– еще издали приветствовал Рыжика Спирька.
Санька улыбнулся и весело взглянул на мальчика. Спирька был одет почти так же, как и Рыжик. Иными словами говоря, весь его костюм состоял из серой рубашонки и таких же штанишек. Ноги были босы, и на голове, несмотря на летний зной, лихо была закинута набекрень потертая круглая шапка из поддельного барашка. У Спирьки вид был задорный, воинственный и веселый. По всему было видно, что мальчуган привык жить в нищенской обстановке и прекрасно чувствовал себя везде и всюду.
– Куришь? – коротко спросил он, усаживаясь рядом с Санькой.
– Нет, – ответил Рыжик и мысленно очень пожалел, что не курит.
– Ты глуп… А вот я курю. Где-то у меня антрацита немного осталось…
Спирька запустил руку в карман штанишек и вытащил оттуда несколько крошек махорки. Потом он из другого кармана достал клочок газетной бумаги, ловко и привычно скрутил папироску и обратился к проходившему мимо бородатому оборванцу:
– Эй, Тимоша, друг, нет ли спички?
Оборванец остановился, пошарил у себя в карманах, нашел коробку спичек, подошел к Спирьке и подал ему зажженную спичку.
Спирька закурил, пустил из носа две синеватые струйки дыма, плюнул наискось и важно, подражая взрослым, проговорил:
– Спасибо, Тима!
Бородач спрятал спички и молча прошел мимо.
За всей этой сценой Рыжик наблюдал с напряженным вниманием. Спирька положительно рос в его глазах. «Он не только курит, но старшие ему для этого даже спички дают! Вот молодец!» – мысленно похвалил Санька маленького курильщика, и в его душе росло уважение к Спирьке.
Тот, видя, что производит на новичка впечатление, еще пуще заважничал.
– Как тебя звать? – тоном судебного следователя спросил Спирька, выпуская дым из носа.
– Санька, – послышался тихий ответ.
– Как?.. Не бойся, говори громче!
– Санька.
– А прозвище какое у тебя?
Рыжик молчал.
– Ну что же ты молчишь?
– Рыжик меня еще зовут.
– А меня зовут Спирька Вьюн. Водку пьешь?
Последний вопрос даже немного испугал Саньку: до того он был неожидан.
– Не пьешь?
– Нет.
– Дурак! А я пью. На пасхе я страсть как натрескался… Эх, вот беда, денег нет, а то я бы сегодня за милую душу дернул бы, потому огорчен я… Ванька Ткач обидел… Ну, да ладно, еще попляшет он у меня! Тебя дед где украл?
– Он меня не украл.
– А как же ты к нему попал?
– Я из Киева приехал… Один под скамейкой лежал… А ночью меня выпустили…
– Постой, – перебил Рыжика Спирька, – это, стало быть, ты зайцем из Киева прикатил сюда?
– Да.
– Молодец! – от души похвалил Спирька и уже с большим уважением стал смотреть на Саньку. – Да ты не баба, как погляжу на тебя!.. Ну, рассказывай дальше. А в Киев как ты попал?
– С фокусником. Полфунтом звать его. Он, брат, алголик! – добавил Рыжик, вспомнив почему-то это слово, которое употребил однажды Полфунта, когда говорил о себе как о пьянице.
– Как ты сказал? Кто он такой? – крайне заинтересованный, переспросил Спирька.
– Алголик.
– А что такое алголик?
– Это, значит, волшебник. Он умеет огонь кушать и платки из уха вынимать.
– Ты врешь?! – широко раскрыв глаза, пробормотал Спирька.
– Собственными глазами видел.
– Где же он теперь? Куда он девался? Какой он? – засыпал Спирька вопросами Рыжика.
Тому пришлось подробно рассказать всю свою историю. Когда Рыжик кончил, Спирька хлопнул его по плечу, уставил на него свои черные умные глаза и промолвил:
– Будем товарищами! Хорошо?
