Она казалась богиней, вышедшей из морской пены, чистым, неземным олицетворением красоты.
Щеки Мэри пылали стыдливым румянцем; но Доминик чувствовал, что вино и размышления о свободной любви придали ей смелости.
— Надеюсь, ваша светлость, — заговорила она, гордо подняв подбородок, — вы не собираетесь стрелять из лука?
— Что вы, моя милая, — хрипло ответил Ник. — У меня ведь и качелей нет!
Мэри села на кровать. Доминик смотрел на нее молча, чувствуя, как расплывается по лицу широчайшая и глупейшая улыбка. Впервые за много-много лет он потерял власть над собой: не знал, что говорить, что делать, знал только, что счастлив, как никогда в жизни.
Мэри подвинулась, освобождая ему место.
— О чем теперь поговорим? — лукаво улыбнувшись, спросила она.
12.
Мэри знала, что от вина кружится голова и веселеет на душе. Но никогда ей не случалось слышать, что от нескольких бокалов кларета подкашиваются ноги, в груди начинают бить крыльями сотни бабочек и весь мир окрашивается в золотые и розовые тона.
Должно быть, она слишком много выпила. А может быть, дело в том, что на ней ничегошеньки нет, а Уэстермир не сводит с нее глаз, и на лице его, обычно суровом и бесстрастном, за миг сменяется тысяча чувств.
— Хватит разговоров, — прошептал он хрипло, садясь рядом с ней на край кровати. — Перейдем к делу.
Плечи их соприкасались, шелк его халата ласкал кожу Мэри, а под шелком чувствовался жар его тела… Девушку бросало то в жар, то в холод, она не могла понять, нравится ей все это или нет, но знала одно: ни на что она не променяла бы эти волшебные мгновения.
— Или, может быть, у тебя еще остались вопросы? — пробормотал он.
Вопросы? Мэри не знала. Близость Доминика мешала ей мыслить здраво. Уголком глаза она заметила, что халат его снова распахнулся; взору Мэри открылись стройные сильные ноги, мускулистые бедра, а выше…
Выше скрывалось за полами халата то, о чем Мэри читала в книгах, то, что она видела на картинках, но никогда — в реальной жизни.
Ей вдруг стало страшно. Это не сон и не мечта, думала она; это все на самом деле. Через несколько минут они с герцогом Уэстермиром станут одним целым. Наступит «физическая близость», о которой она столько читала, но все же не представляла, что это такое.
— Нет, ваша светлость, — тихо ответила она, — я… у меня нет вопросов.
Не сводя с нее пристального взгляда, он поднес ее руку к губам. Нервная дрожь охватила Мэри. Герцог заключил ее в объятия. Она еще успела подумать, что неудобно обниматься, сидя рядышком на кровати, но в следующий миг губы его прикоснулись к ее губам, и Мэри забыла обо всем на свете.
Впервые в жизни она целовалась — страстно целовалась с мужчиной. Впервые прижималась к мускулистой мужской груди, обнимала возлюбленного за мощные плечи, робко и неумело отвечала на его яростный, требовательный поцелуй…
Язык его вдруг проник в ее влажный рот, и Мэри в изумлении отпрянула. Ничего подобного она не ожидала.
— Что это вы делаете? — воскликнула она. — Разве это… разве так положено?
Уэстермир, не отвечая, начал покрывать жадными поцелуями ее шею и плечи. Мэри почувствовала, что он дрожит.
Накрыв ладонями ее грудь, он нащупал маленькие тугие соски и принялся ласкать и теребить их, пока они не затвердели, словно бутоны, готовые расцвести. Мгновение спустя он коснулся соска губами — и у Мэри перехватило дыхание. Тело ее пожирал неведомый прежде огонь; она извивалась в сладкой муке, не в силах даже закричать — из уст ее вырывались только тихие сладостные стоны.
— Любовь моя, я не сделал тебе больно? — заботливо спросил он, отрываясь от ее груди.
Мэри подняла голову. Господи, что сталось с герцогом Уэстермиром? Сейчас он ничем не напоминал надменного и чопорного аристократа. Черные кудри его растрепались и в беспорядке падали на лицо; исчезла строгая складка рта, и в очертаниях влажных губ появилась чувственность. Глядя на него, Мэри не могла сдержать восторга — но в то же время ее пугала быстрота происходящего.
— Ангел мой, — хрипло прошептал герцог, — я тебя испугал? Прости, милая. Думаю, для начала мне стоит снять халат и сравняться с тобой в наготе.
Звучало это вполне разумно; но, когда Уэстермир сбросил халат и предстал перед нею во всем своем великолепии, Мэри почувствовала, что теряет рассудок.
Он был высок, широкоплеч, мускулист — но в то же время удивительно изящен. На груди и животе вздувались мощные мускулы; бицепсы поражали воображение. Грудь курчавилась мягкими темными волосами. Однако взор Мэри привлекала не грудь, не живот, не руки и не ноги, а совсем иная часть тела, гордо вздыбленная, пышущая страстью.
