Петька вскочил на ноги. Сунул картонную папку в вещевой мешок и бросился к борту. Федор Иванович, тётя Нина и Любка стояли па берегу и улыбались. Небольшую самодельную корзину, битком, набитую черемшой, Любка держала на голове и пробовала танцевать лезгинку.
Ужинала команда «Таёжницы» в сумерках. Ели нарезанную черемшу с мелко крошеными, сваренными вкрутую яйцами.
…Летняя ночь кончилась для Петьки как-то сразу. Он только чуточку прикрыл глаза, а когда открыл, было уже светло. Солнечные лучи били из-за хребта в небо, словно прожектора сверхдальнего действия. Федор Иванович разбудил Любку и Таню:
— Проснитесь, синицы! — Девочки, по-видимому, проснулись, потому что старый капитан прошептал: — Моторной частью нынче заведовать будете, а тётя Нина и Петька спать. Они ночью несли вахту.
«Синицы» выскочили из-под тёплой шубы, поднялись вместе с капитаном на палубу.
Петька не слышал, как затарахтел мотор, и «Таёжница», оставляя за кормой буруны, ходко пошла вперёд. Слева наклонной стеной потянулся старый хребет. Петьку разбудили удары колокола и выстрелы. Он вылетел на палубу и понял — конец пути. Приехали.
Баржа обогнула остров и пошла почти поперёк течения. Петькиному взору открылся ровный, как стекло, залив. Высокие сосны отражались в его воде. В конце залива Петька заметил бревенчатый причал. На нём стояли люди. У одного высокого в руках то ли ружьё, то ли палка.
Петька вспомнил про документы Самоволина и побежал в капитанскую рубку.
— Федор Иванович, — сказал Петька, — мне Самоволин документы дал про экспедицию, которая пропала.
— Ну и хорошо, дал, значит, доверил.
— Он мне дал прочитать, а потом, говорит, отдашь
Федору Ивановичу, а мы с Таней прочитать не успели, а нам интерес…
— Не горюй, Петька, читайте на здоровье, через полмесяца, ну, в крайнем случае, через месяц, я опять тут буду, а Казимира я предупрежу…
Бревенчатая пристань, плавно покачиваясь, приближалась.
— Стоп, машина, — крикнул Федор Иванович, — всем наверх, приготовиться к швартовке.
На пристани бородатые люди тоже заволновались. У высокого оказалась в руках не палка, а ружьё. Длинноствольная двустволка. Гарновского среди геологов не было. В стороне от пристани сидел на камне мужчина без бороды, и, не обращая внимания на баржу, играл на гитаре, и пел.
…А назавтра быстрые олени.
Унесут в неведомую даль.
Уезжала ты одна по Лене,
Увозила радость и печаль…
У домика на крыльце сидела нерусская старуха. Она чинила меховую шапку и в такт песне покачивалась, словно ехала на олене.
— Играет Васька Жухов, — прошептала Любка. — А на крыльце сидит Додоевна, сторожиха. Её старик в экспедиции конюхом числится. По нации они эвенки,
— А высокий кто? — спросил Петька.
— Заместитель Гарновского, взрывник Колёсников, он поёт лучше Васьки Жухова в тыщу раз.
Разрыв между баржей и причалом стал не больше метра. Жухов вдруг положил гитару и в три прыжка был на пристани. Слёту перемахнул на палубу, схватил кормовой трос и метнулся обратно. Быстро закрутил трос вокруг сосны. Колёсников и рыжий геолог в телогрейке притянули к пристани нос баржи. Борт «Таёжницы» вплотную притёрся к настилу. Жухов, теперь не торопясь, но ловко, словно кошка, перескочил на палубу. Зыркнул глазами по Петьке, а потом по Тане. Протянул руку Федору Ивановичу.
— Здравствуй, капитан, все живы-здоровы?
— Слава богу, все благополучно, — ответил Федор Иванович, — а как тут у вас, изменений нет?
Жухов засмеялся:
— Гарновского нет, а значит и изменений нет, — и опять неприятно стрельнул глазами по Петьке,
Подошёл Колёсников, улыбнулся, подал всем руку, а Федора Ивановича обнял:
— Молодец, капитан, вовремя груз доставил. Мы шпуры под скалу пробили, а закладывать нечем, последний запас взрывчатки неделю назад израсходовали. — Колёсников вдруг выпрямился во весь рост и, шутливо приложив руку к голове, как военный, произнёс: — За отличную работу вся команда награждается торжественным ужином. — Рука метнулась в сторону домика. — Прошу проходить. Додоевна, встречай гостей?
— Хнешно, встречу, — ответила Додоевна, — ужин шибко богатый нонче, не стыдно встретить, — и зашла в избу.
Федор Иванович позвал к себе в рубку Колесникова и Жухова подписывать бумаги. Через стекло было видно, что Колёсников бросил взгляд на Таню и Петьку. Стало понятно: старый капитан рассказывает о своих младших матросах. Петька спустился в кают— кампанию, оделся и, схватив уватовский вещмешок с документами Самоволина, выскочил на палубу.