– Хорошо, – согласился Санька.
Время между тем шло, а деда не было. Тень от ночлежного дома, у которого сидели мальчики, постепенно удлинялась, и становилось прохладнее.
– А дед твой где? – спросил Спирька.
– Вон туда зашел, – указал Рыжик на питейный дом.
– Это он тебя пропивает.
– Как это – меня? – встревожился Санька.
– Да так, обнаковенным манером: как меня пропивают, как других…
– А ты чей?
– Я у Ткача живу… Только я уйду от него… Ну его!.. Не хочу у него родимчиком быть…
Рыжик слушал нового приятеля с разинутым ртом. Лицо его выражало удивление, любопытство, испуг.
– Ты что глазами заворочал? – проговорил Спирька, заметив крайнее удивление на лице Рыжика. – Ты, может, думаешь, я вру? Нет, брат, все правда. Они как поймают аль украдут мальчика либо девочку, так сейчас же ими торговать начинают. Меня раз десять продавали…
– Да ну?! – вырвалось восклицание у Рыжика.
– Верно говорю. Меня украли маленьким, а я все помню. У нас деревня была большая… И лес был, и речка, и гора, высокая-высокая!.. Мы с Таней на самый верх забирались, а потом скатывались.
– А кто такая была Таня? – спросил Рыжик, и в то же мгновение вспомнил Дуню.
– Старшая сестра моя, – ответил Спирька и продолжал: – Вот, помню я, – летом это было, – сидел я на дороге, насупротив нашей избы, и баловался. А Таня побежала к мамке на покос. Вдруг это по деревне проходит баба да прямо ко мне. Я еще глуп был: мне бы удрать, а я на нее глаза вылупил, будто на родную, и ни с места. А баба видит, что на деревне никого нет, и подходит. «Что, голубчик, сахару хочешь?» – спрашивает. «Хочу». Она сейчас мне большой кусок и подает. А я маленький страсть как сахар любил! А ты?
Рыжик, чтобы не прервать нити рассказа, только утвердительно кивнул головой.
– Ну ладно, – продолжал Спирька. – Подала это она мне сахар и говорит: «Пойдем со мной, голубчик, я тебя к маме сведу». А я, не будь умный, встал на ножки и пошел. Вышли мы из деревни и давай по проселкам шататься. Стало мне тут скушно, и заплакал я. А она: «Погоди, грит, не плачь, голубь: лесок пройдем, и маму увидишь». И долго-долго ходили мы, а вечером в город попали. И вот с той поры у нищих я живу. А вот недавно – может, год, а может, и три прошло – не знаю, – попал я, братец, в такое место, что и сказать страшно! – добавил Спирька и таинственно понизил голос.
– В какое? – шепотом спросил Рыжик.
– А в такое, где калек делают, – тихо ответил Спирька.
– Что ты?!
Рыжика от любопытства и страха даже залихорадило, и он ближе пододвинулся к рассказчику.
– Верно говорю тебе. Слушай, – зашептал Спирька, прижавшись к Рыжику. – Там, братец ты мой, глаза выкалывают, руки, ноги выламывают, голодом морят…
Рыжик, трепеща всем телом, еще плотнее прижался к Спирьке.
– Правда? – поднял он большие карие глаза на товарища.
– Говорю тебе, правда… Слушай дальше. Хотели и со мной такую штуку сделать, да полиция помешала. Пришла полиция паспорта проверять, ну они и струсили…
– А кому они что сделали?
– Одной девочке глаза выкололи – она теперь померла, а одному мальчику ногу сломали.
– Мне страшно!.. – с трудом выговорил Санька и умоляюще взглянул на Спирьку.
– Чего страшно?
– А ежели и у меня глаза они выколют?
