Потоки веселья хлынули дождем сквозь ветви деревьев, из-за чего фраза вышла обидной.
Мясистое лицо лейтенанта побагровело.
— Помогать Патрулю, естественно! В Содружестве Бог знает что творится, да и на других планетах дела идут не лучше. Требовать больше денег. Больше кораблей, больше средств связи, чтобы мы всегда могли быть в курсе, когда что-то не в порядке, людей побольше…
— Не побольше, а получше, — раздался новый голос, и из темноты вышел Ваун.
Так-так! Мэви забралась еще глубже в кусты. Она сначала задумалась, не перебрал ли и Ваун микса, и не мог ли этот лейтенант быть причиной его появления, но быстро сообразила, что обыкновенный лейтенант ничем не мог бы заинтересовать Вауна. Мужчина, во всяком случае.
Он нисколько не изменился с тех пор, как она видела его в последний раз, а поди вспомни, когда это было. Простая белая рубашка и шорты — военную форму он не переносил — стройный, загорелый мэн с высокомерием, не имеющим, как Вселенная, границ. На всех ему наплевать — в этом он не изменился.
До ушей довольный лейтенант оглядел его с ног до головы. Очевидно, до сих пор не узнал наглеца Вауна. Похоже, никто до сих пор не узнал. Хам был натуральным образом уверен, что нашел-таки, с кем померяться силой — что навряд ли входило в намерения Вауна.
— Думаю, я могу посчитать себя оскорбленным, — сказал лейтенант, принимая боевую стойку.
— Нравится — носи.
Вауна понесло. Он зарделся, задышал чаше, и явственные признаки его волнения добавили конфликту еще большую остроту. В Мэви пробудились воспоминания, заныли старые раны. Ваун!
Сонная улыбка ползала по лицу громилы-лейтенанта.
— Оскорблять Патруль опасно.
— А позорить — еще хуже, — кротко заметил Ваун. Мэви подумала, что только так и можно было поддеть лейтенанта.
— Кроме того, — ангельским голосом продолжал Ваун, — я не могу взять в толк, чего это вас так тревожит какое-то отдаленное будущее. Прожить еще четыре месяца — вот о чем не мешало бы задуматься всерьез.
— А тебе, малыш, еще четыре минуты, — проговорил кто-то из зевак театральным шепотом.
Кто-то захихикал, но лейтенант уже начал считаться с беспричинной самоуверенностью Вауна — штатские так не огрызаются.
— Почему… сэр?
— Из-за Q-корабля, естественно.
— Какого Q-корабля?
— Из Скица. Он должен был начать торможение уже много недель назад. Даже в нашей временной проекции, если он не начнет торможение в течение ближайших двух дней, значит, он и не собирается тормозить, и через одиннадцать недель от нас костей не соберешь. Он разобьет планету вдребезги.
На этот раз засмеялись все. Пьяный, наверное, или под кройлом…
Обстановка разрядилась. Некоторые девушки начали гримасничать.
Но не Мэви! У нее сердце екнуло. Она знала Вауна и знала, что врать — ниже его достоинства. Что бы он ни замышлял, он всегда говорил то, что думал. Если он говорил: «разобьет планету», значит, он имел в виду: «разобьет планету».
Боже милосердный!
— Самому зеленому прапорщику известно, — ухмыльнулся лейтенант, — что настроиться на приближающийся Q-корабль невозможно. Движение шаровой молнии непредсказуемо, а сингулярность сводит на нет эффект Допплера.
— Я это учел, — невозмутимо ответил Ваун. — Для триангуляции со станции Урт он достаточно близко. Точность девяносто пять процентов. Конечно, я понимаю, что до вашего уровня такие страшные факты не доходят.
— Давай, двинь ему, — изрек какой-то невидимый советчик.
Поразительно, что до сих пор никто не признал Вауна. Его это, должно быть, поразило больше всех. Теперь, конечно, одними разговорами ему не отделаться.
Спейсер будет настаивать на поединке, и придется доставать документы. А может, ему и в этом случае нет причин для беспокойства — Мэви никогда не видела, чтобы он дрался, но ведь и кулаками махать он может оказаться таким же мастером, как и во всем остальном, а в этом случае лейтенант просто не представляет, что его ждет.
Ваун по-прежнему был самым спокойным из всех присутствующих и ничуть не сомневался в своей способности справиться с чем и кем угодно. С демонстративным презрением он сунул руки в карманы — а ведь между соперниками и двух шагов не было — и улыбнулся.
— Таким образом, вы обвиняете Патруль в некомпетентности?
— Я? Я говорю, что ему стоило бы обратиться к своим непосредственным обязанностям — охранять планету, а потом уже беспокоиться о судьбе Галактики.
Пузырь умирает, сомнений нет. Те тридцать тысяч лет, о которых ты говорил, он гибнет. И я полагаю, будет гибнуть еще тридцать тысяч лет.
