- Как вы сказали?
- Человек - не фреска, которая смотрится лишь в одной плоскости. Человек - это скульптура, которую следует обозревать с той точки, с которой она воспринимается всего лучше, всего красивее.
- Вы правы, уважаемая Анна, но убийство, совершенное в ресторане, это не искусство и тюрьма - не выставочный зал.
- Ответ остроумный, но неверный. Если воспитание человека искусство, то человека следует рассматривать как произведение искусства.
- Но почему вы думаете, что ваш сын - произведение искусства, а я, мои сотрудники и свидетели - толпа профанов, тупо глазеющая на экспонаты выставочного зала?
- Я имела в виду не вас. Но ваш следователь Гагуа действительно может оказаться в роли профана, ничего не понимающего в искусстве...
- Почему?!
- Потому что ему не хватает именно того, в чем так нуждается мой сын.
- То есть?
- Человеколюбия, вдумчивости и терпения.
- Чем же тогда располагает, по-вашему, Гагуа?
- Одним Уголовным кодексом.
- А разве этого мало?
- Мало! Без гуманности и доброты - очень мало!
- И вы уверены, что, если я передам другому следователю дело вашего сына, это спасет его?
- Безусловно.
- Впервые вижу мать, настолько уверенную в правоте своего сына!
- Я верю не сыну, а самой себе.
- Хорошо, если так.
- Да, так, потому что я вырастила его не убийцей!
- Ни одна мать не растит сына убийцей, морфинистом и вором.
- Уважаемый товарищ министр, дайте мне свидание с сыном!
- До окончания следствия свидание исключено.
- Разрешите свидание, и он мне скажет всю правду!
- Невозможно!
- В порядке исключения!
- Такие исключения у нас не приняты.
- Он мне признается во всем!
- Вы так думаете?
- Уверена!
Мне стало не по себе. Неужели она так уверена в своих силах и в честности своего сына, что обещает мне сделать то, что обязан сделать я, установить причину?! Как мне быть? Отказать ей? Разрешить?
- Как бы вы поступили на моем месте? - спросил я.
Женщина улыбнулась.
- Чему вы улыбаетесь?
- На вашем месте я освободила бы всех заключенных и вывесила бы в тюремных окнах белые флаги. Поэтому-то, наверно, я и не сижу на вашем месте...
- Вот видите, значит, я прав!
- Разумеется, вы правы. Но теперь поставьте на мое место вашу мать!
- Этого я не могу представить, потому что никогда моя мать не станет матерью уб... - Я запнулся.
Женщина опустила голову.
- Хорошо. Я постараюсь устроить свидание! - сказал я.
- Наверно, у вас очень много просителей? - спросила она, вставая.
- Раньше было больше. Теперь почти нет.
- Почему?
- Убедились, что я никому не помогаю.
- Неправда. Ваши глаза говорят обратное.
- Не льстите мне. Если ваш сын виновен, я палец о палец не ударю ради него!
- Спасибо. Больше мне от вас ничего не нужно!
Женщина повернулась и вышла из кабинета, даже не попрощавшись со мной...
Я снял телефонную трубку, набрал номер.
- Полковник Асатиани слушает!
- Принесите мне дело обвиняемого Зазы Накашидзе.
- Слушаюсь, товарищ генерал!
Дело обвиняемого Зазы Накашидзе... Дело обвиняемого Зазы Накашидзе... Оно переходит из рук в руки, из комнаты в комнату, из коридора в коридор... И я вдруг вспомнил - кто эта женщина!
До того, как меня арестовали, она была моей родной матерью, а я до того, как стать министром, был ее родным сыном...
- Доброе утро, убийцы! Доброе утро, воры! Доброе утро, грабители, мошенники, растратчики, аферисты, распутники! Доброе утро, чтоб вам провалиться! Просыпайтесь, вставайте! - вопит Шошиа.
Камера потягивается, кряхтит, вздыхает и... просыпается. Просыпаюсь и я. На моей подушке весело играет пробравшийся сквозь оконную решетку луч солнца.
