Фиванцы встретили афинян, как линкестиды встречали Александра: с осторожной учтивостью. Фиванский генерал расположил объединённые силы так, чтобы охранять проходы на юг и отрезать Филиппа от Амфиссы. Обе армии маневрировали и вели разведку по каменистым высотам Парнаса и долинам Фокиды. Деревья пожелтели, потом облетели; на вершинах выпал первый снег… Филипп не торопился. Он занялся восстановлением крепостей богохульных фокидян; а те с удовольствием сдали их его солдатам в аренду, за скидку с их выплат ограбленному богу.
В генеральное сражение его втянуть не удавалось. Была одна стычка в ущелье, ещё одна на горном перевале, — но он прекратил их тотчас, как только заметил, что его могут вытянуть на неудобную местность. Афиняне объявили, что это победы, и устроили празднества с благодарственными жертвоприношениями.
Однажды зимним вечером шатёр Филиппа стоял в ущелье за скалой, в укрытии от ветра, над рекой, разбухшей от снега. Вода клокотала меж камней. По окрестным склонам рубили сосны на костры. Смеркалось. Порывы чистого горного воздуха прорывались сквозь густые запахи дыма, каши, бобовой похлёбки, лошадей, сыромятной кожи солдатских палаток и многих тысяч немытых людских тел. Филипп с Александром сидели на кожаных походных стульях и сушили промокшую обувь у тлеющих углей своей жаровни. Отцовские ноги попахивали резковато, но Александра это не раздражало: это был знакомый и обыденный компонент аромата войны. Сам он тоже был довольно грязен — но не более того: если трудно было добраться до воды, он обтирался снегом. Его забота о чистоте уже породила легенду — он ещё не знал о ней, — будто он от природы наделён особым благоуханием. Большинство вообще не умывалось месяцами. Вернутся к брачным постелям — жёны их ототрут…
— Ну, — сказал Филипп. — Я ж говорил тебе, что у Демосфена терпенье кончится раньше моего. Я только что узнал — он таки послал их.
— Что?!.. Сколько?
— Всех десять тысяч!
— Он что, свихнулся?
— Нет… Просто он партийный политик… Гражданам, избирателям, не нравится, что наёмные войска получают жалованье и паёк в Аттике, когда сами граждане пошли воевать. Я их побаивался, честно говоря. Люди опытные и очень подвижные, слишком. Если бы мы завязались с афинской армией, то десять тысяч боеспособного резерва — это серьёзная сила, очень серьёзная. А теперь мы сможем разделаться с ними, когда они будут одни. Их посылают прямо к Амфиссе.
— Значит, мы подождём, пока они прибудут, — а потом что?
Пожелтевшие зубы Филиппа сверкнули улыбкой в свете углей.
— Ты знаешь, как я выскользнул под Византием? Попробуем ещё раз. Мы получим скверные новости, очень скверные, из Фракии. Восстание, Амфиполь под угрозой, — и мы должны быть там, защищать границу. Все должны быть, до последнего человека. Я отвечу, письмо напишу, чётко и красиво, что мы всеми силами идем на север. Мой гонец попадётся — или просто продаст это письмо, — и их разведчики увидят, как мы уходим на север… А у Китиниона мы заляжем и подождём.
— А потом — через Грабийский перевал — и на рассвете р-р-аз!..
— Скрытый марш, как говаривал твой друг Ксенофонт.
Так они и сделали, до того как весенний паводок перекрыл броды на реках. Афинские наёмники честно сражались, пока в этом был хоть какой-то смысл. А после того — часть отошла к побережью, другие запросили об условиях капитуляции. Из этих большинство кончило тем, что пошло в армию к Филиппу. Им перевязали раны и усадили к котлам с горячей и вкусной едой.
Амфиссийцы сдались безоговорочно. Их правительство отправилось в изгнание, как решила Священная Лига, а Священную долину очистили от безбожных пахотных угодий и оставили под паром для бога.
Было уже по-весеннему тепло, когда в Дельфийском театре Лига чествовала царя Филиппа золотым лавровым венком. Позади высились бледные орлиные скалы Федриад, впереди — огромный храм Аполлона, за ним сверкал широкий залив… В этом впечатляющем обрамлении его, вместе с сыном, прославляли в длинных речах и хорических одах; а скульптор делал наброски для их будущих статуй, которые украсят храм.
После церемонии Александр с друзьями пошёл по запруженной террасе. Кого только не было в этой толчее! Люди не только со всей Греции, но и с Сицилии, из Италии, и даже из Египта… Проходили богачи в сопровождении рабов, несших на головах их приношения богу; блеяли козы, стонали голуби в ивовых клетках; мелькали встревоженные и умиротворённые лица, благоговейные и жаждущие… Был день оракулов.
В окружающем шуме Гефестион сказал Александру на ухо:
— Слушай, сходи-ка и ты, раз уж мы здесь.
— Нет, сейчас не время.
— Но ведь надо узнать и успокоиться наконец!..
— Нет. День неподходящий. Мне кажется, в таких местах как здесь, прорицателей надо захватывать врасплох.
В театре поставили роскошный спектакль. Протагонистом был Феттал, прославленный героическими ролями; красивый и пылкий молодой человек с кельтской примесью в фессалийской крови. Обучение в Афинах обогатило его талант хорошей актерской техникой, а природную горячность — хорошими манерами. Он часто выступал в Пелле и был любимцем Александра. В его исполнении, словно по волшебству, Александр видел душу героя как-то по-новому. Теперь, в софокловом «Аяксе», играя одновременно Аякса и Тевкра, он сделал невозможной даже мысль о том, что один мог бы пережить свою славу, а другой оказался бы неверен павшему. После спектакля Александр вместе с Гефестионом зашел за сцену к артистам. Феттал только что снял маску Тевкра и вытирал полотенцем пот с резко очерченного лица и коротких курчавых волос. Услышав голос Александра, он вынырнул из полотенца и засиял навстречу громадными карими глазами.
— Я рад, что тебе понравилось. Я же всё это играл специально для тебя, сам понимаешь.
Они поговорили немного о его последних поездках… Под конец он сказал:
— Слушай, я много где бываю. Если у тебя когда-нибудь будет дело — всё равно какое — и понадобится надёжный человек — ты знай, что для меня это честь.
Его поняли. Актёры, слуги Диониса, находились под его защитой; потому их часто использовали в качестве послов, и ещё чаще в качестве тайных агентов.
— Спасибо Феттал, — ответил Александр. — Тебя я попрошу первого, если что.
Когда они уходили в сторону стадиона, Гефестион спросил:
— А ты знаешь, что он до сих пор влюблён в тебя?
— Ну и что? Можно же оставаться учтивым… Он всё понимает, не ошибётся. А мне, быть может, когда-нибудь придётся довериться ему, кто знает.
По хорошей весенней погоде Филипп двинулся вниз к Коринфскому заливу и взял Навпактос, запиравший наружный пролив. Летом он кочевал за Парнасом, укрепляя опорные пункты, подогревая союзников и откармливая кавалерийских лошадей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127