– Не бойсь, теперь этому не бывать, потому мы люди большие. Да и место тут не такое… Калек делают под Киевом да еще и под Москвой… Эк, чего бояться вздумал!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Санька улыбнулся и весело взглянул на мальчика. Спирька был одет почти так же, как и Рыжик. Иными словами говоря, весь его костюм состоял из серой рубашонки и таких же штанишек. Ноги были босы, и на голове, несмотря на летний зной, лихо была закинута набекрень потертая круглая шапка из поддельного барашка. У Спирьки вид был задорный, воинственный и веселый. По всему было видно, что мальчуган привык жить в нищенской обстановке и прекрасно чувствовал себя везде и всюду.
– Куришь? – коротко спросил он, усаживаясь рядом с Санькой.
– Нет, – ответил Рыжик и мысленно очень пожалел, что не курит.
– Ты глуп… А вот я курю. Где-то у меня антрацита немного осталось…
Спирька запустил руку в карман штанишек и вытащил оттуда несколько крошек махорки. Потом он из другого кармана достал клочок газетной бумаги, ловко и привычно скрутил папироску и обратился к проходившему мимо бородатому оборванцу:
– Эй, Тимоша, друг, нет ли спички?
Оборванец остановился, пошарил у себя в карманах, нашел коробку спичек, подошел к Спирьке и подал ему зажженную спичку.
Спирька закурил, пустил из носа две синеватые струйки дыма, плюнул наискось и важно, подражая взрослым, проговорил:
– Спасибо, Тима!
Бородач спрятал спички и молча прошел мимо.
За всей этой сценой Рыжик наблюдал с напряженным вниманием. Спирька положительно рос в его глазах. «Он не только курит, но старшие ему для этого даже спички дают! Вот молодец!» – мысленно похвалил Санька маленького курильщика, и в его душе росло уважение к Спирьке.
Тот, видя, что производит на новичка впечатление, еще пуще заважничал.
– Как тебя звать? – тоном судебного следователя спросил Спирька, выпуская дым из носа.
– Санька, – послышался тихий ответ.
– Как?.. Не бойся, говори громче!
– Санька.
– А прозвище какое у тебя?
Рыжик молчал.
– Ну что же ты молчишь?
– Рыжик меня еще зовут.
– А меня зовут Спирька Вьюн. Водку пьешь?
Последний вопрос даже немного испугал Саньку: до того он был неожидан.
– Не пьешь?
– Нет.
– Дурак! А я пью. На пасхе я страсть как натрескался… Эх, вот беда, денег нет, а то я бы сегодня за милую душу дернул бы, потому огорчен я… Ванька Ткач обидел… Ну, да ладно, еще попляшет он у меня! Тебя дед где украл?
– Он меня не украл.
– А как же ты к нему попал?
– Я из Киева приехал… Один под скамейкой лежал… А ночью меня выпустили…
– Постой, – перебил Рыжика Спирька, – это, стало быть, ты зайцем из Киева прикатил сюда?
– Да.
– Молодец! – от души похвалил Спирька и уже с большим уважением стал смотреть на Саньку. – Да ты не баба, как погляжу на тебя!.. Ну, рассказывай дальше. А в Киев как ты попал?
– С фокусником. Полфунтом звать его. Он, брат, алголик! – добавил Рыжик, вспомнив почему-то это слово, которое употребил однажды Полфунта, когда говорил о себе как о пьянице.
– Как ты сказал? Кто он такой? – крайне заинтересованный, переспросил Спирька.
– Алголик.
– А что такое алголик?
– Это, значит, волшебник. Он умеет огонь кушать и платки из уха вынимать.
– Ты врешь?! – широко раскрыв глаза, пробормотал Спирька.
– Собственными глазами видел.
– Где же он теперь? Куда он девался? Какой он? – засыпал Спирька вопросами Рыжика.
Тому пришлось подробно рассказать всю свою историю. Когда Рыжик кончил, Спирька хлопнул его по плечу, уставил на него свои черные умные глаза и промолвил:
– Будем товарищами! Хорошо?
