Как было известно всем китайцам того времени, сосланные небожители были гуляками, ветренниками, выпивохами, искателями всевозможных земных удовольствий. Их приходилось чуть ли не силком водворять обратно на небеса, не особенно разбираясь, встали ли они на праведный путь. Встретившись, молодые люди направились на двухэтажную, ярко раскрашенную барку — плавающий maison de la rendez-vous , где уже ждали прелестные певички и танцовщицы. Рекой лилось вино, звенели струны циня, а потом «…парами сливаясь, ветки ликуют, шелестят неугомонно. Взметнулись высоко чулки из шелка, вмиг над плечами возлюбленного взошли два серпика луны. Уточка прильнула к селезню. Стыдится тучка, робеет дождик, все хитрее выдумки, все искуснее затеи…»
Турфанский оазис на границе каменистой пустыни и Западного Тянь-Шаня окружили скалистые, песчано-желтые горы. Изрезанные сизыми тенями в оврагах, они высоко уходили в бледное зимнее небо. Спускаясь в долину, к мутной извилистой реке, вдоль которой высились группы пирамидальных тополей, горные склоны становились городом: подпорными стенками, плоскими террасами, глухими кубами домов того же песчано-желтого цвета, что и горы. Над городом поднялось несколько ступенчатых пагод, показывающих, что народ Джунгарии , населяющий Турфан, много веков назад отдал свои души Желтой вере — тибетскому буддизму.
Из ворот турфанского города выехала группа всадников в полном вооружении — в кольчугах, островерхих шлемах, с короткими копьями. Всадники направились на север, в сторону Западных Саян. Двое из них вскоре отделились от отряда, повернув коней в сторону пограничного города Поднебесной империи. Там они собирались встретиться с Ченом — телохранителем пожилого китайского посла. Севернее, уже в Саянах, этот телохранитель должен был встретить их еще раз. Так разыгрывалась связь джунгарского и кыргызского направления в политике Китая. Что конкретно должен был сделать Чен, знал лишь один из провожающих отряд — юноша, носивший калмыцкое имя Цэван, наследный принц Джунгарии. Его ждало славное будущее и великие свершения. Но пока все это лишь готовилось, и в этой подготовке непосредственное участие принимал почтенный китайский чиновник господин Ли Ван Вэй.
Глава десятая
Уже четыре дня Андрей, Кистим и несколько их спутников продвигались на юг по льду Енисея. Чем дальше, тем ниже стали горы, тайга пошла перелесками, между которых спускались к реке длинные узкие поляны — елани. Потом перелески стали колками — круглыми островками леса в холмистой степи; потом исчезли и колки, сменившись на заросли черемухи по берегам речушек, и легкие, сквозящие березовые рощицы на северных склонах сопок. За плавными грядами и сопками, из которых торчали слоистые красновато-коричневые скалы, виднелись туманно-голубые хребты.
— Маленькая степь, — сказал Кистим, кивнув в сторону, — но хорошая, теплая.
Тут и там торчали плиты могильников — древние «иней-тас»(«каменные бабы») и могилы знатных кыр-гызских воинов — «чаа-тас»(«камни войны»).
— Как урус на Красный Яр пришел, много таких стало, — показал Кистим на «камни войны».
Андрей вспомнил могилы чеченских «идрисов»— шесты с зеленой лентой. Вот тоже — как русские пришли, много таких стало…
Погода была теплой, мягко голубело предвечернее небо. Подмерзший снег лежал в синей тени гор. По ровному полю реки далеко шли полосы рыжевато-желтого света, падая между береговыми скалами.
— Бояр тасхыл, Боярский хребет, — сказал Кистим.
На буром скальном обрыве были выбиты контуры оленей с рогами, закинутыми на спину, бревенчатые дома с пирамидальными сводами, всадник, на полном скаку вскинувший боевой молот.
— Кыргыз? — Андрей показал на рисунок всадника.
— Нет, — ответил Кистим, вглядевшись в изображение, — он такой, как ты.
— Как я?
— Белый, как урус. Лицо длинный, нос высокий.
— Знаешь что-нибудь о них? — спросил Андрей.
— Нет, давно такие жили. Может, в Хоорае знают — там умеют писать чертами.
— А ты умеешь?
— Только знаки, скот считать — десять, пятьдесят, сто. Сто голов — «много скота». Тогда хозяин бай.
— А ты бай?
— Не бай, не «харачи»— так, середка будет.
— А много надо скота, чтобы жить в степи?
