Одна из таких стеночек оказалась выше других. Андрей осторожно обошел ее и попал внутрь скального цирка: потянуло гарью от свежего кострища, под каменным карнизом обнаружилось какое-то тряпье. «Кто тут спал? Пастухи? Боевики? Тува не Чечня, но и здесь, я слышал, постреливают. Хотя да, сейчас ведь… а какая разница?»
Разного рода доброхоты, причитающие с телеэкрана о невозможности силовой операции против тех или иных «восставших» инородцев, очень не любят вспоминать про Туву. Волна националистической уголовщины, поднявшаяся в этой маленькой саянской республике в конце 80 — х годов XX века, грозила большой кровью беззащитному русскому населению, прежде всего рабочим коллективам «Туваасбеста»и «Тувакобальта». Уже издыхающий Советский Союз СИЛОЙ прибил эту волну, вовремя введя ОМОН в Кызыл и проведя тотальные обыски по всей Туве. Большинству русских пришлось уехать из Тувы (кто хоть раз вспомнил об этих беженцах?), тувинцы же переключили свою пассионарность на сбор дикой конопли, растущей здесь огромными полями, и угон скота из соседней Монголии. Монголы, естественно, ответили на это встречными рейдами — короче говоря, сбросив с себя «развитой социализм», жизнь пошла естественным азиатским путем — как и сто, и пятьсот, и три тысячи лет тому назад.
Но еще до введения ОМОНа по Усинскому тракту, соединяющему Туву и Красноярский край, выдвинулись отряды добровольцев, спешно сформированных на базе минусинского казачества. Целью было пресечение грабежей и убийств пассажиров машин и автобусов, которые устраивали банды конных «батыров». Четыре человека, включая Андрея, отправились на разведку в «жигуленке», когда банда из 10 — 15 всадников внезапно выехала из придорожной тайги. Верхом на низеньких мохнатых лошаденках, в телогрейках и кожаных кепочках-восьмиклинках, плоско-мордые «батыры» ощерились редкозубыми ртами, раскручивая над головой плети с тяжелыми гайками на концах. Андрей долго помнил злобную растерянность в узких глазах, когда налетчики увидели, кто их ждет у притормозившего «жигулька»— каждый из вышедших четверых, зажав под мышками приклады, держал в каждой руке по двуствольной «ижевке» или «тулке». Залп волчьей картечи из шестнадцати стволов в клочья разнес урянхайскую кавалерию, надолго установив порядок на данном километре стратегического шоссе Красноярск — Абакан — Кызыл. Но километров впереди было много…
Пока Андрей вспоминал прошлое, постепенно подтянулись его спутники. Чазоол вгляделся в туман, затем скомандовал снять страховку и развернуться цепью. Еще ниже показались смутные силуэты елей. Осторожно двигаясь по нагромождению валунов, отряд вступил в полосу редкого горного леса. Неожиданно потянул ветерок, чуть посветлело. А на выходе из леса туман совсем растаял, и перед глазами во всю ширь развернулись Саяны: резкий ветер гнал облака по холодному небу, рябил озерную воду на дне долины. Пятна света и тени прокатывались по травянистым и таежным склонам, по гладким серым скалам и белым вершинам. Недалеко от озера был виден кочевой стан — крохотные кибитки, юрты, дымки костров.
«Если спускаться по правому гребню, то можно отсечь тувинцам путь к отступлению».
Чазоол, словно прочитав мысли Андрея, взмахом руки направил отряд на гребень. По вершине гребня была натоптана удобная тропинка, но воины скрытно пробирались по склону, скрываясь за гребнем. Внизу журчал ручей, струи воды поблескивали среди угловатых обломков известняка. У воды росли плотные, темно-зеленые кусты горной осоки и оранжево-желтые, как огонь, сибирские купальницы. Ветер усилился, он шуршал в траве, покачивая сухие колоски прошлогоднего мятлика, холодил тело, забираясь под шубу. Китаец пристроился рядом с Андреем.
— Слышишь этот ветер? — спросил он.
— Да.
— И что ты слышишь?
Андрей прислушался, глядя на теплый от солнца верх травяного гребня, над которым просторно-воздушно выгибался голубой купол. Всплыли строчки читанного в молодости казачьего поэта:
Как ветреней был облак надо мной
И дни летели, ветреные сами.
Играло детство легкою волной
Вперясь в нее пытливыми глазами…
— Так что ты слышишь? — повторил китаец.
— Шум. Трава шумит.
— Немного. Тогда слушай меня.
— Да, Ши-фу.
— «Ветер»— второе состояние воина. Его смысл — полная неразбериха в действиях, которая сбивает с толку атакующего. Хаотические прыжки, дикий крик, визги, беспорядочные удары во все стороны — потом внезапный кувырок в сторону и бегство при первой возможности.
