Я открываю глаза. У моего изголовья стоит Солнце. Теплая его рука нежно поглаживает мою щеку.
- Здравствуй! - говорю я, щурясь от удовольствия.
- Здравствуй! Проснись, я ухожу!
- Еще пять минут, - умоляю я.
- Я не могу ждать пять минут. Я не могу оставаться пять минут на одном месте - это от меня не зависит... Вставай!
- Иду! Потерпи немного! - вскакиваю я.
- Ну, пошли!
- Пошли!
Мы легко пробрались сквозь решетку, скользнули по красной жестяной кровле административного корпуса, свернули налево, поднялись по склону горы и очутились у стен Нарикала.
- Подожди меня здесь. Вечером я зайду за тобой! - предупредило меня Солнце и... ушло.
Солнце ушло.
Я сижу за огромным письменным столом и разбираю утреннюю почту. Большинство писем анонимные. Люди доносят друг на друга: у кого под каким деревом зарыты деньги, где и в какой стене замурованы кубышки, полные золота и драгоценностей, кто за сколько продает свою должность или свой пай в "деле", кто в каком ресторане устраивает кутежи с музыкантами и проститутками, кто сколько выпивает шампанского, у кого подложный диплом, кто и сколько - в том числе и мои сотрудники - берет за прописку, за оформление автомашины, за устройство на работу, за предоставление квартиры и за многое, многое другое...
Читая такие письма, перестаешь верить, что существуют на свете чистый воздух, поющая птичка, безоблачное небо... Все кажется втоптанным в грязь, смешанным с прахом, покрытым плесенью, и сама наша многострадальная Земля представляется смердящим скопищем зла... Стены собственного кабинета надвигаются на меня, потолок давит, и, чтобы не задохнуться в этой каменной коробке, я выбегаю на улицу. Я жажду встретить знакомого, друга, заглянуть в его добрые, умные глаза, увидеть его светлую улыбку, пожать его честную теплую руку. Вот и он!
- Здравствуй, Заза!
Милый мой, дорогой, хороший человек! Воротник твоей белоснежной сорочки чуть протерт, и обувь твоя изрядно потрепана. Но загорелое твое лицо светится искренней радостью, и улыбка твоя чиста и открыта...
- Устал? - спрашивает он.
- Устал. Очень устал. Вот здесь болит! - Я кладу руку на свое темя.
- Тяжелая у тебя работа... Как ты поседел, дорогой! - говорит он тихо.
- Ты на перерыве? - спрашиваю я.
- Какой там перерыв! Бегу на совещание... - Он бросает взгляд на часы, - видно, опаздывает.
- Загляни ко мне, не стесняйся, если что понадобится... - говорю я.
- Не дай бог! - смеется он. - А просто так зайду непременно!
- Да, да, зайди просто так! - прошу я.
Мы расстаемся, и мне становится легче на душе. Я вспоминаю, что есть на свете чистый воздух и прозрачная речка, молодая трава и зеленое дерево, живой цветок и поющая птичка, и что небо не всегда облачно, и что на нашей многострадальной Земле не так уж много грязи и зловония, как это кажется авторам тех анонимок... Эти письма следовало бы сжечь, но - увы! некоторые из них содержат правду. Их нужно проверить. Вот еще письмо. Оно касается лично меня.
"Уважаемый "министр"!
(Слово "министр" почему-то в кавычках.)
Не думайте, что на свете нет правды и зло не наказывается. Придет в ваш черед, увижу я и вашу жену с "передачей" в руках у дверей "губернской"! Чингисхан и Тамерлан - и те не причинили Грузии столько зла, сколько творите вы! Тюрьмы полны грузин! О чем вы думаете! И вы называете себя грузином?! Подобного вам "грузина" следует убить как собаку!"
"Судьба". Так подписан этот грязный пасквиль.
Слепец! Неужто он не понимает, что я - министр внутренних дел республики, за мной - войска, оружие, закон. У меня мощный институт современных средств розыска, уникальные экспертные лаборатории. Я могу за один день установить личность этого глупого анонимщика и...
Я сжигаю письмо в пепельнице. Бумага горит, тлеет, и легкие хлопья пепла, словно мотыльки, начинают кружить в воздухе.
Я нажимаю кнопку электрического звонка. Входит секретарша.
- Тиночка, возьми почту и захвати заодно пепельницу, вытряхни ее как следует...
- Вас ожидает какая-то пожилая женщина...
- Кто такая?
- Чья-то мать.
- Мать? Пусть подождет немного.
- Она давно ждет.
- Что ей надо?
- Она хочет видеть вас! - улыбается девушка.
- Чему ты улыбаешься?
- Все они хотят видеть вас. Я спрашиваю - "по какому делу?" Они отвечают одинаково: "Об этом я скажу самому министру!"
- Пусть войдет.
В кабинет вошла седая, но довольно еще моложавая и очень симпатичная женщина в старом коверкотовом плаще, с синей в белую крапинку косынкой на шее. Я привстал, поклонился и сел. Женщина ответила исполненным достоинства кивком головы. Лицо, весь облик женщины показались мне знакомыми. Боже мой, где я мог ее видеть?
- Садитесь, пожалуйста!
Женщина приблизилась к длинному приставному столу и присела на крайний стул. На лице ее - грустном и гордом - ясно отражались следы страданий и душевной борьбы; видно было, что она долго колебалась, прежде чем решилась прийти ко мне, - такие люди редко, разве только в исключительных случаях, идут к кому-нибудь с просьбой. Женщина волновалась. Левой рукой она комкала платок, а ее лежащая на столе правая рука с двумя пожелтевшими пальцами заядлой курильщицы заметно дрожала.
- Что вам угодно, уважаемая? - спросил я.
- Я пришла по поводу моего сына, - ответила женщина. И голос ее дрогнул, рот покривился.
Я быстро поднялся, поставил перед ней стакан с водой и положил пачку сигарет.
- Вот, пожалуйста, выпейте воды, закурите, успокойтесь и потом расскажите все. Только не надо плакать, иначе ничего у нас не получится.
Женщина отпила воду, но к сигаретам не притронулась.
- Кто вы? - спросил я.
- Я мать Зазы Накашидзе.
- Заза Накашидзе... Заза Накашидзе... Мой тезка... Не могу припомнить такого... Что же с ним приключилось?
- Мой сын арестован в связи с убийством в ресторане...
- А-а-а, убийство в "Мечте". Нашумевшее дело... Как вас величать, уважаемая?
- Анна, Анна Накашидзе.
- Мне кажется, уважаемая Анна, слово "в связи" в данном случае неуместно... по отношению к вашему сыну...
- Вы правы, сын мой!.. Простите, что я так обращаюсь к вам.
- Ради бога!.. Продолжайте.
- Мой мальчик действительно не связан с этим делом... Он просто присутствовал при этом... убийстве.
- Так говорит каждая мать и каждый обвиняемый, если он не схвачен с ножом или с револьвером в руках.
- Я знала, что именно это услышу от вас... Знаю, что каждая моя фраза и каждый ваш ответ будут безнадежно шаблонны...
- Что же нам делать?
- Вы должны поверить моему честному слову... Моему и моего мальчика.
- А как быть с показаниями восьми свидетелей и заключением следователя, которые, кроме честного слова, подкреплены еще и фактами?
- Я понимаю вас, уважаемый товарищ министр, но поймите и вы: мой сын - не фреска, которую можно закрасить, а затем нарисовать заново.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40