— Считай сам. — Кистим начал загибать пальцы. — Семья пять душ — для еды надо двадцать пять лошадей. Одна лошадь — это как шесть овец. Это только еда — мясо, молоко. Да еще лошади на езду — по одной под седло каждому, кибитку возить четыре, на большую юрту с вещами десять. Постой-ка…
На берегу показалась большая группа всадников, на рысях заворачивавшая на лед.
Кистим перекинулся парой слов с их командиром. Андрей внимательно разглядел вооружение проезжавших воинов. У некоторых за спиной висели темные, грубокованые пищали с резными деревянными прикладами, у других широкие боевые луки. Кони у всех высокие, тонконогие, настоящие аргамаки — не то что коренастая киргизская лошадка, на которой сидел Андрей.
— Куда это они? — спросил Андрей вернувшегося Кистима, — на север? На Красный Яр?
— Зачем тебе знать? — подозрительно глянул тот.
— Домой приеду, так спросят — как там, в Хоорае с урусами воюют?
— Скажи, хорошо воюют. Скоро всех с Енисея сгонят, никого не останется.
«Вот оно как!»— отметил себе Андрей и оглянулся вслед кыргызским конникам. Кистим со спутниками двинулся дальше. Вскоре они уже ехали по землям Исарского улуса, северной части древнего государства енисейских кыргызов — Каганата Хоорай.
Южную границу Хоорая, проходящую в Саянских горах, пересекал небольшой караван, направлявшийся на север. Цепочку мохнатых, тяжело нагруженных верблюдов сопровождали всадники — монгольские воины с копьями, китайские купцы в теплых халатах. По-весеннему пригревало солнце, на снежных карнизах, наметенных над бурыми скалами, повисли и закапали сосульки. Замерли темно-зеленые ели, исполосовав снежные склоны длинными голубыми тенями, на речных порогах, в ледяных промоинах бурлила темная вода.
Посол по особым поручениям Его императорского величества господин Ли Ван Вэй ехал на своем белом коне. Сзади, под легким вьюком, шел такой же конь, но рыжий, предназначенный для русского мужчины, с которым китайский посол собирался встретиться в степи. Несколько дней назад, проезжая через Туву, посланник имел короткую беседу с наместником монгольских Алтын-ханов, управляющим Тувой, или, как ее звали монголы, Урянхайским краем. Во время беседы увесистый мешочек золотых китайских монет перешел из рук в руки, и монгольский нойон пообещал выделить небольшой отряд, чтобы при поддержке одного из саянских родов совершить короткую экспедицию в кыргызские степи. Объектом набега должен был стать род, кочующий у большого соленого озера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Турфанский оазис на границе каменистой пустыни и Западного Тянь-Шаня окружили скалистые, песчано-желтые горы. Изрезанные сизыми тенями в оврагах, они высоко уходили в бледное зимнее небо. Спускаясь в долину, к мутной извилистой реке, вдоль которой высились группы пирамидальных тополей, горные склоны становились городом: подпорными стенками, плоскими террасами, глухими кубами домов того же песчано-желтого цвета, что и горы. Над городом поднялось несколько ступенчатых пагод, показывающих, что народ Джунгарии , населяющий Турфан, много веков назад отдал свои души Желтой вере — тибетскому буддизму.
Из ворот турфанского города выехала группа всадников в полном вооружении — в кольчугах, островерхих шлемах, с короткими копьями. Всадники направились на север, в сторону Западных Саян. Двое из них вскоре отделились от отряда, повернув коней в сторону пограничного города Поднебесной империи. Там они собирались встретиться с Ченом — телохранителем пожилого китайского посла. Севернее, уже в Саянах, этот телохранитель должен был встретить их еще раз. Так разыгрывалась связь джунгарского и кыргызского направления в политике Китая. Что конкретно должен был сделать Чен, знал лишь один из провожающих отряд — юноша, носивший калмыцкое имя Цэван, наследный принц Джунгарии. Его ждало славное будущее и великие свершения. Но пока все это лишь готовилось, и в этой подготовке непосредственное участие принимал почтенный китайский чиновник господин Ли Ван Вэй.
Глава десятая
Уже четыре дня Андрей, Кистим и несколько их спутников продвигались на юг по льду Енисея. Чем дальше, тем ниже стали горы, тайга пошла перелесками, между которых спускались к реке длинные узкие поляны — елани. Потом перелески стали колками — круглыми островками леса в холмистой степи; потом исчезли и колки, сменившись на заросли черемухи по берегам речушек, и легкие, сквозящие березовые рощицы на северных склонах сопок. За плавными грядами и сопками, из которых торчали слоистые красновато-коричневые скалы, виднелись туманно-голубые хребты.
