- Саларидзе! Еще один вопрос: пользовался ваш зять ружьем?
- Да, пользовался.
- Не предупредил ли он вас в последнюю минуту, в самую последнюю секунду, что ружье заряжено?
- Нет! Нет! - воскликнул Саларидзе. - Это он сказал потом, сказал глазами, понимаете?! Он умирал у меня на руках и сказал об этом мне, только мне! Мне сказали правду его глаза!
Саларидзе закрыл лицо руками и застыл...
- Уважаемый председатель! У меня больше вопросов нет.
- Нет ли вопросов у уважаемых заседателей? - спросил председатель.
Гулоян отрицательно покачал головой. Гоголадзе утвердительно кивнул.
- Пожалуйста, прошу вас!
- Подсудимый Саларидзе! Возвращался ли домой до того дня ваш зять в пьяном виде и в позднее время?
- Да, такие случаи бывали.
- В ваших показаниях есть такие слова: "Не было сомнения - он избивал мою дочь!" Не хотели ли вы сказать этим, что ваш зять бил жену и до этого случая?
- Не знаю... Насчет избиения не знаю... Но за последнее время он часто пил, скандалил, дебоширил, вообще в пьяном виде вел себя отвратительно!
- Уточните: часто пил, часто скандалил или часто бил?
- Я уточняю: пил, скандалил, вел себя по-хамски! Что здесь непонятного!
- Подсудимый Саларидзе! Вы напрасно нервничаете! Мы хотим установить облегчающие вашу вину обстоятельства, поэтому не обижайтесь, если мы задаем вопросы, даже незначительные! Все, что здесь делается, - в вашу же пользу! - объяснил заседатель Гоголадзе.
- Благодарю вас! - нервозно ответил Саларидзе.
- Вот именно, вы должны быть благодарны нам! А теперь скажите, что значит: "за последнее время"?
- Не понял вас!
- Вы заявили: "За последнее время он часто пил, скандалил..." Что вы подразумеваете под выражением "последнее время": год, два года, позавчера, вчера?
- Год, примерно год, как это началось...
- А что же с вашим зятем произошло год тому назад? Почему он вдруг стал пить и скандалить?
- Не знаю!
- В своих показаниях вы дважды произнесли "комната моей дочери и зятя". И вообще, вы называете сперва дочь, а потом зятя.
- Да, это так.
- Почему?
- Потому что дочь - моя дочь, а комната эта ее, дочери, а он перебрался к нам после того, как стал ее мужем.
- Так. Понятно.
- Что значит - понятно! - взорвался Саларидзе. - А как, по-вашему, я должен называть комнату в моем доме - "комната зятя"?! Это, по-вашему, было бы правильнее?!
- Было бы правильнее назвать так: "их комната".
Саларидзе вздохнул.
- Еще вопрос. Вы сказали государственному обвинителю, что крикнули зятю: "Убирайся Из моего дома!" Так?
- Да, так!
- Тем самым вы намекнули своему зятю на то, что он живет не в собственном, а в чужом, то есть в вашем, доме?
- Это он знал без моих намеков!
- Значит, в чужом доме, да?
- Пока я жив, мой дом будет называться моим домом! А после моей смерти... - Саларидзе вдруг осекся, поняв, что сказал нечто глупое и ненужное... А заседатель, не дав ему опомниться, продолжал с видом победителя:
- А не кажется ли вам, Саларидзе, что такая ваша позиция послужила причиной пьянства и хамского, как вы говорите, поведения вашего зятя?
- Нет, не кажется! - упрямо ответил Саларидзе.
- Что же в таком случае? Может, друзья?
- Нет!
- Женщины?
- Нет!
- Может, он завел любовницу?
- Нет!
- Перестал заботиться о семье?
- Нет!
- Что же тогда, что?
- Деньги!
- Что? - лицо Гоголадзе перекосилось от удивления.
- Деньги!
- Ничего не понимаю...
- Год тому назад мой зять был отличным парнем, уважительным, спокойным, что называется, тише воды, ниже травы... Но вот однажды он вернулся домой навеселе, стал посреди комнаты с несколько смущенным, но вместе с тем победоносным видом и небрежно бросил на стол пачку двадцатипятирублевок.
- Что это? - спросила дочь.
- Моя доля! - ответил зять. Дочь унесла деньги в свою комнату.
- Откуда это? - спросил я.
- Из тигриного зада! Так он и ответил мне, уважаемый народный заседатель! - обернулся Саларидзе к Гоголадзе. Тот промолчал. - Вот с того дня и началось крушение нашей семьи... Спустя неделю зять выразил во время обеда недовольство, что за столом нет хашламы*. Потом он как-то заявил, что плевал на такую семью, где в подвале не сыщется хотя бы тонна вина, дюжина ящиков "Боржоми", две дюжины пльзенского пива да сотня сушеной воблы. В следующий раз, когда он снова принес деньги и я опять спросил откуда они, он по-прежнему сослался на тигриный зад и добавил, что я только напрасно занимаю свое место на работе и что вообще мое поколение не умеет жить.
