Огромное бревно, встав торчком, ударило овцу; она исчезла под водой и больше не появлялась.
Ник не собирался сдаваться. Обдирая руки в кровь и отчаянно работая ногами, он рвался к берегу.
Поздно — мгновение спустя бешеная ярость природы обрушилась и на него.
Он ощутил мощный удар и зашатался, безуспешно ловя ртом воздух. Увы — кругом была только вода.
Канат лопнул и вырвался из рук. Герцога несколько раз перевернуло в воде; потом что-то — может быть, бревно или ветка дерева — ударило его по голове.
И наступила тьма.
25.
К середине дня дождь прекратился, зато подул холодный, пронизывающий ветер. Все население Стоксберри-Хаттона сгрудилось на вершинах трех холмов: Церковного, Вязового и третьего, безымянного холма, когда-то служившего общественным пастбищем.
На этом третьем холме нашли себе укрытие доктор Стек и Софрония. Врач оказался здесь как нельзя более кстати: среди беженцев были беременные женщины, и у двух из них от усталости и пережитого волнения начались роды. Доктор Стек метался от одной роженицы к другой; Софрония, как всегда, спокойная и собранная, помогала ему в качестве медсестры.
Отец Мэри открыл для страждущих церковь и свой дом. Вопреки церковным правилам, он впустил в алтарь замерзших женщин и детей — сейчас преподобному Фенвику было не до соблюдения канонов.
В «Вязах» доктора не было. Реджи Пендрагон вместе с Айронфутом и несколькими конюхами отправился на поиски герцога, которого, как все уже слышали, смыло с моста волной, когда он спасал жителей Пустоши. Мужчины разделились на две поисковые команды и отправились обшаривать берега.
«Дай бог, чтобы хотя бы тело нашли», — говорили между собой слуги и утирали слезы.
Мэри не разрешала себе даже думать об этом. «Он жив, — повторяла она снова и снова. — Он не может умереть. Только не теперь — ведь я еще не сказала ему, что его люблю!»
Впрочем, предаваться отчаянию было некогда. Вместе с миссис Кодиган и Пенелопой Мэри готовила еду для беженцев, грела воду, раздавала одеяла замерзшим, устраивала в доме стариков, больных и маленьких детей — словом, дел было по горло, и тяжелая работа хоть немного отвлекала ее от ужасных мыслей.
Однако совсем отвлечься не удавалось. Снова и снова Мэри вспоминался душераздирающий рассказ шахтера о том, как вырванное с корнем дерево ударило Уэстермира по голове, как он погрузился в воду… и больше уже не вынырнул.
Мэри гнала от себя отчаяние. Она молилась и надеялась.
«Когда все потеряно, остается надежда», — говорил, бывало, отец. Как бы хотела она, чтобы папа сейчас был здесь!
Но Мэри знала, что сказал бы ей преподобный Фенвик: «Мужайся, дитя мое, и помни о своем долге. Сейчас не время предаваться скорби — ты должна помочь людям, которые нуждаются в тебе».
От миссис Кодиган толку было мало: бедная женщина бродила словно во сне и поминутно разражалась слезами. Зато Пенни Макдугал, несмотря на свою хрупкость, трудилась без устали и не позволяла себе ни слова жалобы.
На лужайке перед домом появлялись все новые беженцы; они приносили печальные вести.
Весь город уже скрылся под водой.
Мельник с семьей решил пересидеть наводнение дома; скорее всего вся семья погибла из-за его неразумного решения.
Возле моста у какого-то бедолаги завязла в грязи телега: городской бейлиф подошел, чтобы помочь ее вытащить, и в этот миг набежавшая волна захлестнула и потащила за собой их обоих вместе с телегой. Рабочему чудом удалось зацепиться за какой-то куст и выбраться на берег; бейлифа, по-видимому, уже нет в живых.
Многие беженцы захватили с собой еду, но большинство покинуло дома второпях, не взяв с собой ничего, кроме того, что на них надето. Более запасливые жители охотно делились своей едой с детьми и кормящими матерями.
Около трех часов дня слуга доложил Мэри, что иссякает питьевая вода. В усадьбе было два колодца — один возле кухни, другой на конюшне, но вода в обоих помутнела и приобрела неприятный привкус. Видимо, в колодцы просачивалась взбаламученная наводнением грязь.
Среди беженцев нарастали отчаяние и безысходность; отовсюду слышался плач и причитания. «Что с нами будет?» — спрашивали все. Слуги герцога сохраняли присутствие духа и утешали несчастных как могли. Мэри своими глазами видела, как чопорный и мрачный Помфрет, на лице которого никто никогда не видывал улыбки, делал «козу» какому-то плачущему малышу.
Вдвоем с Пенелопой Мэри водрузила на огонь огромный чугунный котел. Большинство беженцев ничего не ели с утра, и девушки решили сварить на всех овсянку.