- Что за наказание! Человеку не дадут поспать! - ворчит Девдариани.
- Доброе утро, Заза! - приветствует меня Шошиа.
- Доброе утро, Шошиа! - отвечаю я.
А луч солнца уже соскользнул с подушки и полез по стене. Еще минут пять, и он уйдет из камеры...
- Как спалось, дорогой Заза? - интересуется Шошиа.
- Так себе, Шошиа, - нехотя отвечаю я.
- Что, сон дурной приснился?
- Странный, странный сон, Шошиа!
- Какой?
- Приснилось мне, что я - министр внутренних дел! - признался я.
- Ну, а дальше?
- Что - дальше?
- Что же ты сделал?
- А что я мог сделать за каких-то полчаса?
- Господи, он еще спрашивает! За полчаса Обэхээс тридцать человек наших арестовал, а ты, министр, не сумел освободить всего каких-то девять?
- Каких девять? - не понял я.
- Да нас же, нас, кого же еще, эгоист ты паршивый! Чтоб ты сгнил в этой тюрьме! Был министром и не вспомнил друзей, да еще каких друзей? Боже, где твоя справедливость? Такого дурака во сне министром назначаешь, а мне всю ночь снится один ежевичный сок!.. Люди, убейте этого мерзавца!
Я чувствовал себя виновным и поэтому молчал понурив голову.
- Шошиа! Если ты еще раз вздумаешь будить нас спозаранку, пеняй на себя! - предупредил Девдариани.
- А что, Лимон, разве я не прав?
- Прав, но я все же предупреждаю тебя! - повторил Девдариани и начал одеваться.
- Шошиа нагнулся ко мне:
- Заза, ты на самом деле был министром?
- Был, Шошиа, был. И впрямь я поступил как эгоист! Каюсь!
Шошиа задумался.
- Будь осторожен, Заза... Большой человек во сне не к добру! Вот мне, помню, в сорок первом приснился директор нашей школы, а на другой день началась война!.. Эх... - Шошиа вздохнул и стал карабкаться на окно.
- Пришел!
- Кто, Шошиа?
- Этот, наш пьяница!.. Ну, налей же!.. Налей, скотина!.. Не отказывай человеку!.. Налей в долг, бессовестный. Двадцати копеек жалеешь? Выйду, отдам тебе червонец!.. Уф, слава богу, налил!.. Но что он делает?.. Вот идиот!
- В чем дело, Шошиа?
- Пену сдувает! Дурак! Там ведь и без того полкружки!.. Не могу смотреть на такую глупость!.. - Шошиа почти плакал.
- Что же ему делать, Шошиа! Вся прелесть - в сдувании пены! Забыл разве? Вот так... - Я показал, как берут в руки кружку с пивом, как сдувают пену, как не спеша, смакуя, начинают тянуть холодный напиток... И вдруг мне до потери сознания захотелось выпить хоть глоточек пива.
- Прав ты, прав, дорогой Заза! - вздохнул Шошиа.
- Шошиа, Саят-Нову не видел во сне? - спросил Гулоян.
- Знаю я, зачем ты вспомнил Саят-Нову! - догадался Шошиа. - Песни моей захотелось послушать? Нет, не видел!
- Э-э-э, что же ты тогда видел?
- Не говори!.. Вчера всю ночь я провел на улицах Тбилиси... Кутил на Мтквари с зурначами... Потом пошел в Сиони. Зажег свечи. Потом помолился богу, поблагодарил его за освобождение и обещал навсегда забыть про государственные деньги. А потом вернулся в церковь, поставил новые свечи и попросил бога: "Разреши мне, боже, брать самую малость!" А бог отвечает: "Знаю я тебя! Небось отхватил миллион с хвостиком!" Хорошо еще, не знал старик, что этот "хвостик" - девятьсот тысяч!
- Новыми или старыми? - спросил удивленный Чейшвили.
- Болван! Миллион девятьсот тысяч новыми - весь бюджет Грузии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40