– Хорошо, – согласился Санька.
Время между тем шло, а деда не было. Тень от ночлежного дома, у которого сидели мальчики, постепенно удлинялась, и становилось прохладнее.
– А дед твой где? – спросил Спирька.
– Вон туда зашел, – указал Рыжик на питейный дом.
– Это он тебя пропивает.
– Как это – меня? – встревожился Санька.
– Да так, обнаковенным манером: как меня пропивают, как других…
– А ты чей?
– Я у Ткача живу… Только я уйду от него… Ну его!.. Не хочу у него родимчиком быть…
Рыжик слушал нового приятеля с разинутым ртом. Лицо его выражало удивление, любопытство, испуг.
– Ты что глазами заворочал? – проговорил Спирька, заметив крайнее удивление на лице Рыжика. – Ты, может, думаешь, я вру? Нет, брат, все правда. Они как поймают аль украдут мальчика либо девочку, так сейчас же ими торговать начинают. Меня раз десять продавали…
– Да ну?! – вырвалось восклицание у Рыжика.
– Верно говорю. Меня украли маленьким, а я все помню. У нас деревня была большая… И лес был, и речка, и гора, высокая-высокая!.. Мы с Таней на самый верх забирались, а потом скатывались.
– А кто такая была Таня? – спросил Рыжик, и в то же мгновение вспомнил Дуню.
– Старшая сестра моя, – ответил Спирька и продолжал: – Вот, помню я, – летом это было, – сидел я на дороге, насупротив нашей избы, и баловался. А Таня побежала к мамке на покос. Вдруг это по деревне проходит баба да прямо ко мне. Я еще глуп был: мне бы удрать, а я на нее глаза вылупил, будто на родную, и ни с места. А баба видит, что на деревне никого нет, и подходит. «Что, голубчик, сахару хочешь?» – спрашивает. «Хочу». Она сейчас мне большой кусок и подает. А я маленький страсть как сахар любил! А ты?
Рыжик, чтобы не прервать нити рассказа, только утвердительно кивнул головой.
– Ну ладно, – продолжал Спирька. – Подала это она мне сахар и говорит: «Пойдем со мной, голубчик, я тебя к маме сведу». А я, не будь умный, встал на ножки и пошел. Вышли мы из деревни и давай по проселкам шататься. Стало мне тут скушно, и заплакал я. А она: «Погоди, грит, не плачь, голубь: лесок пройдем, и маму увидишь». И долго-долго ходили мы, а вечером в город попали. И вот с той поры у нищих я живу. А вот недавно – может, год, а может, и три прошло – не знаю, – попал я, братец, в такое место, что и сказать страшно! – добавил Спирька и таинственно понизил голос.
– В какое? – шепотом спросил Рыжик.
– А в такое, где калек делают, – тихо ответил Спирька.
– Что ты?!
Рыжика от любопытства и страха даже залихорадило, и он ближе пододвинулся к рассказчику.
– Верно говорю тебе. Слушай, – зашептал Спирька, прижавшись к Рыжику. – Там, братец ты мой, глаза выкалывают, руки, ноги выламывают, голодом морят…
Рыжик, трепеща всем телом, еще плотнее прижался к Спирьке.
– Правда? – поднял он большие карие глаза на товарища.
– Говорю тебе, правда… Слушай дальше. Хотели и со мной такую штуку сделать, да полиция помешала. Пришла полиция паспорта проверять, ну они и струсили…
– А кому они что сделали?
– Одной девочке глаза выкололи – она теперь померла, а одному мальчику ногу сломали.
– Мне страшно!.. – с трудом выговорил Санька и умоляюще взглянул на Спирьку.
– Чего страшно?
– А ежели и у меня глаза они выколют?
– Не бойсь, теперь этому не бывать, потому мы люди большие. Да и место тут не такое… Калек делают под Киевом да еще и под Москвой… Эк, чего бояться вздумал!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80