Пенелопа с трудом подняла тяжелое ведро и налила в котел воды.
— Он жив, — убежденно говорила она. Разговор шел, конечно, об Уэстермире. — Ты ведь любишь его всем сердцем, правда? Тогда молись и верь, что бог не позволит ему погибнуть. Не позволяй мрачным мыслям взять над тобой верх! Помнишь, что писала об этом Мэри Уоллстон-крафт: «Женщина должна оставаться сильной, даже если всеми вокруг овладело отчаяние».
Мэри тяжело вздохнула. В последние несколько часов любой, кто оказывался с ней рядом, считал своим долгом уверить ее, что герцог Уэстермир наверняка спасся. Мэри понимала, что все эти люди стараются ее утешить, но от их фальшивых улыбок и натужно-бодрых голосов становилось так тошно, что временами ей хотелось кричать.
Пенелопа отправилась в кладовку за мясом. Мэри осталась у огня, ожидая, пока закипит вода в котле.
Сквозь открытую заднюю дверь она заметила, как по лужайке, хромая, пробирается какой-то человек. Мэри не знала его ни по имени, ни в лицо; ей показалось, что это чужак в городе.
На костлявых плечах незнакомца болтался изодранный черный плащ. Лицо словно у мертвеца — серое, осунувшееся, с огромными черными кругами вокруг лихорадочно блестящих глаз. Черные волосы висят спутанными сальными прядями. Когда-то, подумалось Мэри, этот человек был красив яркой южной красотой, но это было много лет назад. Сейчас он больше всего напоминал вампира из той книги, что читала Мэри вчера вечером.
Странный незнакомец сильно хромал, но двигался быстро и уверенно. Обернувшись, он поймал ее взгляд и вдруг свернул к ней.
— Что вам нужно? — поежившись, спросила Мэри.
Он молчал, не сводя с нее странно блестящих глаз.
— Скоро будет готова овсянка. — «Бог свидетель, — подумала Мэри, — этот человек, судя по всему, уже очень давно не ел досыта». — Сэр, вы больны? Если хотите, слуги устроят вас в доме.
Лицо его исказилось в судорожной гримасе, все тело затряслось — не сразу Мэри поняла, что он смеется.
— От тебя мне ничего не нужно, — произнес он хрипло, с сильным иностранным акцентом. — От Уэстермира — другое дело. Он не умрет, пока не заплатит свои долги.
Мэри смотрела на него, открыв рот от удивления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Ник не собирался сдаваться. Обдирая руки в кровь и отчаянно работая ногами, он рвался к берегу.
Поздно — мгновение спустя бешеная ярость природы обрушилась и на него.
Он ощутил мощный удар и зашатался, безуспешно ловя ртом воздух. Увы — кругом была только вода.
Канат лопнул и вырвался из рук. Герцога несколько раз перевернуло в воде; потом что-то — может быть, бревно или ветка дерева — ударило его по голове.
И наступила тьма.
25.
К середине дня дождь прекратился, зато подул холодный, пронизывающий ветер. Все население Стоксберри-Хаттона сгрудилось на вершинах трех холмов: Церковного, Вязового и третьего, безымянного холма, когда-то служившего общественным пастбищем.
На этом третьем холме нашли себе укрытие доктор Стек и Софрония. Врач оказался здесь как нельзя более кстати: среди беженцев были беременные женщины, и у двух из них от усталости и пережитого волнения начались роды. Доктор Стек метался от одной роженицы к другой; Софрония, как всегда, спокойная и собранная, помогала ему в качестве медсестры.
Отец Мэри открыл для страждущих церковь и свой дом. Вопреки церковным правилам, он впустил в алтарь замерзших женщин и детей — сейчас преподобному Фенвику было не до соблюдения канонов.
В «Вязах» доктора не было. Реджи Пендрагон вместе с Айронфутом и несколькими конюхами отправился на поиски герцога, которого, как все уже слышали, смыло с моста волной, когда он спасал жителей Пустоши. Мужчины разделились на две поисковые команды и отправились обшаривать берега.
«Дай бог, чтобы хотя бы тело нашли», — говорили между собой слуги и утирали слезы.
Мэри не разрешала себе даже думать об этом. «Он жив, — повторяла она снова и снова. — Он не может умереть. Только не теперь — ведь я еще не сказала ему, что его люблю!»
Впрочем, предаваться отчаянию было некогда. Вместе с миссис Кодиган и Пенелопой Мэри готовила еду для беженцев, грела воду, раздавала одеяла замерзшим, устраивала в доме стариков, больных и маленьких детей — словом, дел было по горло, и тяжелая работа хоть немного отвлекала ее от ужасных мыслей.
Однако совсем отвлечься не удавалось. Снова и снова Мэри вспоминался душераздирающий рассказ шахтера о том, как вырванное с корнем дерево ударило Уэстермира по голове, как он погрузился в воду… и больше уже не вынырнул.