Тётя Нина, Любка и Таня сидели уже на крылечке дома. Как только Петька подошёл к ним, из-под крыльца вылезла собака — серая, похожая на старого волка. Она сразу направилась к Петьке, неторопливо обнюхала вещмешок и слегка вильнула толстым хвостом.
— Линда, Линда, — позвала Любка, но та на неё не взглянула и прижалась тёплым боком к Петькиным ногам.
Геологи приступили к разгрузке баржи. Колёсников спустился в трюм и подавал оттуда ящики с красной полосой на боку. Люди подходили по одному. Осторожно принимали ящик двумя руками, и, крепко прижав к животу опасный груз, сходили на берег, и исчезали в густом ельнике, в распадке.
— Склад у них там, под скалой, и проволока колючая, и надпись: «Стой! Опасная зона», — сказала Любка.
— А сторож у них есть? — спросила Таня.
— Есть, есть, хнешно есть, — раздалось в сенях.
Таня оглянулась. На неё с улыбкой смотрела Додоевна. Теперь она была в сапогах-ичигах, в новой телогрейке. На поясе узкий нож, за голенищем длинная курительная трубка,
— Кушать, почему не заходите. Шибко вкусно нонче, сам Васька Жухов варил.
— Федора Ивановича ждём, — ответила тётя Нина.
— Чего ждать? Сам придёт — мужик, как волк, сам должен нюхать, где вкусно пахнет. — Старуха прислонилась к косяку двери. — Это вон Васька Жухов неделю назад приехал и спрашивает: «Это, вкусного у тебя, Додоевна, нет чего-нибудь?» У меня, говорю, нету, а в тайге вкусного много есть. Сохатых, говорю, много. Разрешение, говорю, Сидоров дал, сам начальник экспедиции, а вы зверя убить не можете. Васька на меня шибко обиделся. А сам этот Васька хитрый, ой хитрый. Он, это, как неважный шаман: говорит, говорит, мушхару в глаза пускает, краски всякие в разговоре употребляет, а сам шибко хитрый, но порядочный человек. Уговорил меня на охоту сходить, а сам вместо меня склад караулил. Сохатку я подстрелила, а он уже тут сразу оказался. Сохатка был немного старый, но жирный, сейчас сами посмотрите. Пойдёмте кушать.
Стол стоял посередине кухни. На нём лежали пучки свежей черемши и тарелки с мясом. Посередине, на берестяном блюде, рыба и горка картошки в мундирах. Не успели сесть, как появился Васька Жухов с Фёдором Ивановичем. Капитан обнял Додоевну, увёл её и тётю Нину в комнату, и там они стали шептаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Ужинала команда «Таёжницы» в сумерках. Ели нарезанную черемшу с мелко крошеными, сваренными вкрутую яйцами.
…Летняя ночь кончилась для Петьки как-то сразу. Он только чуточку прикрыл глаза, а когда открыл, было уже светло. Солнечные лучи били из-за хребта в небо, словно прожектора сверхдальнего действия. Федор Иванович разбудил Любку и Таню:
— Проснитесь, синицы! — Девочки, по-видимому, проснулись, потому что старый капитан прошептал: — Моторной частью нынче заведовать будете, а тётя Нина и Петька спать. Они ночью несли вахту.
«Синицы» выскочили из-под тёплой шубы, поднялись вместе с капитаном на палубу.
Петька не слышал, как затарахтел мотор, и «Таёжница», оставляя за кормой буруны, ходко пошла вперёд. Слева наклонной стеной потянулся старый хребет. Петьку разбудили удары колокола и выстрелы. Он вылетел на палубу и понял — конец пути. Приехали.
Баржа обогнула остров и пошла почти поперёк течения. Петькиному взору открылся ровный, как стекло, залив. Высокие сосны отражались в его воде. В конце залива Петька заметил бревенчатый причал. На нём стояли люди. У одного высокого в руках то ли ружьё, то ли палка.
Петька вспомнил про документы Самоволина и побежал в капитанскую рубку.
— Федор Иванович, — сказал Петька, — мне Самоволин документы дал про экспедицию, которая пропала.
— Ну и хорошо, дал, значит, доверил.
— Он мне дал прочитать, а потом, говорит, отдашь
Федору Ивановичу, а мы с Таней прочитать не успели, а нам интерес…
— Не горюй, Петька, читайте на здоровье, через полмесяца, ну, в крайнем случае, через месяц, я опять тут буду, а Казимира я предупрежу…
Бревенчатая пристань, плавно покачиваясь, приближалась.
— Стоп, машина, — крикнул Федор Иванович, — всем наверх, приготовиться к швартовке.
На пристани бородатые люди тоже заволновались. У высокого оказалась в руках не палка, а ружьё. Длинноствольная двустволка. Гарновского среди геологов не было. В стороне от пристани сидел на камне мужчина без бороды, и, не обращая внимания на баржу, играл на гитаре, и пел.
…А назавтра быстрые олени.
Унесут в неведомую даль.