Лейтенант захихикал — спейсер никогда не назовет Вселенную Пузырем.
Спейсер сказал бы: «Империя». Сам же Ваун, по свойственному ему занудству, предпочитал слово «пончик», а сейчас он просто забросил удочку — и соперник клюнул.
Мэви сдвинулась было с места, но остановилась. Ваун рассчитывал, что его узнают все, но, похоже, узнала его только она. Это не значит, что она должна вмешаться. Он даже не знал, что она здесь, иначе ни за что бы не пришел в Аркадию. Он не молод и не станет сам себе вредить. А насчет Q-корабля — это он серьезно.
И тут, не вынимая рук из карманов, Ваун резко сменил тон и взревел, как на плацу.
— Марш домой, лейтенант! Вы позорите мундир, вы ведете себя, как зарвавшийся плебей, возомнивший себя аристократом.
Лейтенант, не сказав ни слова, рванулся вперед, замахал кулаками, но соперникам не суждено было оказаться слишком близко друг к другу — так и не вынув рук из карманов, Ваун воткнул сапог лейтенанту между ног, приподнял его над землей и отпустил. Лейтенант рухнул оземь. Завизжали женщины. Хлынула лавина брани. Охваченные жаждой восстановить справедливость, вскочили на ноги спейсеры. Мэви открыла рот…
Ваун развернулся и проревел кому-то в полутемном углу, где сидела Фейрн:
— Прапорщик!
С невнятным воплем ужаса парень, что сидел подле Фейрн, перелетел весь двор чуть не единым прыжком, неожиданно оказался прямо перед Вауном — фуражка аккуратно водружена на голову, безупречно отдана честь, а все остальное застыло каменной статуей. Все замерли. Все почему-то сразу показались какими-то нечесаными и помятыми на его фоне.
Мамочка, это все тот же? До сих пор? А Мэви думала, что Фейрн его уже послала.
Качественно, надо признать, сработано. Одно слово — и всякая мысль о массовой потасовке испарилась. Грохочут сапоги — встают навытяжку спейсеры.
Какая-то женщина принимается выть и зажимает себе рот рукой.
Фейрн вслед за приятелем выходит из темноты — сама грациозность является в синем, словно сапфир, обтягивающем платье. Отблески пламени переливаются на бледных руках, веселятся в медных волосах. Ваун на нее не обращает внимания. Не к добру.
— Вам известно, кто я такой?
— Сэр! — как хлыстом щелкнул прапорщик, но никто не заметил, чтобы шевельнулись его губы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Мясистое лицо лейтенанта побагровело.
— Помогать Патрулю, естественно! В Содружестве Бог знает что творится, да и на других планетах дела идут не лучше. Требовать больше денег. Больше кораблей, больше средств связи, чтобы мы всегда могли быть в курсе, когда что-то не в порядке, людей побольше…
— Не побольше, а получше, — раздался новый голос, и из темноты вышел Ваун.
Так-так! Мэви забралась еще глубже в кусты. Она сначала задумалась, не перебрал ли и Ваун микса, и не мог ли этот лейтенант быть причиной его появления, но быстро сообразила, что обыкновенный лейтенант ничем не мог бы заинтересовать Вауна. Мужчина, во всяком случае.
Он нисколько не изменился с тех пор, как она видела его в последний раз, а поди вспомни, когда это было. Простая белая рубашка и шорты — военную форму он не переносил — стройный, загорелый мэн с высокомерием, не имеющим, как Вселенная, границ. На всех ему наплевать — в этом он не изменился.
До ушей довольный лейтенант оглядел его с ног до головы. Очевидно, до сих пор не узнал наглеца Вауна. Похоже, никто до сих пор не узнал. Хам был натуральным образом уверен, что нашел-таки, с кем померяться силой — что навряд ли входило в намерения Вауна.
— Думаю, я могу посчитать себя оскорбленным, — сказал лейтенант, принимая боевую стойку.
— Нравится — носи.
Вауна понесло. Он зарделся, задышал чаше, и явственные признаки его волнения добавили конфликту еще большую остроту. В Мэви пробудились воспоминания, заныли старые раны. Ваун!
Сонная улыбка ползала по лицу громилы-лейтенанта.
— Оскорблять Патруль опасно.
— А позорить — еще хуже, — кротко заметил Ваун. Мэви подумала, что только так и можно было поддеть лейтенанта.
— Кроме того, — ангельским голосом продолжал Ваун, — я не могу взять в толк, чего это вас так тревожит какое-то отдаленное будущее. Прожить еще четыре месяца — вот о чем не мешало бы задуматься всерьез.
— А тебе, малыш, еще четыре минуты, — проговорил кто-то из зевак театральным шепотом.
Кто-то захихикал, но лейтенант уже начал считаться с беспричинной самоуверенностью Вауна — штатские так не огрызаются.
— Почему… сэр?
— Из-за Q-корабля, естественно.
