Ему было хорошо с ней; и на прощанье он поцеловал прелестно очерченные губы, знаменитые на всю Грецию.
— Не знаю, зачем ей нужно, чтобы женщины меня поработили, — сказал он в ту ночь Гефестиону. — Неужели ей мало, сколько с отцом натерпелась?
— Все матери с ума сходят по внукам, — примирительно отозвался Гефестион: после этой вечеринки Александр был как-то смутно встревожен и восприимчив к любви.
— Ты только вспомни, скольких великих людей это сгубило. Посмотри на Персию…
Он опять впал в своё мрачное настроение и вспомнил ужасную историю о ревности и мести из Геродота. Гефестион подходящим образом ужаснулся… А спал он хорошо, спокойно.
На другой день Птолемей подошёл к Александру:
— Царица была рада услышать, что тебе у меня понравилось.
Он никогда не говорил лишнего, и Александр ценил в нём эту черту. Каликсине он послал ожерелье из золотых цветов.
Зима начала поддаваться — и из Фракии разом явились два гонца: первого задержали разбухшие реки. В первом послании говорилось, что царь уже может понемногу ходить. Он получил новости с юга, корабль привёз. Армия Лиги, несмотря на неурядицы и проволочки, одержала победу; теперь амфиссийцы должны, среди прочего, сместить своих вождей и вернуть изгнанников-оппозиционеров. Это условие всегда было самым ненавистным; потому что изгнанники, вернувшись, принимались сводить старые счёты. Своих обязательств по мирному договору амфиссийцы ещё не выполнили.
Из письма второго гонца было ясно, что Филипп сейчас работает напрямую со своими южными агентами, которые сообщали, что амфиссийцы до сих пор укрывают прежнее правительство и на протесты не реагируют; оппозиция возвращаться не решается. Котиф, командующий силами Лиги, конфиденциально спрашивал Филиппа, готов ли он принять участие в войне, если амфиссийцы вынудят Лигу продолжить боевые действия.
Вместе с этим письмом пришло ещё одно, обвязанное шнуром с двойной печатью и адресованное Александру в качестве Наместника. Там отец хвалил его правление и сообщал, что надеется скоро выздороветь настолько, чтобы выдержать дорогу домой, поскольку дела требуют его присутствия. Он хотел, чтобы вся армия была подготовлена к активным действиям; но никто не должен заподозрить, что его планы нацелены на юг; это можно доверить только Антипатру. Нужно найти какой-нибудь предлог. Недавно были межплеменные заварушки в Иллирии, — можно распустить слух, что западная граница под угрозой и что войска стоят наготове на случай войны там. После кратких указаний по поводу комплектования и подготовки войск шло отцовское благословение.
Александр кинулся в работу, словно птица, из клетки выпущенная. Когда он мотался вокруг в поисках местности, подходящей для учений, люди слышали, как он распевает под топот копыт Быкоглава. Антипатр улыбался, размышляя о том, что если бы парню пообещали вдруг девушку, которую он любит уже много лет, — вряд ли он был бы счастливее.
Собирались военные советы; солдаты-профессионалы консультировали племенных вождей, командовавших своими ополченцами… Олимпия спросила сына, чем он так занят и почему так редко бывает дома. Он ответил, что надеется вскоре начать действия против иллирийцев на границе.
— Я хотела бы поговорить с тобой ещё об одном деле, Александр. Я слышала, после того как фессалийка Каликсина развлекала вас у Птолемея, ты отослал ей подарок, но ни разу больше её не позвал. Эти женщины артистки, Александр. У гетеры такого ранга есть своя гордость… Что она о тебе подумает?
Он резко обернулся к ней, едва не взорвавшись от ярости. Он вообще забыл о существовании той Каликсины, напрочь.
— Ты полагаешь, у меня сейчас есть время развлекаться с девицами?
Она постучала пальцами по золоченому подлокотнику кресла.
— Этим летом тебе уже восемнадцать. Люди начнут говорить, что тебе вообще нет дела до девушек…
Он смотрел на разорение Трои, на пламя и кровь, и на кричащих женщин, размахивающих руками на плечах у воинов… Чуть помедлив, ответил:
— Я найду им другие темы для разговоров.
— Для Гефестиона ты всегда время находишь, — вдруг упрекнула она.
— Он работает вместе со мной, помогает мне!
— Что это за работа? Ты ничего мне не рассказываешь… Филипп тебе прислал какое-то тайное письмо, а ты мне даже не сказал!.. Что в этом письме?
С холодной точностью, без запинки, он выдал ей сказку о войне с иллирийцами. Но в глазах была поразившая её неприязнь.
— Ты лжёшь!
— Если так думаешь, то зачем спрашивать?
— Не сомневаюсь, Гефестиону ты говоришь всё!