_______________
* Х а ш л а м а - мясное блюдо.
- Минуточку! - прервал подсудимого председатель. - А спрашивала ли ваша дочь у мужа, где и как он добывает деньги?
- К несчастью, об этом жены мужей не спрашивают!
- Дальше? - спросил председатель.
- Я предостерег его, что в один прекрасный день он попадет за решетку и с него спросят за все. Он ответил на это, что все мы давно уже арестованы и отбываем наказание, только не чувствуем этого... Когда же я возразил, что отнюдь не отбываю никакого наказания и спокойно сплю, потому что не совершаю бесчестных поступков, он рассмеялся мне прямо в лицо.
- Почему так?
- "Давление сто восемьдесят на сто, острая стенокардия, отложение солей, бронхиальная астма, эмфизема! Я и твоя дочь с минуты на минуту ждем твоего конца! И это ты называешь спокойным сном?" - вот как он ответил мне... Затем вдруг обнаружил, что у моей дочери, оказывается, низкая талия, редкие зубы и некрасивый нос, что она, подобно своим подругам, сплетница и провинциалка и что читает она ночи напролет лишь для того, чтобы производить на людях впечатление умной, начитанной женщины... Ни я, ни моя дочь ни разу не напомнили ему, что в наш дом он явился в залатанных брюках, рваных туфлях и перелицованном пиджаке и что на работу, откуда он сейчас таскал эти проклятые деньги, он пошел в моих брюках.
- У людей плохая память! - вставил председатель.
- Наоборот, память у людей настолько хороша, что они не забывают забыть все, абсолютно все!
- Оглядываться никто не любит. Люди боятся, как бы, оглянувшись, не провалиться в яму, - произнес прокурор.
- Поэтому, прежде чем оглянуться, следует остановиться. Нельзя оглядываться и бежать вперед одновременно! Тем более если впереди яма, колодец, пропасть... Понятно? - спросил подсудимый.
- Подсудимый Саларидзе! Вопросы здесь задаем мы! - напомнил председатель и сам же смутился.
- О да, извиняюсь! - спохватился Саларидзе.
- Продолжайте!
Подсудимый задумался, припоминая, на чем он остановился, потом продолжал:
- Однажды он с сожалением заметил, что моя дочь похожа на меня... Он деградировал с катастрофической быстротой... Приносил домой уйму продуктов, одежды, обуви. Только за полгода купил жене три шубы, десятки пар сапог, туфель, целую дюжину платьев, дорогие кольца, браслеты... Все это он приносил обычно пьяный и швырял прямо на пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
- Да, пользовался.
- Не предупредил ли он вас в последнюю минуту, в самую последнюю секунду, что ружье заряжено?
- Нет! Нет! - воскликнул Саларидзе. - Это он сказал потом, сказал глазами, понимаете?! Он умирал у меня на руках и сказал об этом мне, только мне! Мне сказали правду его глаза!
Саларидзе закрыл лицо руками и застыл...
- Уважаемый председатель! У меня больше вопросов нет.
- Нет ли вопросов у уважаемых заседателей? - спросил председатель.
Гулоян отрицательно покачал головой. Гоголадзе утвердительно кивнул.
- Пожалуйста, прошу вас!
- Подсудимый Саларидзе! Возвращался ли домой до того дня ваш зять в пьяном виде и в позднее время?
- Да, такие случаи бывали.
- В ваших показаниях есть такие слова: "Не было сомнения - он избивал мою дочь!" Не хотели ли вы сказать этим, что ваш зять бил жену и до этого случая?
- Не знаю... Насчет избиения не знаю... Но за последнее время он часто пил, скандалил, дебоширил, вообще в пьяном виде вел себя отвратительно!
- Уточните: часто пил, часто скандалил или часто бил?
- Я уточняю: пил, скандалил, вел себя по-хамски! Что здесь непонятного!
- Подсудимый Саларидзе! Вы напрасно нервничаете! Мы хотим установить облегчающие вашу вину обстоятельства, поэтому не обижайтесь, если мы задаем вопросы, даже незначительные! Все, что здесь делается, - в вашу же пользу! - объяснил заседатель Гоголадзе.
- Благодарю вас! - нервозно ответил Саларидзе.
- Вот именно, вы должны быть благодарны нам! А теперь скажите, что значит: "за последнее время"?
- Не понял вас!
- Вы заявили: "За последнее время он часто пил, скандалил..." Что вы подразумеваете под выражением "последнее время": год, два года, позавчера, вчера?
- Год, примерно год, как это началось...
- А что же с вашим зятем произошло год тому назад? Почему он вдруг стал пить и скандалить?
- Не знаю!
- В своих показаниях вы дважды произнесли "комната моей дочери и зятя". И вообще, вы называете сперва дочь, а потом зятя.
- Да, это так.
- Почему?
- Потому что дочь - моя дочь, а комната эта ее, дочери, а он перебрался к нам после того, как стал ее мужем.
- Так. Понятно.
