.. — заголосил кто-то у калитки.
Моя бабуся нахмурилась, поджала губы и проворно соскочила с табуретки.
Я осторожно выглянула в окошко из-за белой занавесочки и обомлела: у калитки стояла долгоносая Соня!
Меня даже оторопь взяла. Ну как, как она могла так быстро узнать, что я здесь? С другой стороны, почему бы и нет? Может, они все в этой Борщовке родня до седьмого колена. Тогда что мне делать? Потихоньку ретироваться через окошко? Ладно, подожду, пока бабуля вернется, а там будь что будет. Выставит так выставит.
Однако вернувшаяся через пять минут Капитоновна не только не выставила меня, а даже, напротив, весьма нелицеприятно отозвалась о долгоносой Соне, обозвав ее «рыжей дылдой». А по мне, никакая она не рыжая, скорее уж бесцветная.
— Ходит тут, ходит, — недовольно проворчала Капитоновна, — сказала же ей, что ничего не продаю!
— А что она хочет купить? — Я сразу навострила ушки.
— Что-что… Дом, участок… Втемяшилось ей, что мне лучше с сыном в Москве жить. Зачем, говорит, вы здесь в грязи копаетесь, лучше купите себе в Москве большую квартиру с этим самым европейским ремонтом и будете там, как сыр в масле… Главное дело, и сына моего настропалила в свою пользу, он как приедет, так тоже мне одно и то же: мам, а чего ты тут засиделась, Сонька хорошие деньги дает…
— А что, эта Сонька не местная? — прикинулась я дурочкой.
— Да местная она, борщовская, я еще деда ее, старого Прокопчика, помню. Ох и зловредный был старик, царство ему небесное. Сонька, видать, вся в него. Свой участок был хороший, соседский прикупили, и все мало, теперь им и мой подавай!
— Смотри-ка, какие латифундисты, — закачала я головой с пониманием.
— Точно-точно, они самые, — закивала Капитоновна, — и откуда только мильены такие берут!
Ну я-то хорошо знала происхождение этих «мильенов». Ай да Соня, ай да Толя, а еще прибедняются, что им на благоустройство выгребной ямы не хватает!
— Наверное, у них семья большая? — Я потупила глазки, чтобы бабуся не заметила подвоха.
— Да как… По нынешним временам, может, и так. Четверо детей. — Капитоновна была объективной старухой.
— Ото! Четверо! — Я притворно изумилась.
— Только один у них все равно на государственном кошту, не вылазит из санаториев. Он у них не то чтобы дурачок, но, говорят, сильно нервный. Сама, правда, не видела, врать не буду. — Ничего не подозревающая Капитоновна увлеченно развивала тему:
— Опять же говорят, что они его даже не навещают, но я опять же не знаю…
— Может, далеко ехать? — Я взяла на себя роль Сониного и Толиного адвоката, не бескорыстно, как вы понимаете, а с целью выведать у бабули побольше.
— Ох, далеко! — Капитоновна была непреклонна. — Санаторий в Бессонове, а Бессоново от нас в семи километрах, автобус даже ходит. Да при чем автобус, у них же машина есть. Сели да проведали своего Серегу…
— Серегу! — Я так и подскочила на табурете.
— Ну да, так его зовут, а что тут такого? — удивилась Капитоновна.
— Да это я так, просто задумалась, — неловко оправдалась я, но Капитоновна больше ничего не сказала о Прокопчиках. Заговорила о чем-то малозначимом: о погоде, о видах на урожай картошки, а я только рассеянно поддакивала, вся сосредоточившись на неожиданной информации. Сильно меня смущал этот нервный мальчик Сережа. Уж не его ли я видела в Сонином доме? А что, разве родители не имеют права забрать своего сына из санатория, если не насовсем, то хотя бы на время? Имеют, имеют. И что из этого следует? А то, что все летит к чертям собачьим! Инга сказала мне не правду, никакого сына у нее нет. А зачем? А затем, что она наркоманка, а у наркоманов вранье буквально в крови. Ни одному их слову нельзя верить!
— …Эй, милая, да ты уже спишь, я вижу… — донеслось до меня сквозь чугунный гул в висках. — Иди-ка ты в свою пристроечку и ложись отдыхать, — присоветовала мне чуткая Капитоновна.
— Ах да, конечно, — пробормотала я и задом, как рак, попятилась к выходу. В душе у меня царило страшное, не передаваемое человеческими словами смятение.
