Толпа ахнула.
Дед почувствовал легкий укол в сердце и странное жжение под левой лопаткой. Не зная, чем же теперь заняться, он тупо уставился на развороченное гнездо креста.
– Исидор, спускайся, чего ты? – крикнули снизу.
– Что ты там делаешь, спускайся!
Дед встрепенулся, огляделся. Потом сбросил вниз зубило и молоток. Он не слышал ни глухого гула голосов, ни одобрительных криков комсомольцев. Повернувшись спиной к толпе, он взялся за цепь и медленно заскользил по куполу. Достигнув лестницы, дед передохнул, повернулся лицом в сторону двора, раза два ногой опробовал лестницу и не спеша стал спускаться.
«Двадцать ступеней в лестнице, – подумал дед, – это точно: считал, когда поднимался… Три… четыре… двенадцать… семнадцать… Как же так? Почему семнадцать? Я же хорошо помню – было двадцать! Ах да, это в той лестнице, у Писти, двадцать ступеней. Зимой я сгребал снег с крыши ее дома, оттого и запомнилась лестница».
…Исидор стоял посредине двора и улыбался.
– Смажьте ему ладони керосином, видите, руки в крови! – сказал кто-то.
– Ну, брат, молодец ты, ей-богу! – обнял деда Вано.
– Исидор, может, воды тебе холодной?
– Что вода! Несите ему вина!
– Закури, Исидор! Табак у меня знатный.
– Где Писти? – спросил вдруг дед.
– Какая Писти, Исидор? – переспросила бабушка, которая все это время стояла рядом и платком утирала струившийся по лицу деда пот.
– Писти Шарашидзе. Какая же еще? – удивленно взглянул на бабушку дед.
Писти привели.
– Писти, сколько ступеней в твоей лестнице? – спросил дед.
– Тронулся, несчастный! – ахнула Писти и схватилась за голову.
И вдруг… Лицо у деда перекосилось, сморщилось, губы скривились, подбородок задрожал, весь он задергался и словно подкошенный рухнул на землю. Долго валялся дед, корчась в страшных конвульсиях, и долго оплакивала мужа убитая горем его красавица жена – бабушка Мина.
Потом дед успокоился, затих, а когда встал, – люди отшатнулись: половина лица у него перекосилась, оттянулась к левому уху, да так и застыла.
С тех пор к деду навсегда пристало прозвище «Рыло».
– Ты чего строишь рожу, словно Рыло-Исидор?
– Отстань, а то как дам по морде, сделаю из тебя Рыло-Исидора!
– Какое там! Когда Исидор стал Рылом, Никифору было добрых три года!
– Да ну, скажешь тоже! Спросим у Рыла-Исидора: он-то должен помнить!..
Но все это говорилось за спиной деда. Во всем селе не нашлось бы смельчака, кто в лицо назвал бы его Рылом. Наоборот, его уважали и даже побаивались. Ведь в свои двадцать три года он стал первым председателем сельсовета.
Так вот, тогда, в двадцать первом, спустя неделю после того, как деда избрали председателем, он получил письмо от Минаго Джабуа – известного бандита, заклятого врага Советской власти: «Рыло! Если ты мужчина, а не баба, подымись в Суребский лес, жажду умыться твоей кровью. А не осмелишься, так я сам к тебе спущусь. Побалуюсь с твоей красавицей, а потом прирежу тебя, как свинью, у самой церковной паперти».
Надел Исидор лапти, зарядил маузер. Бросилась к ногам жена:
– Не ходи, Исидор! Пожалей меня, дорогой!
– Ну нет, Мина! Попляшет он у меня, я еще напою его помоями, не Исидор я буду! – ответил дед и ушел.
Трое суток ждал Исидор на пастушьем постое появления Минаго Джабуа.