— Какого Q-корабля?
— Из Скица. Он должен был начать торможение уже много недель назад. Даже в нашей временной проекции, если он не начнет торможение в течение ближайших двух дней, значит, он и не собирается тормозить, и через одиннадцать недель от нас костей не соберешь. Он разобьет планету вдребезги.
На этот раз засмеялись все. Пьяный, наверное, или под кройлом…
Обстановка разрядилась. Некоторые девушки начали гримасничать.
Но не Мэви! У нее сердце екнуло. Она знала Вауна и знала, что врать — ниже его достоинства. Что бы он ни замышлял, он всегда говорил то, что думал. Если он говорил: «разобьет планету», значит, он имел в виду: «разобьет планету».
Боже милосердный!
— Самому зеленому прапорщику известно, — ухмыльнулся лейтенант, — что настроиться на приближающийся Q-корабль невозможно. Движение шаровой молнии непредсказуемо, а сингулярность сводит на нет эффект Допплера.
— Я это учел, — невозмутимо ответил Ваун. — Для триангуляции со станции Урт он достаточно близко. Точность девяносто пять процентов. Конечно, я понимаю, что до вашего уровня такие страшные факты не доходят.
— Давай, двинь ему, — изрек какой-то невидимый советчик.
Поразительно, что до сих пор никто не признал Вауна. Его это, должно быть, поразило больше всех. Теперь, конечно, одними разговорами ему не отделаться.
Спейсер будет настаивать на поединке, и придется доставать документы. А может, ему и в этом случае нет причин для беспокойства — Мэви никогда не видела, чтобы он дрался, но ведь и кулаками махать он может оказаться таким же мастером, как и во всем остальном, а в этом случае лейтенант просто не представляет, что его ждет.
Ваун по-прежнему был самым спокойным из всех присутствующих и ничуть не сомневался в своей способности справиться с чем и кем угодно. С демонстративным презрением он сунул руки в карманы — а ведь между соперниками и двух шагов не было — и улыбнулся.
— Таким образом, вы обвиняете Патруль в некомпетентности?
— Я? Я говорю, что ему стоило бы обратиться к своим непосредственным обязанностям — охранять планету, а потом уже беспокоиться о судьбе Галактики.
Пузырь умирает, сомнений нет. Те тридцать тысяч лет, о которых ты говорил, он гибнет. И я полагаю, будет гибнуть еще тридцать тысяч лет.
Лейтенант захихикал — спейсер никогда не назовет Вселенную Пузырем.
Спейсер сказал бы: «Империя». Сам же Ваун, по свойственному ему занудству, предпочитал слово «пончик», а сейчас он просто забросил удочку — и соперник клюнул.
Мэви сдвинулась было с места, но остановилась. Ваун рассчитывал, что его узнают все, но, похоже, узнала его только она. Это не значит, что она должна вмешаться. Он даже не знал, что она здесь, иначе ни за что бы не пришел в Аркадию. Он не молод и не станет сам себе вредить. А насчет Q-корабля — это он серьезно.
И тут, не вынимая рук из карманов, Ваун резко сменил тон и взревел, как на плацу.
— Марш домой, лейтенант! Вы позорите мундир, вы ведете себя, как зарвавшийся плебей, возомнивший себя аристократом.
Лейтенант, не сказав ни слова, рванулся вперед, замахал кулаками, но соперникам не суждено было оказаться слишком близко друг к другу — так и не вынув рук из карманов, Ваун воткнул сапог лейтенанту между ног, приподнял его над землей и отпустил. Лейтенант рухнул оземь. Завизжали женщины. Хлынула лавина брани. Охваченные жаждой восстановить справедливость, вскочили на ноги спейсеры. Мэви открыла рот…
Ваун развернулся и проревел кому-то в полутемном углу, где сидела Фейрн:
— Прапорщик!
С невнятным воплем ужаса парень, что сидел подле Фейрн, перелетел весь двор чуть не единым прыжком, неожиданно оказался прямо перед Вауном — фуражка аккуратно водружена на голову, безупречно отдана честь, а все остальное застыло каменной статуей. Все замерли. Все почему-то сразу показались какими-то нечесаными и помятыми на его фоне.
Мамочка, это все тот же? До сих пор? А Мэви думала, что Фейрн его уже послала.
Качественно, надо признать, сработано. Одно слово — и всякая мысль о массовой потасовке испарилась. Грохочут сапоги — встают навытяжку спейсеры.
Какая-то женщина принимается выть и зажимает себе рот рукой.
Фейрн вслед за приятелем выходит из темноты — сама грациозность является в синем, словно сапфир, обтягивающем платье. Отблески пламени переливаются на бледных руках, веселятся в медных волосах. Ваун на нее не обращает внимания. Не к добру.
— Вам известно, кто я такой?
— Сэр! — как хлыстом щелкнул прапорщик, но никто не заметил, чтобы шевельнулись его губы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97