— Боец имитирует такую неразбериху?
— Конечно, нет! Фальшь раскусят сразу — боец именно входит в бессознательную истерику и при этом — на другом уровне сознания — холодно контролирует ее.
— Вы сказали «крик»?
— Я вижу, ты помнишь. Да, в состояние «Ветра» легче всего перейти криком, если, например, тебя зажало в состоянии «Земли».
— Воин «Земли» стремится достичь совершенства стандартных приемов, отточенности канонических движений, — напомнил Андрей, — а воин «Ветра»?
— Ты видел обезьяну? Прыг-скок, прыг-скок, туда-сюда, банан укусила — бросила, апельсин сорвала — бросила.
— Апельсин?
— Апельсин, который оказывается твоей селезенкой.
«А банан, соответственно…»
— И что?
Мастер поглядел вверх, где резкий ветер проносил белое облако, сопровождаемое движением тени по склонам. Потом продолжил:
— «Воистину, облака сродни безумству». Так сказал писатель семнадцатого века Дун Юэ. Мне лично сказал, между прочим. Так вот, о воине «Ветра»: главное в его бою — быстрота, натиск и полная непредсказуемость. Ни один прием не доводить до конца. Избегай завершенности — и ты достигнешь совершенства!
— А что же…
— Сделаем так, — прервал его Мастер, — сейчас будет бой, постарайся войти в это состояние. Почувствуй себя воином «Ветра». После обсудим впечатления.
— Ясно. Что еще?
— Ищи мальчишку. Никого не убивай — можешь ранить, но не смертельно. Все, пожалуй. Давай присядем.
Все устроились на короткий привал, поправили одежду, проверили оружие. Топорик Андрей выбросил. Длинную веревку он закрепил на теле таким образом, что ее плотные кольца закрывали живот и грудь импровизированным «панцирем». Так удобнее, да и защита какая-никакая. У его сабли не было темляка, он прикрепил к рукояти кусок веревки, чтобы не потерять оружие в бою.
С вершины гребня подполз дозорный, чазоол выслушал его и поднял воинов. С тихим шорохом, от которого морозом пробрало по коже, из ножен поползли сабли. Распластавшись на перегибе гребня, чазоол оглядел местность и резкой отмашкой послал отряд в бой. Выскочив из-за крутого основания гребня, воины рассыпались по полю белого фирна — плотного, крупитчатого полуснега-полульда. Кыргызы сбегали без единого звука, некоторые скользили по склону, другие прыгали по серой осыпи у подножия утеса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Разного рода доброхоты, причитающие с телеэкрана о невозможности силовой операции против тех или иных «восставших» инородцев, очень не любят вспоминать про Туву. Волна националистической уголовщины, поднявшаяся в этой маленькой саянской республике в конце 80 — х годов XX века, грозила большой кровью беззащитному русскому населению, прежде всего рабочим коллективам «Туваасбеста»и «Тувакобальта». Уже издыхающий Советский Союз СИЛОЙ прибил эту волну, вовремя введя ОМОН в Кызыл и проведя тотальные обыски по всей Туве. Большинству русских пришлось уехать из Тувы (кто хоть раз вспомнил об этих беженцах?), тувинцы же переключили свою пассионарность на сбор дикой конопли, растущей здесь огромными полями, и угон скота из соседней Монголии. Монголы, естественно, ответили на это встречными рейдами — короче говоря, сбросив с себя «развитой социализм», жизнь пошла естественным азиатским путем — как и сто, и пятьсот, и три тысячи лет тому назад.
Но еще до введения ОМОНа по Усинскому тракту, соединяющему Туву и Красноярский край, выдвинулись отряды добровольцев, спешно сформированных на базе минусинского казачества. Целью было пресечение грабежей и убийств пассажиров машин и автобусов, которые устраивали банды конных «батыров». Четыре человека, включая Андрея, отправились на разведку в «жигуленке», когда банда из 10 — 15 всадников внезапно выехала из придорожной тайги. Верхом на низеньких мохнатых лошаденках, в телогрейках и кожаных кепочках-восьмиклинках, плоско-мордые «батыры» ощерились редкозубыми ртами, раскручивая над головой плети с тяжелыми гайками на концах. Андрей долго помнил злобную растерянность в узких глазах, когда налетчики увидели, кто их ждет у притормозившего «жигулька»— каждый из вышедших четверых, зажав под мышками приклады, держал в каждой руке по двуствольной «ижевке» или «тулке». Залп волчьей картечи из шестнадцати стволов в клочья разнес урянхайскую кавалерию, надолго установив порядок на данном километре стратегического шоссе Красноярск — Абакан — Кызыл. Но километров впереди было много…
Пока Андрей вспоминал прошлое, постепенно подтянулись его спутники. Чазоол вгляделся в туман, затем скомандовал снять страховку и развернуться цепью. Еще ниже показались смутные силуэты елей. Осторожно двигаясь по нагромождению валунов, отряд вступил в полосу редкого горного леса. Неожиданно потянул ветерок, чуть посветлело. А на выходе из леса туман совсем растаял, и перед глазами во всю ширь развернулись Саяны: резкий ветер гнал облака по холодному небу, рябил озерную воду на дне долины. Пятна света и тени прокатывались по травянистым и таежным склонам, по гладким серым скалам и белым вершинам. Недалеко от озера был виден кочевой стан — крохотные кибитки, юрты, дымки костров.
