Клерант от природы весьма честолюбив, и намерение вести приватную жизнь происходило от того, что он не мог принять участия в государственных делах. Вот почему, заручившись такими королевскими милостями, какими не пользовался никто, он перестал помышлять об уединении и, стремясь только к высоким должностям, полюбил двор сильнее, нежели прежде его ненавидел, и избавил меня тем от заботы изображать ему тамошнюю жизнь в розовом свете.
Он всячески способствовал моему повышению и снискал мне благоволение короля, коему я был уже давно известен. Со своей стороны, и я не бездействовал, обычно высказывая перед монархом различные суждения, в коих замечал он некую остроту мысли, доставлявшую ему изрядное удовольствие. Вы, вероятно, думаете, что я стал кичливее и возымел о себе более высокое мнение, оттого что каждодневно пребывал подле августейшей особы государя. Но клянусь вам, это было мне почти что безразлично. У меня не такой склад характера, как у тех кавалеров доброго старого времени, из коих один хвастался, будто во время какой-то церемонии так близко подошел к своему королю, что тот коснулся концом шпаги его штанов; не похожу я также и на того, который с превеликой гордостью показывал всем и всякому плевок, коим его величество, проходя по улице, наградил плащ этого молодца. Такое подобострастие не в моем духе: я предпочитаю грубость того крестьянина, которому кум крикнул, чтоб он бросил пахоту, если хочет взглянуть на короля, проезжающего по их селению, и который на это отвечал, что и шага не сделает, ибо увидит только такого же человека, как он сам.
Удостаиваясь королевских милостей, я не менял своего обычного состояния духа и не заносился ни с того ни с сего. Мне приходилось нередко отпускать в присутствии его величества колкие замечания по адресу некоторых дворян, того заслуживших. Но, будучи крайне невежественными, они их обычно не понимали, а потому по большей части не почитали себя обиженными, а иногда даже смеялись вместе с другими, воображая, по своей глупости, будто я говорил это для того, чтоб их позабавить, а не для того, чтоб отвратить от пороков, коими были они заражены. Правда, нашелся некто, но имени Бажамон, который оказался щепетильнее, но не умнее прочих. Был он глуп и чванлив и не умел обратить в шутку направленные на него шпильки, но тем не менее, выслушивая обвинения, не пытался воздерживаться от дурных поступков, в коих его упрекали. Все сатиры, сочиняемые при дворе, метили почти исключительно в него, ибо он каждый день подавал поэтам до-статочно поводов для упражнения в злословии. А потому он поклялся, что жестоко накажет того обличителя, который первый попадется ему в руки.
В некий день, находясь во дворе Лувра, я беседовал о разных предметах с несколькими друзьями, и мы разговорились о плюмажах: одни одобряли, другие, более строгие, порицали эту моду; я отозвался о ней с большой похвалой, как об обычае, способствующем украшению дворян, но находил смехотворной прихоть некоторых дурачливых царедворцев, которые кичились тем, что носили, словно для защиты от солнца, такие же огромные плюмажи, как вьючные мулы, и не переставали проверять по своей тени, хорошо ли они торчат, надеясь заворожить этим оперением сердца строптивейших девиц.
— Намедни, — сказал я, — мне сообщили историю одного влюбленного, тратившего на это украшение столько же, сколько на все свои наряды, вместе взятые, но не сумевшего тем не менее смягчить надменность одной красавицы.
Не успели слова эти слететь с моих уст, как вся компания, зная, что я никогда не рассказываю пресных историй, единодушно пристала ко мне, чтоб поведал я им ту, о которой только что говорил. И тогда я сказал:
— В таком случае, господа, я позабавлю вас рассказом небольшого параграфчика из жизни одного графчика, которого я так разграфлю, что ему не поздоровится.
Бажамон, находившийся позади меня и постоянно носивший большой плюмаж, а также владевший крохотным графством, тотчас же вообразил, будто я намерен перемыть ему косточки, а потому подошел ближе, что! послушать рассказ, к коему я приступил так:
— Герой сего происшествия влюбился недавно в дочь одного здешнего медика, ибо у него никогда не хватало духа посягать на особ более высокого звания. Ища случая на нее поглядеть, он всякий день заходил в церковь, где она слушала обедни и вечерни, и обычно прогуливался перед ее домом. Наконец, дабы удовольствовать себя еще больше, додумался он снять меблированную комнату против ее жилища. Один из его лакеев получил от него приказание пристать к ее служанке и притвориться, будто в нее влюблен; он выполнил наказ своего барина и в короткое время добился милостей субретки, так что граф поручил ему поведать ей о своих чувствах к лекарской дочке и заручиться ее содействием. Дело это возымело вожделенный успех, и служанка, бывшая в самых непринужденных отношениях со своей хозяйкой, каковая по смерти матери заправляла всем домом, поведала ей про любовь соседа. Но госпожа накричала на нее так, как она того и не ожидала, и особливо обиделась на то, что та споспешествует проискам человека, который ввиду высокого своего звания добивается ее благосклонности без намерения на ней жениться. Помимо того, служанка получила запрещение принимать впредь подобные комиссии. Невозможность помочь тому, кто посулил ей щедрейшие награды, весьма ее огорчила. Однако же, желая выудить у графа хоть сколько-нибудь денег, она уверила его, что ее госпожа страстно в него влюблена. Ей не пришлось прибегать к каким-либо чрезвычайным клятвам, дабы внедрить эту мысль в его воображение, ибо был он самонадеян, как никто на свете. Проходя по улице, он то и дело оборачивался, дабы взглянуть, не смотрят ли на него, и если кто-либо обращал внимание на его неприглядное лицо, то он воображал, будто тот восхищается стройностью его стана или роскошью его наряда; а когда до него долетали чьи-либо слова по какому-либо поводу, то, расслышав на ходу только половину, он принимал их на свой счет и истолковывал в лестном для себя смысле. Стоило какой-нибудь девице на него покоситься, он сейчас же проникался уверенностью, что она от него без ума. Мне передавали, будто, зайдя однажды к знакомой даме и застав там своего приятеля, который на ней ухаживал, он незамедлительно удалился; приятель, встретив его спустя несколько дней, спросил, чем он его так прогневил, что тот гнушается его обществом. На это граф отвечал:
— Вы дурно истолковываете мой поступок; я удалился от вашей возлюбленной только для того, чтоб доставить вам удовольствие, ибо по похвале, которую она тотчас же наградила мои дивно завитые волосы, я убедился, что она питает ко мне больше расположения, нежели к вам; мне не хотелось, чтоб мое присутствие помешало ей оказать вам те милости, которых вы, вероятно, жаждали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163