Это разные вещи.
Дауэр и Гэнт ехали впереди в отдельных машинах с тонированными стеклами. Хаккетт некоторое время наблюдал за ними из окна. По обе стороны дороги здания с покосившимися стенами и проломленными крышами хранили мрачное молчание. Женева серьезно пострадала.
— В конце пермского периода, который начался примерно двести восемьдесят миллионов лет назад и длился сорок пять миллионов, — сказал Скотт, — погибло восемьдесят процентов всего живого. Восемьдесят процентов. Исчезли трилобиты. Три основные разновидности рептилий: котилозавры, пеликозавры и терапсиды. Более плачевного завершения не знал ни один другой период земной эволюции. Тем не менее мы все еще здесь…
— Может, истребляя кого-то из нас, Бог доказывает, что никакой эволюции нет и в помине? — предположил Хаккетт.
— Если умирает восемьдесят процентов всего живого, значит, приходит конец жизни вообще, — простонал Пирс.
Хаккетт покрутил головой и протянул руку к «Волшебному экрану», на котором Новэмбер выводила какие-то фигуры.
— Можно на минутку? Спасибо. — Он взял игрушку и показал всем остальным. — Предположим, что это Земля. — Пирс кивнул. — По ней ударяет гравитационная волна. — Хаккетт неожиданно встряхнул «Волшебный экран», и рисунки, к большому неудовольствию Новэмбер, исчезли. — Итак, что у нас есть теперь?
— Ничего! — сердито выпалила Новэмбер. — Ничего. Все пропало.
— И я про то же! — воскликнул Пирс.
— Ошибаетесь, — возразил Хаккетт, постукивая пальцем по дешевенькому пластмассовому корпусу. — Остается сама Земля. Со всеми своими возможностями родить и вскармливать. Пройдет время и…— Он принялся крутить круглую ручку, и на экране появилось новое изображение. — Пройдет время, и жизнь опять расцветет. Как-нибудь по-новому. Правда, нас в ней больше не будет.
Новэмбер окинула печальным взглядом серое стекло, провела пальцем по царапине на руке, полученной вчера вечером, и пробормотала:
— Замечательно.
— Нет, не о конце света нам следует задумываться, — провозгласил Хаккетт. — А о прекращении рода человеческого. Жизнь сама о себе позаботится. Знаете, какую приносят пользу люди, выступающие за охрану окружающей среды? Утверждая, что, мол, спасая каких-нибудь славных пушистых тварей в бассейне Амазонки, они становятся ближе к земле, эти ребята сами себя надувают. На самом же деле благодаря им сохраняется пищевая цепь, поэтому идет своим ходом и историческое развитие живой природы, то есть эволюция, и поддерживается равновесие. Почему это настолько важно? Да потому что единственно нынешняя окружающая среда пригодна для нашего с вами существования. Три миллиона лет назад нас не было, а обстановка разительно отличалась от сегодняшней. Желаете спасти то-то и то-то, считая, что оно слишком чудесное? А какой смысл? Никакого. Нет же, вам хочется, чтобы все оставалось как есть, потому что вместе с этим выживем и мы. Значит, нам придется пойти против законов естества. Стать противоестественными. — Он усмехнулся. — Природа это бесплодие. Наследственные болезни. Голод и эпидемии. Природа — погодные явления, столь безжалостные, что трудно себе представить. Природа — это перемены.
— В Книге Исайи, — вставил Скотт, — Бог четко говорит, что он одновременно и добро, и зло.
Хаккетт многозначительно взглянул на него. Неужели они таки пришли к взаимопониманию?
Хоутон, ехавший на переднем сиденье, повернул голову.
— Эти показатели верные?
— Да, — ответил Хаккетт. Речь шла о стопке документов, которые он отдал сегодня Хоутону. — Пика солнечная активность достигнет в субботнюю полночь, на стыке двух священных дней отдохновения. Вы не работаете в субботу или в воскресенье?
Хоутон смутился.
— Признаться, я почти не верю в Бога.
Хаккетт пристальнее всмотрелся в его лицо. И чуть улыбнулся краем губ.
— Может, скоро поверите.
Хоутон кашлянул. Потер виски.
— Гм… Не пугайте. Если честно, я и не думал, что все это настолько серьезно, — признался он.
— Показатели в документах проверены несколько раз.
Голос Хаккетта прозвучал утомленно:
— Вот этот нескончаемый ряд цифр? Они из кристалла?
— Нет, — сказал Хаккетт. — Их мне продиктовала Сара Келси. По моим подсчетам, гравитационные волны наивысшей силы возникнут на Солнце на час и пятьдесят семь минут раньше, чем по предположению Сары. Иными словами, на полет от Солнца до нас со скоростью света у волн уйдет примерно восемь минут. Они ударят по земле, и резонанс ее ядра увеличится до предела. По соображениям Сары, волна пролетит сквозь планету и вернется назад за час сорок девять минут. За это время разрушится практически все.
