– А кто же еще? Не я привел его к позору, напротив, я дал ему возможность стать иным человеком, чем был его отец, но он не воспользовался ею. То, что происходит с ним сейчас, – завершение пути, на который он вступил сам. Я учил его жить по законам долга и чести – ты должна это знать! У него не оказалось сил для такой жизни!
– Не всякая сила доступна пониманию, мой господин, и мужество тоже бывает разным, – еле слышно произнесла Тиэко-сан. – И нам также далеко не всегда известно, сколько сил порою требуется, чтобы поступать вопреки усвоенным с детства законам.
Нагасава молчал. Как трудно искренне возненавидеть то, что прежде любил, возненавидеть не разумом, а именно сердцем! Он вспоминал, какое ему доставляло удовольствие наблюдать, как маленький кулачок сжимает рукоять меча, и подсаживать легонькое тельце в седло!
– Хорошо, – сказал Нагасава, – у меня есть способ узнать правду.
– А что вы сделаете с девушкой? – рискнула спросить Тиэко-сан.
– Убью, – коротко произнес Нагасава.
«Не убьешь, – подумала женщина, – * – если б ты мог и хотел ее убить, то сделал бы это сразу».
Спустя двое суток Акиру извлекли из ямы и бросили на камни посреди двора. Он попытался встать, но Нагасава не позволил; поставив ногу на грудь молодого человека, он заглянул ему в лицо. Глаза Акиры были широко раскрыты и смотрели в огромные, пустые небеса. Было тихо, лишь царственно шумели деревья да где-то там, в вышине, гудел ветер, – казалось, в бездонных глубинах неба бушует величавая буря.
– Если ты скажешь, как все было на самом деле, я позволю тебе умереть той смертью, какую ты сам выберешь. И тебя похоронят, как воина. Если нет – обратно в яму, и твой труп будет отдан на растерзание птицам, ветру, дождям, – сурово произнес Нагасава.
– Я не отказываюсь от своих слов.
Нагасава медленно снял ногу с груди юноши и коротко приказал:
– В яму! – Потом прибавил: – Ты слизняк, а не воин. После он велел позвать Тиэко-сан.
– Я сделал то, чего ты хотела? Она поклонилась:
– Да, господин. Вы сделали то, чего хотела я и чего хотели вы сами. А он сделал то, что хотел он.
Тиэко-сан прошла в свою комнату и, обессиленная, присела отдохнуть. Потом достала кинжал, который ей, как самурайской девушке, подарили на совершеннолетие, и долго любовалась им. Затем она надела свое лучшее, парадное кимоно и вынула принадлежности для письма. Руки плохо владели кистью – слишком давно ей не приходилось писать. Но женщина не спешила и в конце концов вывела на бумаге: «Чтобы понять сосну, надо стать сосной, чтобы проследить путь реки, надо быть рекой. Чтобы сделаться собой, мне необходимо умереть».
Закончив писать, Тиэко слегка откинула голову назад, закрыла глаза и с силой вонзила кинжал в горло.
Рано утром, еще до того, как стало известно о смерти Тиэко-сан, Нагасаве доложили, что помещенный в яму узник мертв. Нагасава приказал вытащить тело, но слуги, обшарив дно ямы, с изумлением обнаружили, что пленник исчез. Опросили охрану, всех, кого только можно было опросить, организовали поиски по всей округе – тщетно…
После смерти и похорон Тиэко-сан среди женской прислуги замка царила испуганная тишина. Служанки не знали, кого теперь слушаться, и без лишнего шума выполняли привычные обязанности. В начале десятого дня в кухню вошла Кэйко. Женщины перестали перешептываться и уставились на нее. И когда она негромким, но решительным и властным голосом принялась отдавать приказания, не посмели возразить. Все сразу почувствовали, что она обрела новую силу. Теперь это была не игрушка в чужих руках, не самовлюбленная кукла, а хозяйка своей жизни. Единственная женщина князя.
ГЛАВА 6
В пути я занемог.
И все бежит, кружит мой сон
По выжженным полям.
Мацуо Басе
Прошло немало времени, прежде чем Акира окончательно пришел в себя. Он чувствовал холод, сырость, его все еще преследовало зловоние ямы. Открыв глаза, молодой человек увидел, что находится в маленькой тесной хижине, кое-как построенной из тонких палок и покрытой сосновыми ветками. Шел дождь; мягко, почти невесомо шурша, капли стекали вниз, проникая сквозь неплотную крышу.
Акира поднял руку и коснулся волос. Они спутались, казались очень грязными, пропитанными вонью ямы. Юноша нетерпеливо пошарил вокруг.
– Что ты ищешь? – спросил сидевший рядом Сёкэй.
– Свой гребень.
– Зачем?
Акира ничего не ответил и закрыл глаза. Сёкэй усмехнулся:
– Главное, чтобы была чиста душа. Позаботиться о чистоте тела ты успеешь всегда.
– Я так не могу. Меня учили иначе. Когда я грязен, то не способен думать о душе.
– Боюсь, теперь тебе придется забыть многое из того, чему тебя учили прежде.
– Я не хочу забывать! – с легким вызовом произнес Акира.
Старик равнодушно кивнул. Его коричневая кожа казалась очень сухой, заскорузлой, словно выдубленной ветрами. Он редко моргал; его маленькие глазки были малоподвижными, взгляд невыразителен, лишен всякого блеска.
– Скажи, кто тебя спас? До леса ты каким-то чудом дополз сам, а раньше?
– Тиэко-сан. С ней были еще люди; кое-кого я, кажется, узнал. Они вытащили меня из ямы и вывели за ворота.
– Все это случилось из-за того, что я поведал тебе правду о Нагасаве и твоем отце?
– Не совсем.
– Расскажешь?
– Да.
Акира говорил недолго и закончил так:
– Я не осуждаю Кэйко. Господин Нагасава убил бы ее… Она должна была как-то защитить себя и своего ребенка. Своего, а моего или нет – не знаю.
Сёкэй вновь кивнул. Он не произнес ни слова одобрения или осуждения, и тогда Акира промолвил с мучительным напряжением в голосе:
– Господин Нагасава сказал, что я не воин, а слизняк. Наверное, он был прав!
– Ты хочешь, чтобы я ответил, что он ошибается? – усмехнулся Сёкэй. – Это ничего не изменит. Кем ты сам считаешь себя, тем тебе и придется быть.
– Я жил неправильно, – помолчав, сказал Акира.
– Покажи мне хотя бы одного человека, который знает, как нужно жить на свете, и я вдоволь посмеюсь над ним! Полагаю, нет ничего лучшего, чем существовать в «ветре и потоке» – всегда поступать в соответствии с законами собственной природы, своего сердца. К сожалению, мы привыкли усмирять наше «я» и вряд ли научимся жить по-другому… Разве ты жалеешь о том, что сделал?
– Мне не надо было с нею… – прошептал Акира. – Ведь она не моя.
– Но ведь ты хотел ее?
– И очень.
– И считал, что она предназначена именно тебе?
– Да!
– Если б ты вернулся в прошлое, разве сумел бы отказаться от нее?
– Не знаю.
– Когда-то давно у меня были женщины, – немного помолчав, признался Сёкэй. – И могу сказать одно: что бы мы ни думали, они понимают нас гораздо лучше, чем мы их. Хуже всего, если ты не сможешь ее забыть.
– Не смогу, – покачал головой Акира, – я это знаю. Скажи, что мне теперь делать?
– Это зависит от того, чего ты хочешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60