«Если спускаться по правому гребню, то можно отсечь тувинцам путь к отступлению».
Чазоол, словно прочитав мысли Андрея, взмахом руки направил отряд на гребень. По вершине гребня была натоптана удобная тропинка, но воины скрытно пробирались по склону, скрываясь за гребнем. Внизу журчал ручей, струи воды поблескивали среди угловатых обломков известняка. У воды росли плотные, темно-зеленые кусты горной осоки и оранжево-желтые, как огонь, сибирские купальницы. Ветер усилился, он шуршал в траве, покачивая сухие колоски прошлогоднего мятлика, холодил тело, забираясь под шубу. Китаец пристроился рядом с Андреем.
— Слышишь этот ветер? — спросил он.
— Да.
— И что ты слышишь?
Андрей прислушался, глядя на теплый от солнца верх травяного гребня, над которым просторно-воздушно выгибался голубой купол. Всплыли строчки читанного в молодости казачьего поэта:
Как ветреней был облак надо мной
И дни летели, ветреные сами.
Играло детство легкою волной
Вперясь в нее пытливыми глазами…
— Так что ты слышишь? — повторил китаец.
— Шум. Трава шумит.
— Немного. Тогда слушай меня.
— Да, Ши-фу.
— «Ветер»— второе состояние воина. Его смысл — полная неразбериха в действиях, которая сбивает с толку атакующего. Хаотические прыжки, дикий крик, визги, беспорядочные удары во все стороны — потом внезапный кувырок в сторону и бегство при первой возможности.
— Боец имитирует такую неразбериху?
— Конечно, нет! Фальшь раскусят сразу — боец именно входит в бессознательную истерику и при этом — на другом уровне сознания — холодно контролирует ее.
— Вы сказали «крик»?
— Я вижу, ты помнишь. Да, в состояние «Ветра» легче всего перейти криком, если, например, тебя зажало в состоянии «Земли».
— Воин «Земли» стремится достичь совершенства стандартных приемов, отточенности канонических движений, — напомнил Андрей, — а воин «Ветра»?
— Ты видел обезьяну? Прыг-скок, прыг-скок, туда-сюда, банан укусила — бросила, апельсин сорвала — бросила.
— Апельсин?
— Апельсин, который оказывается твоей селезенкой.
«А банан, соответственно…»
— И что?
Мастер поглядел вверх, где резкий ветер проносил белое облако, сопровождаемое движением тени по склонам. Потом продолжил:
— «Воистину, облака сродни безумству». Так сказал писатель семнадцатого века Дун Юэ. Мне лично сказал, между прочим. Так вот, о воине «Ветра»: главное в его бою — быстрота, натиск и полная непредсказуемость. Ни один прием не доводить до конца. Избегай завершенности — и ты достигнешь совершенства!
— А что же…
— Сделаем так, — прервал его Мастер, — сейчас будет бой, постарайся войти в это состояние. Почувствуй себя воином «Ветра». После обсудим впечатления.
— Ясно. Что еще?
— Ищи мальчишку. Никого не убивай — можешь ранить, но не смертельно. Все, пожалуй. Давай присядем.
Все устроились на короткий привал, поправили одежду, проверили оружие. Топорик Андрей выбросил. Длинную веревку он закрепил на теле таким образом, что ее плотные кольца закрывали живот и грудь импровизированным «панцирем». Так удобнее, да и защита какая-никакая. У его сабли не было темляка, он прикрепил к рукояти кусок веревки, чтобы не потерять оружие в бою.
С вершины гребня подполз дозорный, чазоол выслушал его и поднял воинов. С тихим шорохом, от которого морозом пробрало по коже, из ножен поползли сабли. Распластавшись на перегибе гребня, чазоол оглядел местность и резкой отмашкой послал отряд в бой. Выскочив из-за крутого основания гребня, воины рассыпались по полю белого фирна — плотного, крупитчатого полуснега-полульда. Кыргызы сбегали без единого звука, некоторые скользили по склону, другие прыгали по серой осыпи у подножия утеса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96