– Напрасно ждешь. Ушел Минаго из этих краев, – сказали пастухи. Не поверил дед пастухам. Сам не покидал шалаша и пастухам запретил отлучаться. На рассвете четвертого дня появился изголодавшийся Минаго. Он шел, прихрамывая на одну ногу, вооруженный двумя маузерами. Деда он сперва не узнал, а когда спохватился, было уже поздно: вороненое дуло маузера чуть покачивалось перед глазами Джабуа. Минаго поднял руки.
– Расстегни пояс, Минаго! – приказал Исидор. Минаго молча выполнил приказ. Пастухи затаили дыхание.
– Убери руки с пояса!
Тяжелый с двумя маузерами пояс тотчас же упал на траву. Исидор левой рукой извлек из ножен длинный охотничий нож и не спеша приблизился к Минаго. Тот закрыл глаза.
– Исидор! – сказал старый пастух. – Уважь нас, избавь нас от греха… Делай с ним что хочешь, но только не здесь…
Не обращая внимания на пастуха, Исидор приложил нож к животу Минаго. Пастухи отвернулись. Коротким взмахом лезвия перерезал тесемку. Широкие брюки опали до самых икр.
– Придержи брюки, бесштанник ты этакий! – с презрением проговорил Исидор и плюнул. Минаго быстро подтянул брюки.
– Теперь шагай!
– Куда ты меня ведешь, Исидор?
– Я тебе не Исидор, а Рыло. Забыл?
– Куда ты меня ведешь, Исидор? Если на смерть, так кончай здесь.
– Смерть в таком разе в радость, да не видать тебе ее! Шагай!
– Говори, куда ведешь? Иначе не пойду! – закричал Минаго, замахал от волнения руками. Брюки тотчас же свалились, и он судорожно вцепился в них.
– Не пойдешь? Пойдешь, голубчик! Поползешь!
– Говори, что ты надумал?
– Ничего особенного. Отведу в село, к себе домой.
– Вот так, без штанов?!
– Именно, без штанов. Тебе же сподручнее: ведь ты собирался побаловаться с моей женой…
Минаго бросился на колени, обнял деда за ноги.
– Не делай этого, Исидор! Рабом твоим стану, только не срами меня!
– Встань, гадина! – крикнул дед и ткнул Минаго дулом маузера.
Минаго встал. С минуту он молча глядел на пастухов, на валявшиеся в траве маузеры, потом вздохнул и пошел, придерживая брюки обеими руками.
– Приберите оружие, – бросил Исидор пастухам, – спуститесь с гор – сдадите в сельсовет.
Потом он опустил в кобуру собственный маузер и последовал за Минаго.
…В два часа ночи Исидор, с Минаго Джабуа на спине, добрался до дому. Положив Минаго на медвежью шкуру у камина, обернулся к жене:
– Накрой на стол!
Бледная, с синими от бессонницы кругами под глазами, бабушка не двигалась.
– Кому говорю!
Бабушка внесла кувшинчик вина, полкруга мчади, головку сыра и два стакана.
– Садись к столу, Минаго, – сказал Исидор. Минаго не шевелился.
– Принеси-ка кусок бечевки, – сказал Исидор жене.
Бабушка принесла веревку. Исидор бросил ее Минаго:
– Подвяжись, Минаго Джабуа, и садись ужинать… Ты выйди, Мина!
Бабушка вышла. Минаго подвязался и присел к столу. – Жена! – крикнул дед. – Поужинай с нами. Бабушка молча присела на край стула.
– Исидор, хоть и безбожник ты, но… хватит, не срами меня перед женщиной. Не решаешься убить меня, отпусти с миром, а решил – так кончай дело! – сказал Минаго и закрыл лицо дрожащими руками.
Дед промолчал. Он долго думал, потом налил в стакан вина.
– Пей!
Минаго поднял стакан.
– Ну как, Минаго Джабуа, хороша жизнь?
– Будь она проклята!
– Так слушай: сейчас моя жена вымоет ноги, а ты выпьешь помои. Так я поклялся.
Минаго побелел.
– Режь меня, руби голову, пей мою кровь, но не делай этого, Исидор!
– Я поклялся.
– Изверг ты, Исидор! – встала бабушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47