Глава 26
Было уже совсем темно, когда я, прихватив с собой кольцо «Одесской», купленной в станционном магазинчике, двинулась на разведку в долгоносиковы пенаты. Высунулась за порог своей пристроечки и перво-наперво огляделась. На хозяйской половине свет не горел — значит, Капитоновна легла спать. Тихо выскользнув за калитку, я быстро пошла к дому латифундистов-долгоносиков. Уверена, что никто меня не заметил, потому что заповедная Борщовка дружно погрузилась в размеренный сон, даже лениво шевелящий листву ветерок больше напоминал мерное посапывание. Ни тебе хулиганов, ни тебе пьяных забулдыг, горланящих непотребные песенки, действительно просто уникальное местечко! Может, потому Прокопчики и откупают участок за участком. Хотят, наверное, построить себе здесь огромную усадьбу и наслаждаться тишиной и покоем в гордом одиночестве. А что, переименуют Борщовку в Прокоповку и заживут как баре.
Так вот, о будущих барах… Они, похоже, тоже дрыхли. «Броненосец „Потемкин“ стоял темный, только на веранде горел тусклый свет. Это я еще издалека углядела. К калитке подходить не стала, наоборот, обошла владения долгоносиков, благоразумно рассудив, что удобнее будет проникнуть во двор со стороны недавно прикупленного Соней и Толей участка, заросшего высокими бурьянами, весьма подходящими для маскировки. Да и ограда там совсем хлипкая. Я приготовила колбасу и затаилась у забора. Буян, пес старый и ленивый, меня с такого расстояния, может, и не учует, а колбаску нанюхает. Точно, уже через минуту он шумно дышал за забором и тыкался глупой мордой в щель между досками.
— Ага, явился, предатель, — пожурила я его для острастки и погладила за ушами. — Как колбасу лопать, так мы друзья, а как тявкать — так враги?
Осознав всю глубину своего падения, Буян виновато взвизгнул, и мне пришлось в экстренном порядке заткнуть ему пасть колбасой.
Буян заработал челюстями, а я тем временем перемахнула через низкую ограду и ничком рухнула в бурьян, потому что совершенно неожиданно заметила вдали неясный человеческий силуэт. Человек этот крадучись шел в сторону забора, то есть в направлении, противоположном моему, и это был точно не Толя, а уж тем более не Соня. Иначе с чего бы ему так озираться да прислушиваться? В своем-то дворе! А тем более чуть ли не по земле стлаться? Значит, чужак. Выходит, не одна я без всякого на то разрешения шляюсь по заповедным долгоносиковым кущам, а Буян даже и ни гугу. Воистину чудны дела твои, господи!
Пока я предавалась философским размышлениям в бурьянах, чужак, не теряя времени даром, подрулил к низкому штакетнику, перебрался через него без особых проблем, да и был таков. Вся в раздумьях, я выбралась из зарослей на выкошенный участок и ка-ак шмякнусь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Моя бабуся нахмурилась, поджала губы и проворно соскочила с табуретки.
Я осторожно выглянула в окошко из-за белой занавесочки и обомлела: у калитки стояла долгоносая Соня!
Меня даже оторопь взяла. Ну как, как она могла так быстро узнать, что я здесь? С другой стороны, почему бы и нет? Может, они все в этой Борщовке родня до седьмого колена. Тогда что мне делать? Потихоньку ретироваться через окошко? Ладно, подожду, пока бабуля вернется, а там будь что будет. Выставит так выставит.
Однако вернувшаяся через пять минут Капитоновна не только не выставила меня, а даже, напротив, весьма нелицеприятно отозвалась о долгоносой Соне, обозвав ее «рыжей дылдой». А по мне, никакая она не рыжая, скорее уж бесцветная.
— Ходит тут, ходит, — недовольно проворчала Капитоновна, — сказала же ей, что ничего не продаю!
— А что она хочет купить? — Я сразу навострила ушки.
— Что-что… Дом, участок… Втемяшилось ей, что мне лучше с сыном в Москве жить. Зачем, говорит, вы здесь в грязи копаетесь, лучше купите себе в Москве большую квартиру с этим самым европейским ремонтом и будете там, как сыр в масле… Главное дело, и сына моего настропалила в свою пользу, он как приедет, так тоже мне одно и то же: мам, а чего ты тут засиделась, Сонька хорошие деньги дает…
— А что, эта Сонька не местная? — прикинулась я дурочкой.
— Да местная она, борщовская, я еще деда ее, старого Прокопчика, помню. Ох и зловредный был старик, царство ему небесное. Сонька, видать, вся в него. Свой участок был хороший, соседский прикупили, и все мало, теперь им и мой подавай!
— Смотри-ка, какие латифундисты, — закачала я головой с пониманием.
— Точно-точно, они самые, — закивала Капитоновна, — и откуда только мильены такие берут!
Ну я-то хорошо знала происхождение этих «мильенов». Ай да Соня, ай да Толя, а еще прибедняются, что им на благоустройство выгребной ямы не хватает!
— Наверное, у них семья большая? — Я потупила глазки, чтобы бабуся не заметила подвоха.
— Да как… По нынешним временам, может, и так. Четверо детей. — Капитоновна была объективной старухой.
— Ото! Четверо! — Я притворно изумилась.