Скотт с трудом разжал пересохшие губы.
— Когда, по словам Сары, земная кора уйдет у нас из-под ног?
— В три ночи, — ответил Хаккетт. — В воскресенье.
— Через два дня…
Хаккетт кивнул.
— Кора переместится, все материки сдвинутся с места. Людские игры закончатся.
Скотт потер лицо. Задумался.
— Черт, что же делать?
— Надо собраться вместе, когда прилетим на Мак-Мер до. — Пирс взглянул на антрополога. — Там есть церковь.
Хоутон кашлянул, чтобы вернуть голосу обычную уверенности. Глотнул кофе из дешевого пенопластового стаканчика.
— Прошлой ночью мы потеряли связь не только с семнадцатью спутниками, но и с китайской базой.
Ральф Мейтсон вскинул голову. Юристов он всегда недолюбливал. А этот и ведет себя как прохиндей, и даже чисто внешне не вызывает доверия. Когда такой делает тебе какую-нибудь пакость, так и подмывает тут же двинуть ему под дых. Наверняка Хоутон знал, какие вызывает в людях чувства, и, может, даже играл на них.
Поворот же нынешних событий не радовал и его.
— Что-что?
— Китайская база ни с того ни с сего замолкла. Почему — мы не знаем.
— Отлично. И как же нам быть? По закону мы обязаны предупредить их о своем появлении. Если придем как снег на голову, они просто откроют огонь и будут правы!
— Возможно и такое, — с неохотой подтвердил Хоутон.
«Форд» свернул направо, подъезжая к Дворцу наций. Сегодня его потускневший белый фасад не поражал великолепием, а бронзовые мифические животные, сброшенные с возвышения, лежали на боку наполовину в воде. Машины стояли как попало, даже на газонах.
«Форд» же, вопреки всеобщему ожиданию, не остановился у Дворца наций, а проехал дальше по прямой, следуя табличкам, указывавшим путь к аэропорту.
— Я думал, сначала мы заглянем сюда, — растерянно произнес Мейтсон.
— Планы изменились, — кратко ответил Хоутон. — После вчерашнего незабываемого вечера в Швейцарии китайская делегация улетела рано утром. Значит, переговоры, в которых мы собирались поучаствовать, отменяются.
— По-моему, все это несколько странно, — протянул Хаккетт.
— Совет Безопасности в Нью-Йорке предоставляет Соединенным Штатам право собрать команду инспекторов по собственному усмотрению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
Дауэр и Гэнт ехали впереди в отдельных машинах с тонированными стеклами. Хаккетт некоторое время наблюдал за ними из окна. По обе стороны дороги здания с покосившимися стенами и проломленными крышами хранили мрачное молчание. Женева серьезно пострадала.
— В конце пермского периода, который начался примерно двести восемьдесят миллионов лет назад и длился сорок пять миллионов, — сказал Скотт, — погибло восемьдесят процентов всего живого. Восемьдесят процентов. Исчезли трилобиты. Три основные разновидности рептилий: котилозавры, пеликозавры и терапсиды. Более плачевного завершения не знал ни один другой период земной эволюции. Тем не менее мы все еще здесь…
— Может, истребляя кого-то из нас, Бог доказывает, что никакой эволюции нет и в помине? — предположил Хаккетт.
— Если умирает восемьдесят процентов всего живого, значит, приходит конец жизни вообще, — простонал Пирс.
Хаккетт покрутил головой и протянул руку к «Волшебному экрану», на котором Новэмбер выводила какие-то фигуры.
— Можно на минутку? Спасибо. — Он взял игрушку и показал всем остальным. — Предположим, что это Земля. — Пирс кивнул. — По ней ударяет гравитационная волна. — Хаккетт неожиданно встряхнул «Волшебный экран», и рисунки, к большому неудовольствию Новэмбер, исчезли. — Итак, что у нас есть теперь?
— Ничего! — сердито выпалила Новэмбер. — Ничего. Все пропало.
— И я про то же! — воскликнул Пирс.
— Ошибаетесь, — возразил Хаккетт, постукивая пальцем по дешевенькому пластмассовому корпусу. — Остается сама Земля. Со всеми своими возможностями родить и вскармливать. Пройдет время и…— Он принялся крутить круглую ручку, и на экране появилось новое изображение. — Пройдет время, и жизнь опять расцветет. Как-нибудь по-новому. Правда, нас в ней больше не будет.
Новэмбер окинула печальным взглядом серое стекло, провела пальцем по царапине на руке, полученной вчера вечером, и пробормотала:
— Замечательно.