Уезжала ты одна по Лене,
Увозила радость и печаль…
У домика на крыльце сидела нерусская старуха. Она чинила меховую шапку и в такт песне покачивалась, словно ехала на олене.
— Играет Васька Жухов, — прошептала Любка. — А на крыльце сидит Додоевна, сторожиха. Её старик в экспедиции конюхом числится. По нации они эвенки,
— А высокий кто? — спросил Петька.
— Заместитель Гарновского, взрывник Колёсников, он поёт лучше Васьки Жухова в тыщу раз.
Разрыв между баржей и причалом стал не больше метра. Жухов вдруг положил гитару и в три прыжка был на пристани. Слёту перемахнул на палубу, схватил кормовой трос и метнулся обратно. Быстро закрутил трос вокруг сосны. Колёсников и рыжий геолог в телогрейке притянули к пристани нос баржи. Борт «Таёжницы» вплотную притёрся к настилу. Жухов, теперь не торопясь, но ловко, словно кошка, перескочил на палубу. Зыркнул глазами по Петьке, а потом по Тане. Протянул руку Федору Ивановичу.
— Здравствуй, капитан, все живы-здоровы?
— Слава богу, все благополучно, — ответил Федор Иванович, — а как тут у вас, изменений нет?
Жухов засмеялся:
— Гарновского нет, а значит и изменений нет, — и опять неприятно стрельнул глазами по Петьке,
Подошёл Колёсников, улыбнулся, подал всем руку, а Федора Ивановича обнял:
— Молодец, капитан, вовремя груз доставил. Мы шпуры под скалу пробили, а закладывать нечем, последний запас взрывчатки неделю назад израсходовали. — Колёсников вдруг выпрямился во весь рост и, шутливо приложив руку к голове, как военный, произнёс: — За отличную работу вся команда награждается торжественным ужином. — Рука метнулась в сторону домика. — Прошу проходить. Додоевна, встречай гостей?
— Хнешно, встречу, — ответила Додоевна, — ужин шибко богатый нонче, не стыдно встретить, — и зашла в избу.
Федор Иванович позвал к себе в рубку Колесникова и Жухова подписывать бумаги. Через стекло было видно, что Колёсников бросил взгляд на Таню и Петьку. Стало понятно: старый капитан рассказывает о своих младших матросах. Петька спустился в кают— кампанию, оделся и, схватив уватовский вещмешок с документами Самоволина, выскочил на палубу.
Тётя Нина, Любка и Таня сидели уже на крылечке дома. Как только Петька подошёл к ним, из-под крыльца вылезла собака — серая, похожая на старого волка. Она сразу направилась к Петьке, неторопливо обнюхала вещмешок и слегка вильнула толстым хвостом.
— Линда, Линда, — позвала Любка, но та на неё не взглянула и прижалась тёплым боком к Петькиным ногам.
Геологи приступили к разгрузке баржи. Колёсников спустился в трюм и подавал оттуда ящики с красной полосой на боку. Люди подходили по одному. Осторожно принимали ящик двумя руками, и, крепко прижав к животу опасный груз, сходили на берег, и исчезали в густом ельнике, в распадке.
— Склад у них там, под скалой, и проволока колючая, и надпись: «Стой! Опасная зона», — сказала Любка.
— А сторож у них есть? — спросила Таня.
— Есть, есть, хнешно есть, — раздалось в сенях.
Таня оглянулась. На неё с улыбкой смотрела Додоевна. Теперь она была в сапогах-ичигах, в новой телогрейке. На поясе узкий нож, за голенищем длинная курительная трубка,
— Кушать, почему не заходите. Шибко вкусно нонче, сам Васька Жухов варил.
— Федора Ивановича ждём, — ответила тётя Нина.
— Чего ждать? Сам придёт — мужик, как волк, сам должен нюхать, где вкусно пахнет. — Старуха прислонилась к косяку двери. — Это вон Васька Жухов неделю назад приехал и спрашивает: «Это, вкусного у тебя, Додоевна, нет чего-нибудь?» У меня, говорю, нету, а в тайге вкусного много есть. Сохатых, говорю, много. Разрешение, говорю, Сидоров дал, сам начальник экспедиции, а вы зверя убить не можете. Васька на меня шибко обиделся. А сам этот Васька хитрый, ой хитрый. Он, это, как неважный шаман: говорит, говорит, мушхару в глаза пускает, краски всякие в разговоре употребляет, а сам шибко хитрый, но порядочный человек. Уговорил меня на охоту сходить, а сам вместо меня склад караулил. Сохатку я подстрелила, а он уже тут сразу оказался. Сохатка был немного старый, но жирный, сейчас сами посмотрите. Пойдёмте кушать.
Стол стоял посередине кухни. На нём лежали пучки свежей черемши и тарелки с мясом. Посередине, на берестяном блюде, рыба и горка картошки в мундирах. Не успели сесть, как появился Васька Жухов с Фёдором Ивановичем. Капитан обнял Додоевну, увёл её и тётю Нину в комнату, и там они стали шептаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53