— Боже мой! — потрясенно прошептала Мэри. — Вы… он всегда… такой?
Секунду герцог озадаченно смотрел на нее, затем, рассмеявшись, лег на постель.
— Нет, милая, не всегда. Только когда мужчина очень сильно хочет женщину. А тебя, моя радость, я хочу безумно. Иди ко мне, — он протянул к ней руки, — ложись рядом со мной.
Но Мэри не двигалась с места.
— Вы сейчас совсем не похожи на тех персидских шахов из книги, — робко заметила она, — а японцы…
Доминик приподнялся, опираясь на локоть.
— Опять японцы? — проворчал он. — Мне казалось, с этой темой мы уже покончили!
— Да, но… — Мэри прикусила губу. — Понимаете, для меня это все настолько в новинку… Разрешите мне пока просто посмотреть на вас и… и… может быть, вы позволите потрогать?
Герцог окинул ее взглядом, в котором снисходительная улыбка смешалась с восхищением, затем лег и прикрыл глаза рукой.
— Только осторожно, милая, — проговорил он, — не делай резких движений и, ради бога, не оцарапай меня.
— Спасибо вам! — пылко ответила Мэри.
Осторожно, кончиком пальца она коснулась напряженного мужского естества, провела пальцем вверх и вниз, удивляясь силе, твердости и шелковистой гладкости пышущей жаром плоти.
Тихий стон сорвался с уст герцога.
— Вам больно? — воскликнула она, отдергивая руку. — О, простите! Я больше не…
К ее удивлению, герцог перехватил ее за руку и вернул обратно.
— Нет, сладкая моя, мне не больно… совсем не больно, — прошептал он. — А теперь обхвати его рукой и приласкай так, как сейчас делала.
— Не знаю… — неуверенно прошептала Мэри. Она уже не помнила, какое из ее движений вызвало столь бурные чувства, и боялась сделать что-нибудь не так.
И все же боязливо коснулась пальцами напряженной мужской плоти. Доминик вздрогнул и громко застонал… и девушка ощутила, как растет в ней ответное возбуждение. В потаенной глубине ее женского естества родился и рос теплый жар, а вслед за ним родилась странная, сладкая боль — словно ее телу чего-то недоставало… Мэри судорожно вздохнула, и дрожащие пальчики крепче сжали твердую горячую плоть.
Герцог стонал и корчился, словно в агонии, и Мэри начала серьезно беспокоиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Щеки Мэри пылали стыдливым румянцем; но Доминик чувствовал, что вино и размышления о свободной любви придали ей смелости.
— Надеюсь, ваша светлость, — заговорила она, гордо подняв подбородок, — вы не собираетесь стрелять из лука?
— Что вы, моя милая, — хрипло ответил Ник. — У меня ведь и качелей нет!
Мэри села на кровать. Доминик смотрел на нее молча, чувствуя, как расплывается по лицу широчайшая и глупейшая улыбка. Впервые за много-много лет он потерял власть над собой: не знал, что говорить, что делать, знал только, что счастлив, как никогда в жизни.
Мэри подвинулась, освобождая ему место.
— О чем теперь поговорим? — лукаво улыбнувшись, спросила она.
12.
Мэри знала, что от вина кружится голова и веселеет на душе. Но никогда ей не случалось слышать, что от нескольких бокалов кларета подкашиваются ноги, в груди начинают бить крыльями сотни бабочек и весь мир окрашивается в золотые и розовые тона.
Должно быть, она слишком много выпила. А может быть, дело в том, что на ней ничегошеньки нет, а Уэстермир не сводит с нее глаз, и на лице его, обычно суровом и бесстрастном, за миг сменяется тысяча чувств.
— Хватит разговоров, — прошептал он хрипло, садясь рядом с ней на край кровати. — Перейдем к делу.
Плечи их соприкасались, шелк его халата ласкал кожу Мэри, а под шелком чувствовался жар его тела… Девушку бросало то в жар, то в холод, она не могла понять, нравится ей все это или нет, но знала одно: ни на что она не променяла бы эти волшебные мгновения.
— Или, может быть, у тебя еще остались вопросы? — пробормотал он.
Вопросы? Мэри не знала. Близость Доминика мешала ей мыслить здраво. Уголком глаза она заметила, что халат его снова распахнулся; взору Мэри открылись стройные сильные ноги, мускулистые бедра, а выше…
Выше скрывалось за полами халата то, о чем Мэри читала в книгах, то, что она видела на картинках, но никогда — в реальной жизни.
Ей вдруг стало страшно. Это не сон и не мечта, думала она; это все на самом деле. Через несколько минут они с герцогом Уэстермиром станут одним целым. Наступит «физическая близость», о которой она столько читала, но все же не представляла, что это такое.
— Нет, ваша светлость, — тихо ответила она, — я… у меня нет вопросов.