— Нет, не о конце света нам следует задумываться, — провозгласил Хаккетт. — А о прекращении рода человеческого. Жизнь сама о себе позаботится. Знаете, какую приносят пользу люди, выступающие за охрану окружающей среды? Утверждая, что, мол, спасая каких-нибудь славных пушистых тварей в бассейне Амазонки, они становятся ближе к земле, эти ребята сами себя надувают. На самом же деле благодаря им сохраняется пищевая цепь, поэтому идет своим ходом и историческое развитие живой природы, то есть эволюция, и поддерживается равновесие. Почему это настолько важно? Да потому что единственно нынешняя окружающая среда пригодна для нашего с вами существования. Три миллиона лет назад нас не было, а обстановка разительно отличалась от сегодняшней. Желаете спасти то-то и то-то, считая, что оно слишком чудесное? А какой смысл? Никакого. Нет же, вам хочется, чтобы все оставалось как есть, потому что вместе с этим выживем и мы. Значит, нам придется пойти против законов естества. Стать противоестественными. — Он усмехнулся. — Природа это бесплодие. Наследственные болезни. Голод и эпидемии. Природа — погодные явления, столь безжалостные, что трудно себе представить. Природа — это перемены.
— В Книге Исайи, — вставил Скотт, — Бог четко говорит, что он одновременно и добро, и зло.
Хаккетт многозначительно взглянул на него. Неужели они таки пришли к взаимопониманию?
Хоутон, ехавший на переднем сиденье, повернул голову.
— Эти показатели верные?
— Да, — ответил Хаккетт. Речь шла о стопке документов, которые он отдал сегодня Хоутону. — Пика солнечная активность достигнет в субботнюю полночь, на стыке двух священных дней отдохновения. Вы не работаете в субботу или в воскресенье?
Хоутон смутился.
— Признаться, я почти не верю в Бога.
Хаккетт пристальнее всмотрелся в его лицо. И чуть улыбнулся краем губ.
— Может, скоро поверите.
Хоутон кашлянул. Потер виски.
— Гм… Не пугайте. Если честно, я и не думал, что все это настолько серьезно, — признался он.
— Показатели в документах проверены несколько раз.
Голос Хаккетта прозвучал утомленно:
— Вот этот нескончаемый ряд цифр? Они из кристалла?
— Нет, — сказал Хаккетт. — Их мне продиктовала Сара Келси. По моим подсчетам, гравитационные волны наивысшей силы возникнут на Солнце на час и пятьдесят семь минут раньше, чем по предположению Сары. Иными словами, на полет от Солнца до нас со скоростью света у волн уйдет примерно восемь минут. Они ударят по земле, и резонанс ее ядра увеличится до предела. По соображениям Сары, волна пролетит сквозь планету и вернется назад за час сорок девять минут. За это время разрушится практически все.
Скотт с трудом разжал пересохшие губы.
— Когда, по словам Сары, земная кора уйдет у нас из-под ног?
— В три ночи, — ответил Хаккетт. — В воскресенье.
— Через два дня…
Хаккетт кивнул.
— Кора переместится, все материки сдвинутся с места. Людские игры закончатся.
Скотт потер лицо. Задумался.
— Черт, что же делать?
— Надо собраться вместе, когда прилетим на Мак-Мер до. — Пирс взглянул на антрополога. — Там есть церковь.
Хоутон кашлянул, чтобы вернуть голосу обычную уверенности. Глотнул кофе из дешевого пенопластового стаканчика.
— Прошлой ночью мы потеряли связь не только с семнадцатью спутниками, но и с китайской базой.
Ральф Мейтсон вскинул голову. Юристов он всегда недолюбливал. А этот и ведет себя как прохиндей, и даже чисто внешне не вызывает доверия. Когда такой делает тебе какую-нибудь пакость, так и подмывает тут же двинуть ему под дых. Наверняка Хоутон знал, какие вызывает в людях чувства, и, может, даже играл на них.
Поворот же нынешних событий не радовал и его.
— Что-что?
— Китайская база ни с того ни с сего замолкла. Почему — мы не знаем.
— Отлично. И как же нам быть? По закону мы обязаны предупредить их о своем появлении. Если придем как снег на голову, они просто откроют огонь и будут правы!
— Возможно и такое, — с неохотой подтвердил Хоутон.
«Форд» свернул направо, подъезжая к Дворцу наций. Сегодня его потускневший белый фасад не поражал великолепием, а бронзовые мифические животные, сброшенные с возвышения, лежали на боку наполовину в воде. Машины стояли как попало, даже на газонах.
«Форд» же, вопреки всеобщему ожиданию, не остановился у Дворца наций, а проехал дальше по прямой, следуя табличкам, указывавшим путь к аэропорту.
— Я думал, сначала мы заглянем сюда, — растерянно произнес Мейтсон.
— Планы изменились, — кратко ответил Хоутон. — После вчерашнего незабываемого вечера в Швейцарии китайская делегация улетела рано утром. Значит, переговоры, в которых мы собирались поучаствовать, отменяются.
— По-моему, все это несколько странно, — протянул Хаккетт.
— Совет Безопасности в Нью-Йорке предоставляет Соединенным Штатам право собрать команду инспекторов по собственному усмотрению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137