— Нет, — ответил он, чтобы не навредить Гефестиону правдой.
— Люди болтают… Лучше, чтобы ты услышал от меня, если ещё не знаешь. Почему ты бреешься, словно грек?
— А разве я не грек? Это для меня новость, надо было раньше сказать…
Как два борца, подкатившись к краю обрыва, одновременно пугаются и отпускают друг друга, — так и они умолкли. Олимпия чуть сместила тему:
— Все твои друзья этим прославились, на вас женщины пальцами показывают! Гефестион, Птолемей, Гарпал…
Он рассмеялся:
— Ты Гарпала спроси, отчего показывают.
Его невозмутимость её злила; она интуитивно знала, что бьёт по больному месту.
— Скоро отец начнёт устраивать твой брак. Пора бы показать ему, что у него в доме жених, а не невеста!
Он на мгновение замер; потом пошёл к ней, очень медленно и совсем бесшумно, словно рысь. Подошёл и встал вплотную, глядя на неё сверху вниз. Она приоткрыла было рот, снова закрыла, — и стала подаваться вглубь своего кресла, похожего на трон, пока не упёрлась в высокую спинку, так что двигаться дальше стало некуда. Оценив это, он произнёс, совсем тихо:
— Такого ты мне больше не скажешь, никогда в жизни. Запомни.
Она так и сидела, не шевельнувшись, пока не услышала удалявшийся галоп Быкоглава.
Два дня он к ней и близко не подходил; её распоряжение не впускать его пропало втуне. Потом подошли праздники — и оба они обнаружили подарки друг от друга. Примирение прошло без слов, ни один прощения не просил, больше об этом не заговаривали.
Он вообще напрочь забыл об этой ссоре, когда подошли вести из Иллирии. Слухи о том, что царь Филипп вооружается против них, взбудоражили всю страну, от границы до западного моря.
— Я как раз этого и ждал, — признался Антипатр, оставшись наедине с Александром. — Опасность хорошей лжи в том, что ей начинают верить.
— Однако мы не можем себе позволить их разубеждать; значит, они могут перейти границу в любой день, верно?.. Дай мне подумать. Завтра скажу, какие войска мне понадобятся там.
Антипатр возражать не стал: он уже начал привыкать, что это без толку.
Какие силы ему нужны, Александр знал. Его гораздо больше заботило, как, не возбуждая подозрений, задействовать только часть войск в том деле, ради которого — как считалось — стоят наготове они все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
— Не знаю, зачем ей нужно, чтобы женщины меня поработили, — сказал он в ту ночь Гефестиону. — Неужели ей мало, сколько с отцом натерпелась?
— Все матери с ума сходят по внукам, — примирительно отозвался Гефестион: после этой вечеринки Александр был как-то смутно встревожен и восприимчив к любви.
— Ты только вспомни, скольких великих людей это сгубило. Посмотри на Персию…
Он опять впал в своё мрачное настроение и вспомнил ужасную историю о ревности и мести из Геродота. Гефестион подходящим образом ужаснулся… А спал он хорошо, спокойно.
На другой день Птолемей подошёл к Александру:
— Царица была рада услышать, что тебе у меня понравилось.
Он никогда не говорил лишнего, и Александр ценил в нём эту черту. Каликсине он послал ожерелье из золотых цветов.
Зима начала поддаваться — и из Фракии разом явились два гонца: первого задержали разбухшие реки. В первом послании говорилось, что царь уже может понемногу ходить. Он получил новости с юга, корабль привёз. Армия Лиги, несмотря на неурядицы и проволочки, одержала победу; теперь амфиссийцы должны, среди прочего, сместить своих вождей и вернуть изгнанников-оппозиционеров. Это условие всегда было самым ненавистным; потому что изгнанники, вернувшись, принимались сводить старые счёты. Своих обязательств по мирному договору амфиссийцы ещё не выполнили.
Из письма второго гонца было ясно, что Филипп сейчас работает напрямую со своими южными агентами, которые сообщали, что амфиссийцы до сих пор укрывают прежнее правительство и на протесты не реагируют; оппозиция возвращаться не решается. Котиф, командующий силами Лиги, конфиденциально спрашивал Филиппа, готов ли он принять участие в войне, если амфиссийцы вынудят Лигу продолжить боевые действия.
Вместе с этим письмом пришло ещё одно, обвязанное шнуром с двойной печатью и адресованное Александру в качестве Наместника. Там отец хвалил его правление и сообщал, что надеется скоро выздороветь настолько, чтобы выдержать дорогу домой, поскольку дела требуют его присутствия. Он хотел, чтобы вся армия была подготовлена к активным действиям; но никто не должен заподозрить, что его планы нацелены на юг; это можно доверить только Антипатру. Нужно найти какой-нибудь предлог. Недавно были межплеменные заварушки в Иллирии, — можно распустить слух, что западная граница под угрозой и что войска стоят наготове на случай войны там. После кратких указаний по поводу комплектования и подготовки войск шло отцовское благословение.