Не сводя с нее пристального взгляда, он поднес ее руку к губам. Нервная дрожь охватила Мэри. Герцог заключил ее в объятия. Она еще успела подумать, что неудобно обниматься, сидя рядышком на кровати, но в следующий миг губы его прикоснулись к ее губам, и Мэри забыла обо всем на свете.
Впервые в жизни она целовалась — страстно целовалась с мужчиной. Впервые прижималась к мускулистой мужской груди, обнимала возлюбленного за мощные плечи, робко и неумело отвечала на его яростный, требовательный поцелуй…
Язык его вдруг проник в ее влажный рот, и Мэри в изумлении отпрянула. Ничего подобного она не ожидала.
— Что это вы делаете? — воскликнула она. — Разве это… разве так положено?
Уэстермир, не отвечая, начал покрывать жадными поцелуями ее шею и плечи. Мэри почувствовала, что он дрожит.
Накрыв ладонями ее грудь, он нащупал маленькие тугие соски и принялся ласкать и теребить их, пока они не затвердели, словно бутоны, готовые расцвести. Мгновение спустя он коснулся соска губами — и у Мэри перехватило дыхание. Тело ее пожирал неведомый прежде огонь; она извивалась в сладкой муке, не в силах даже закричать — из уст ее вырывались только тихие сладостные стоны.
— Любовь моя, я не сделал тебе больно? — заботливо спросил он, отрываясь от ее груди.
Мэри подняла голову. Господи, что сталось с герцогом Уэстермиром? Сейчас он ничем не напоминал надменного и чопорного аристократа. Черные кудри его растрепались и в беспорядке падали на лицо; исчезла строгая складка рта, и в очертаниях влажных губ появилась чувственность. Глядя на него, Мэри не могла сдержать восторга — но в то же время ее пугала быстрота происходящего.
— Ангел мой, — хрипло прошептал герцог, — я тебя испугал? Прости, милая. Думаю, для начала мне стоит снять халат и сравняться с тобой в наготе.
Звучало это вполне разумно; но, когда Уэстермир сбросил халат и предстал перед нею во всем своем великолепии, Мэри почувствовала, что теряет рассудок.
Он был высок, широкоплеч, мускулист — но в то же время удивительно изящен. На груди и животе вздувались мощные мускулы; бицепсы поражали воображение. Грудь курчавилась мягкими темными волосами. Однако взор Мэри привлекала не грудь, не живот, не руки и не ноги, а совсем иная часть тела, гордо вздыбленная, пышущая страстью.
— Боже мой! — потрясенно прошептала Мэри. — Вы… он всегда… такой?
Секунду герцог озадаченно смотрел на нее, затем, рассмеявшись, лег на постель.
— Нет, милая, не всегда. Только когда мужчина очень сильно хочет женщину. А тебя, моя радость, я хочу безумно. Иди ко мне, — он протянул к ней руки, — ложись рядом со мной.
Но Мэри не двигалась с места.
— Вы сейчас совсем не похожи на тех персидских шахов из книги, — робко заметила она, — а японцы…
Доминик приподнялся, опираясь на локоть.
— Опять японцы? — проворчал он. — Мне казалось, с этой темой мы уже покончили!
— Да, но… — Мэри прикусила губу. — Понимаете, для меня это все настолько в новинку… Разрешите мне пока просто посмотреть на вас и… и… может быть, вы позволите потрогать?
Герцог окинул ее взглядом, в котором снисходительная улыбка смешалась с восхищением, затем лег и прикрыл глаза рукой.
— Только осторожно, милая, — проговорил он, — не делай резких движений и, ради бога, не оцарапай меня.
— Спасибо вам! — пылко ответила Мэри.
Осторожно, кончиком пальца она коснулась напряженного мужского естества, провела пальцем вверх и вниз, удивляясь силе, твердости и шелковистой гладкости пышущей жаром плоти.
Тихий стон сорвался с уст герцога.
— Вам больно? — воскликнула она, отдергивая руку. — О, простите! Я больше не…
К ее удивлению, герцог перехватил ее за руку и вернул обратно.
— Нет, сладкая моя, мне не больно… совсем не больно, — прошептал он. — А теперь обхвати его рукой и приласкай так, как сейчас делала.
— Не знаю… — неуверенно прошептала Мэри. Она уже не помнила, какое из ее движений вызвало столь бурные чувства, и боялась сделать что-нибудь не так.
И все же боязливо коснулась пальцами напряженной мужской плоти. Доминик вздрогнул и громко застонал… и девушка ощутила, как растет в ней ответное возбуждение. В потаенной глубине ее женского естества родился и рос теплый жар, а вслед за ним родилась странная, сладкая боль — словно ее телу чего-то недоставало… Мэри судорожно вздохнула, и дрожащие пальчики крепче сжали твердую горячую плоть.
Герцог стонал и корчился, словно в агонии, и Мэри начала серьезно беспокоиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63