- Что значит - понятно! - взорвался Саларидзе. - А как, по-вашему, я должен называть комнату в моем доме - "комната зятя"?! Это, по-вашему, было бы правильнее?!
- Было бы правильнее назвать так: "их комната".
Саларидзе вздохнул.
- Еще вопрос. Вы сказали государственному обвинителю, что крикнули зятю: "Убирайся Из моего дома!" Так?
- Да, так!
- Тем самым вы намекнули своему зятю на то, что он живет не в собственном, а в чужом, то есть в вашем, доме?
- Это он знал без моих намеков!
- Значит, в чужом доме, да?
- Пока я жив, мой дом будет называться моим домом! А после моей смерти... - Саларидзе вдруг осекся, поняв, что сказал нечто глупое и ненужное... А заседатель, не дав ему опомниться, продолжал с видом победителя:
- А не кажется ли вам, Саларидзе, что такая ваша позиция послужила причиной пьянства и хамского, как вы говорите, поведения вашего зятя?
- Нет, не кажется! - упрямо ответил Саларидзе.
- Что же в таком случае? Может, друзья?
- Нет!
- Женщины?
- Нет!
- Может, он завел любовницу?
- Нет!
- Перестал заботиться о семье?
- Нет!
- Что же тогда, что?
- Деньги!
- Что? - лицо Гоголадзе перекосилось от удивления.
- Деньги!
- Ничего не понимаю...
- Год тому назад мой зять был отличным парнем, уважительным, спокойным, что называется, тише воды, ниже травы... Но вот однажды он вернулся домой навеселе, стал посреди комнаты с несколько смущенным, но вместе с тем победоносным видом и небрежно бросил на стол пачку двадцатипятирублевок.
- Что это? - спросила дочь.
- Моя доля! - ответил зять. Дочь унесла деньги в свою комнату.
- Откуда это? - спросил я.
- Из тигриного зада! Так он и ответил мне, уважаемый народный заседатель! - обернулся Саларидзе к Гоголадзе. Тот промолчал. - Вот с того дня и началось крушение нашей семьи... Спустя неделю зять выразил во время обеда недовольство, что за столом нет хашламы*. Потом он как-то заявил, что плевал на такую семью, где в подвале не сыщется хотя бы тонна вина, дюжина ящиков "Боржоми", две дюжины пльзенского пива да сотня сушеной воблы. В следующий раз, когда он снова принес деньги и я опять спросил откуда они, он по-прежнему сослался на тигриный зад и добавил, что я только напрасно занимаю свое место на работе и что вообще мое поколение не умеет жить.
_______________
* Х а ш л а м а - мясное блюдо.
- Минуточку! - прервал подсудимого председатель. - А спрашивала ли ваша дочь у мужа, где и как он добывает деньги?
- К несчастью, об этом жены мужей не спрашивают!
- Дальше? - спросил председатель.
- Я предостерег его, что в один прекрасный день он попадет за решетку и с него спросят за все. Он ответил на это, что все мы давно уже арестованы и отбываем наказание, только не чувствуем этого... Когда же я возразил, что отнюдь не отбываю никакого наказания и спокойно сплю, потому что не совершаю бесчестных поступков, он рассмеялся мне прямо в лицо.
- Почему так?
- "Давление сто восемьдесят на сто, острая стенокардия, отложение солей, бронхиальная астма, эмфизема! Я и твоя дочь с минуты на минуту ждем твоего конца! И это ты называешь спокойным сном?" - вот как он ответил мне... Затем вдруг обнаружил, что у моей дочери, оказывается, низкая талия, редкие зубы и некрасивый нос, что она, подобно своим подругам, сплетница и провинциалка и что читает она ночи напролет лишь для того, чтобы производить на людях впечатление умной, начитанной женщины... Ни я, ни моя дочь ни разу не напомнили ему, что в наш дом он явился в залатанных брюках, рваных туфлях и перелицованном пиджаке и что на работу, откуда он сейчас таскал эти проклятые деньги, он пошел в моих брюках.
- У людей плохая память! - вставил председатель.
- Наоборот, память у людей настолько хороша, что они не забывают забыть все, абсолютно все!
- Оглядываться никто не любит. Люди боятся, как бы, оглянувшись, не провалиться в яму, - произнес прокурор.
- Поэтому, прежде чем оглянуться, следует остановиться. Нельзя оглядываться и бежать вперед одновременно! Тем более если впереди яма, колодец, пропасть... Понятно? - спросил подсудимый.
- Подсудимый Саларидзе! Вопросы здесь задаем мы! - напомнил председатель и сам же смутился.
- О да, извиняюсь! - спохватился Саларидзе.
- Продолжайте!
Подсудимый задумался, припоминая, на чем он остановился, потом продолжал:
- Однажды он с сожалением заметил, что моя дочь похожа на меня... Он деградировал с катастрофической быстротой... Приносил домой уйму продуктов, одежды, обуви. Только за полгода купил жене три шубы, десятки пар сапог, туфель, целую дюжину платьев, дорогие кольца, браслеты... Все это он приносил обычно пьяный и швырял прямо на пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40