Александр кинулся в работу, словно птица, из клетки выпущенная. Когда он мотался вокруг в поисках местности, подходящей для учений, люди слышали, как он распевает под топот копыт Быкоглава. Антипатр улыбался, размышляя о том, что если бы парню пообещали вдруг девушку, которую он любит уже много лет, — вряд ли он был бы счастливее.
Собирались военные советы; солдаты-профессионалы консультировали племенных вождей, командовавших своими ополченцами… Олимпия спросила сына, чем он так занят и почему так редко бывает дома. Он ответил, что надеется вскоре начать действия против иллирийцев на границе.
— Я хотела бы поговорить с тобой ещё об одном деле, Александр. Я слышала, после того как фессалийка Каликсина развлекала вас у Птолемея, ты отослал ей подарок, но ни разу больше её не позвал. Эти женщины артистки, Александр. У гетеры такого ранга есть своя гордость… Что она о тебе подумает?
Он резко обернулся к ней, едва не взорвавшись от ярости. Он вообще забыл о существовании той Каликсины, напрочь.
— Ты полагаешь, у меня сейчас есть время развлекаться с девицами?
Она постучала пальцами по золоченому подлокотнику кресла.
— Этим летом тебе уже восемнадцать. Люди начнут говорить, что тебе вообще нет дела до девушек…
Он смотрел на разорение Трои, на пламя и кровь, и на кричащих женщин, размахивающих руками на плечах у воинов… Чуть помедлив, ответил:
— Я найду им другие темы для разговоров.
— Для Гефестиона ты всегда время находишь, — вдруг упрекнула она.
— Он работает вместе со мной, помогает мне!
— Что это за работа? Ты ничего мне не рассказываешь… Филипп тебе прислал какое-то тайное письмо, а ты мне даже не сказал!.. Что в этом письме?
С холодной точностью, без запинки, он выдал ей сказку о войне с иллирийцами. Но в глазах была поразившая её неприязнь.
— Ты лжёшь!
— Если так думаешь, то зачем спрашивать?
— Не сомневаюсь, Гефестиону ты говоришь всё!
— Нет, — ответил он, чтобы не навредить Гефестиону правдой.
— Люди болтают… Лучше, чтобы ты услышал от меня, если ещё не знаешь. Почему ты бреешься, словно грек?
— А разве я не грек? Это для меня новость, надо было раньше сказать…
Как два борца, подкатившись к краю обрыва, одновременно пугаются и отпускают друг друга, — так и они умолкли. Олимпия чуть сместила тему:
— Все твои друзья этим прославились, на вас женщины пальцами показывают! Гефестион, Птолемей, Гарпал…
Он рассмеялся:
— Ты Гарпала спроси, отчего показывают.
Его невозмутимость её злила; она интуитивно знала, что бьёт по больному месту.
— Скоро отец начнёт устраивать твой брак. Пора бы показать ему, что у него в доме жених, а не невеста!
Он на мгновение замер; потом пошёл к ней, очень медленно и совсем бесшумно, словно рысь. Подошёл и встал вплотную, глядя на неё сверху вниз. Она приоткрыла было рот, снова закрыла, — и стала подаваться вглубь своего кресла, похожего на трон, пока не упёрлась в высокую спинку, так что двигаться дальше стало некуда. Оценив это, он произнёс, совсем тихо:
— Такого ты мне больше не скажешь, никогда в жизни. Запомни.
Она так и сидела, не шевельнувшись, пока не услышала удалявшийся галоп Быкоглава.
Два дня он к ней и близко не подходил; её распоряжение не впускать его пропало втуне. Потом подошли праздники — и оба они обнаружили подарки друг от друга. Примирение прошло без слов, ни один прощения не просил, больше об этом не заговаривали.
Он вообще напрочь забыл об этой ссоре, когда подошли вести из Иллирии. Слухи о том, что царь Филипп вооружается против них, взбудоражили всю страну, от границы до западного моря.
— Я как раз этого и ждал, — признался Антипатр, оставшись наедине с Александром. — Опасность хорошей лжи в том, что ей начинают верить.
— Однако мы не можем себе позволить их разубеждать; значит, они могут перейти границу в любой день, верно?.. Дай мне подумать. Завтра скажу, какие войска мне понадобятся там.
Антипатр возражать не стал: он уже начал привыкать, что это без толку.
Какие силы ему нужны, Александр знал. Его гораздо больше заботило, как, не возбуждая подозрений, задействовать только часть войск в том деле, ради которого — как считалось — стоят наготове они все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127