Мэри гнала от себя отчаяние. Она молилась и надеялась.
«Когда все потеряно, остается надежда», — говорил, бывало, отец. Как бы хотела она, чтобы папа сейчас был здесь!
Но Мэри знала, что сказал бы ей преподобный Фенвик: «Мужайся, дитя мое, и помни о своем долге. Сейчас не время предаваться скорби — ты должна помочь людям, которые нуждаются в тебе».
От миссис Кодиган толку было мало: бедная женщина бродила словно во сне и поминутно разражалась слезами. Зато Пенни Макдугал, несмотря на свою хрупкость, трудилась без устали и не позволяла себе ни слова жалобы.
На лужайке перед домом появлялись все новые беженцы; они приносили печальные вести.
Весь город уже скрылся под водой.
Мельник с семьей решил пересидеть наводнение дома; скорее всего вся семья погибла из-за его неразумного решения.
Возле моста у какого-то бедолаги завязла в грязи телега: городской бейлиф подошел, чтобы помочь ее вытащить, и в этот миг набежавшая волна захлестнула и потащила за собой их обоих вместе с телегой. Рабочему чудом удалось зацепиться за какой-то куст и выбраться на берег; бейлифа, по-видимому, уже нет в живых.
Многие беженцы захватили с собой еду, но большинство покинуло дома второпях, не взяв с собой ничего, кроме того, что на них надето. Более запасливые жители охотно делились своей едой с детьми и кормящими матерями.
Около трех часов дня слуга доложил Мэри, что иссякает питьевая вода. В усадьбе было два колодца — один возле кухни, другой на конюшне, но вода в обоих помутнела и приобрела неприятный привкус. Видимо, в колодцы просачивалась взбаламученная наводнением грязь.
Среди беженцев нарастали отчаяние и безысходность; отовсюду слышался плач и причитания. «Что с нами будет?» — спрашивали все. Слуги герцога сохраняли присутствие духа и утешали несчастных как могли. Мэри своими глазами видела, как чопорный и мрачный Помфрет, на лице которого никто никогда не видывал улыбки, делал «козу» какому-то плачущему малышу.
Вдвоем с Пенелопой Мэри водрузила на огонь огромный чугунный котел. Большинство беженцев ничего не ели с утра, и девушки решили сварить на всех овсянку.
Пенелопа с трудом подняла тяжелое ведро и налила в котел воды.
— Он жив, — убежденно говорила она. Разговор шел, конечно, об Уэстермире. — Ты ведь любишь его всем сердцем, правда? Тогда молись и верь, что бог не позволит ему погибнуть. Не позволяй мрачным мыслям взять над тобой верх! Помнишь, что писала об этом Мэри Уоллстон-крафт: «Женщина должна оставаться сильной, даже если всеми вокруг овладело отчаяние».
Мэри тяжело вздохнула. В последние несколько часов любой, кто оказывался с ней рядом, считал своим долгом уверить ее, что герцог Уэстермир наверняка спасся. Мэри понимала, что все эти люди стараются ее утешить, но от их фальшивых улыбок и натужно-бодрых голосов становилось так тошно, что временами ей хотелось кричать.
Пенелопа отправилась в кладовку за мясом. Мэри осталась у огня, ожидая, пока закипит вода в котле.
Сквозь открытую заднюю дверь она заметила, как по лужайке, хромая, пробирается какой-то человек. Мэри не знала его ни по имени, ни в лицо; ей показалось, что это чужак в городе.
На костлявых плечах незнакомца болтался изодранный черный плащ. Лицо словно у мертвеца — серое, осунувшееся, с огромными черными кругами вокруг лихорадочно блестящих глаз. Черные волосы висят спутанными сальными прядями. Когда-то, подумалось Мэри, этот человек был красив яркой южной красотой, но это было много лет назад. Сейчас он больше всего напоминал вампира из той книги, что читала Мэри вчера вечером.
Странный незнакомец сильно хромал, но двигался быстро и уверенно. Обернувшись, он поймал ее взгляд и вдруг свернул к ней.
— Что вам нужно? — поежившись, спросила Мэри.
Он молчал, не сводя с нее странно блестящих глаз.
— Скоро будет готова овсянка. — «Бог свидетель, — подумала Мэри, — этот человек, судя по всему, уже очень давно не ел досыта». — Сэр, вы больны? Если хотите, слуги устроят вас в доме.
Лицо его исказилось в судорожной гримасе, все тело затряслось — не сразу Мэри поняла, что он смеется.
— От тебя мне ничего не нужно, — произнес он хрипло, с сильным иностранным акцентом. — От Уэстермира — другое дело. Он не умрет, пока не заплатит свои долги.
Мэри смотрела на него, открыв рот от удивления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63