— Маленькая степь, — сказал Кистим, кивнув в сторону, — но хорошая, теплая.
Тут и там торчали плиты могильников — древние «иней-тас»(«каменные бабы») и могилы знатных кыр-гызских воинов — «чаа-тас»(«камни войны»).
— Как урус на Красный Яр пришел, много таких стало, — показал Кистим на «камни войны».
Андрей вспомнил могилы чеченских «идрисов»— шесты с зеленой лентой. Вот тоже — как русские пришли, много таких стало…
Погода была теплой, мягко голубело предвечернее небо. Подмерзший снег лежал в синей тени гор. По ровному полю реки далеко шли полосы рыжевато-желтого света, падая между береговыми скалами.
— Бояр тасхыл, Боярский хребет, — сказал Кистим.
На буром скальном обрыве были выбиты контуры оленей с рогами, закинутыми на спину, бревенчатые дома с пирамидальными сводами, всадник, на полном скаку вскинувший боевой молот.
— Кыргыз? — Андрей показал на рисунок всадника.
— Нет, — ответил Кистим, вглядевшись в изображение, — он такой, как ты.
— Как я?
— Белый, как урус. Лицо длинный, нос высокий.
— Знаешь что-нибудь о них? — спросил Андрей.
— Нет, давно такие жили. Может, в Хоорае знают — там умеют писать чертами.
— А ты умеешь?
— Только знаки, скот считать — десять, пятьдесят, сто. Сто голов — «много скота». Тогда хозяин бай.
— А ты бай?
— Не бай, не «харачи»— так, середка будет.
— А много надо скота, чтобы жить в степи?
— Считай сам. — Кистим начал загибать пальцы. — Семья пять душ — для еды надо двадцать пять лошадей. Одна лошадь — это как шесть овец. Это только еда — мясо, молоко. Да еще лошади на езду — по одной под седло каждому, кибитку возить четыре, на большую юрту с вещами десять. Постой-ка…
На берегу показалась большая группа всадников, на рысях заворачивавшая на лед.
Кистим перекинулся парой слов с их командиром. Андрей внимательно разглядел вооружение проезжавших воинов. У некоторых за спиной висели темные, грубокованые пищали с резными деревянными прикладами, у других широкие боевые луки. Кони у всех высокие, тонконогие, настоящие аргамаки — не то что коренастая киргизская лошадка, на которой сидел Андрей.
— Куда это они? — спросил Андрей вернувшегося Кистима, — на север? На Красный Яр?
— Зачем тебе знать? — подозрительно глянул тот.
— Домой приеду, так спросят — как там, в Хоорае с урусами воюют?
— Скажи, хорошо воюют. Скоро всех с Енисея сгонят, никого не останется.
«Вот оно как!»— отметил себе Андрей и оглянулся вслед кыргызским конникам. Кистим со спутниками двинулся дальше. Вскоре они уже ехали по землям Исарского улуса, северной части древнего государства енисейских кыргызов — Каганата Хоорай.
Южную границу Хоорая, проходящую в Саянских горах, пересекал небольшой караван, направлявшийся на север. Цепочку мохнатых, тяжело нагруженных верблюдов сопровождали всадники — монгольские воины с копьями, китайские купцы в теплых халатах. По-весеннему пригревало солнце, на снежных карнизах, наметенных над бурыми скалами, повисли и закапали сосульки. Замерли темно-зеленые ели, исполосовав снежные склоны длинными голубыми тенями, на речных порогах, в ледяных промоинах бурлила темная вода.
Посол по особым поручениям Его императорского величества господин Ли Ван Вэй ехал на своем белом коне. Сзади, под легким вьюком, шел такой же конь, но рыжий, предназначенный для русского мужчины, с которым китайский посол собирался встретиться в степи. Несколько дней назад, проезжая через Туву, посланник имел короткую беседу с наместником монгольских Алтын-ханов, управляющим Тувой, или, как ее звали монголы, Урянхайским краем. Во время беседы увесистый мешочек золотых китайских монет перешел из рук в руки, и монгольский нойон пообещал выделить небольшой отряд, чтобы при поддержке одного из саянских родов совершить короткую экспедицию в кыргызские степи. Объектом набега должен был стать род, кочующий у большого соленого озера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96