнюю губу и кивнула.
Саймон набрал в дрожащую грудь побольше воздуха. Как сказать ей то, что он собирается и должен сказать? И что говорить? Всю правду или только часть ее? Но ведь необходимо, чтобы она поняла… Если уж собирается стать его женой… Если намерена, как говорит, сделать его жизнь — их жизнь — счастливой…
Он судорожно сглотнул.
А он сам? Чем может ответить ей? Хотя бы честным признанием о себе. О своих намерениях и планах в жизни… Если будет жить…
Он должен дать ей последнюю возможность отказаться от брака, которым она хочет — он понимает это — в первую очередь спасти его.
— Дафна… — произнес он, и, как всегда, звук ее имени расслабил мышцы рта, овеял мгновенным теплом захолодевшую душу. — Дафна, если вы станете моей женой…
Она вновь приблизилась к нему почти вплотную и слегка подняла руку, как бы пытаясь защититься от его горящих глаз, напряженного голоса.
— Что с вами? — шепотом спросила она. — Что вас так угнетает? Уверена, ничего страшного…
— Я не… не могу иметь детей.
Вот. Он сказал. Почти что правду.
Ее губы раскрылись. Не от ужаса, даже не от удивления. Казалось, она вообще не слышала или не поняла его слов.
Эти слова, он понимал, были жестокими, очень жестокими, но он не мог поступить иначе. Нужно, чтобы она знала. Раз и навсегда.
— Если вы станете моей женой, — повторил он, — у вас не будет детей. Вы никогда не будете держать на руках ребенка, зачатого в любви, понимая, что он ваш, только ваш.
— Откуда вы это знаете? — спросила она до странного громко и бесстрастно.
— Знаю.
— Но ведь…
Он не дал ей договорить.
— Я не могу иметь детей, — повторил он раздельно и с какой-то жестокостью. — Вы должны знать об этом.
— Теперь знаю.
Ее губы слегка дрожали, словно она хотела сказать что-то еще, но не была уверена, нужно ли.
Он привык, что обычно она быстро отзывается на его слова, без колебаний прямо говорит то, что думает. Сейчас у него создалось впечатление, что она о чем-то умалчивает.
Конечно, видно, что она огорчена… Нет, куда больше — в отчаянии. Однако ее лицо оставалось холодным и неподвижным.
И еще одно он видел и понимал: она не знает, как отнестись к его словам, что ответить.
Он настолько был погружен в свои мысли, что забыл, где находится, и не сразу ощутил, что справа от него кто-то стоит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83