— Только один у них все равно на государственном кошту, не вылазит из санаториев. Он у них не то чтобы дурачок, но, говорят, сильно нервный. Сама, правда, не видела, врать не буду. — Ничего не подозревающая Капитоновна увлеченно развивала тему:
— Опять же говорят, что они его даже не навещают, но я опять же не знаю…
— Может, далеко ехать? — Я взяла на себя роль Сониного и Толиного адвоката, не бескорыстно, как вы понимаете, а с целью выведать у бабули побольше.
— Ох, далеко! — Капитоновна была непреклонна. — Санаторий в Бессонове, а Бессоново от нас в семи километрах, автобус даже ходит. Да при чем автобус, у них же машина есть. Сели да проведали своего Серегу…
— Серегу! — Я так и подскочила на табурете.
— Ну да, так его зовут, а что тут такого? — удивилась Капитоновна.
— Да это я так, просто задумалась, — неловко оправдалась я, но Капитоновна больше ничего не сказала о Прокопчиках. Заговорила о чем-то малозначимом: о погоде, о видах на урожай картошки, а я только рассеянно поддакивала, вся сосредоточившись на неожиданной информации. Сильно меня смущал этот нервный мальчик Сережа. Уж не его ли я видела в Сонином доме? А что, разве родители не имеют права забрать своего сына из санатория, если не насовсем, то хотя бы на время? Имеют, имеют. И что из этого следует? А то, что все летит к чертям собачьим! Инга сказала мне не правду, никакого сына у нее нет. А зачем? А затем, что она наркоманка, а у наркоманов вранье буквально в крови. Ни одному их слову нельзя верить!
— …Эй, милая, да ты уже спишь, я вижу… — донеслось до меня сквозь чугунный гул в висках. — Иди-ка ты в свою пристроечку и ложись отдыхать, — присоветовала мне чуткая Капитоновна.
— Ах да, конечно, — пробормотала я и задом, как рак, попятилась к выходу. В душе у меня царило страшное, не передаваемое человеческими словами смятение.
Глава 26
Было уже совсем темно, когда я, прихватив с собой кольцо «Одесской», купленной в станционном магазинчике, двинулась на разведку в долгоносиковы пенаты. Высунулась за порог своей пристроечки и перво-наперво огляделась. На хозяйской половине свет не горел — значит, Капитоновна легла спать. Тихо выскользнув за калитку, я быстро пошла к дому латифундистов-долгоносиков. Уверена, что никто меня не заметил, потому что заповедная Борщовка дружно погрузилась в размеренный сон, даже лениво шевелящий листву ветерок больше напоминал мерное посапывание. Ни тебе хулиганов, ни тебе пьяных забулдыг, горланящих непотребные песенки, действительно просто уникальное местечко! Может, потому Прокопчики и откупают участок за участком. Хотят, наверное, построить себе здесь огромную усадьбу и наслаждаться тишиной и покоем в гордом одиночестве. А что, переименуют Борщовку в Прокоповку и заживут как баре.
Так вот, о будущих барах… Они, похоже, тоже дрыхли. «Броненосец „Потемкин“ стоял темный, только на веранде горел тусклый свет. Это я еще издалека углядела. К калитке подходить не стала, наоборот, обошла владения долгоносиков, благоразумно рассудив, что удобнее будет проникнуть во двор со стороны недавно прикупленного Соней и Толей участка, заросшего высокими бурьянами, весьма подходящими для маскировки. Да и ограда там совсем хлипкая. Я приготовила колбасу и затаилась у забора. Буян, пес старый и ленивый, меня с такого расстояния, может, и не учует, а колбаску нанюхает. Точно, уже через минуту он шумно дышал за забором и тыкался глупой мордой в щель между досками.
— Ага, явился, предатель, — пожурила я его для острастки и погладила за ушами. — Как колбасу лопать, так мы друзья, а как тявкать — так враги?
Осознав всю глубину своего падения, Буян виновато взвизгнул, и мне пришлось в экстренном порядке заткнуть ему пасть колбасой.
Буян заработал челюстями, а я тем временем перемахнула через низкую ограду и ничком рухнула в бурьян, потому что совершенно неожиданно заметила вдали неясный человеческий силуэт. Человек этот крадучись шел в сторону забора, то есть в направлении, противоположном моему, и это был точно не Толя, а уж тем более не Соня. Иначе с чего бы ему так озираться да прислушиваться? В своем-то дворе! А тем более чуть ли не по земле стлаться? Значит, чужак. Выходит, не одна я без всякого на то разрешения шляюсь по заповедным долгоносиковым кущам, а Буян даже и ни гугу. Воистину чудны дела твои, господи!
Пока я предавалась философским размышлениям в бурьянах, чужак, не теряя времени даром, подрулил к низкому штакетнику, перебрался через него без особых проблем, да и был таков. Вся в раздумьях, я выбралась из зарослей на выкошенный участок и ка-ак шмякнусь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76