Замучили меня угрызения совести проклятущие, замучили — и все! Поняла я, что потом мне до конца дней каяться, и решила: пусть живет. В общем, я его помиловала или амнистировала — не знаю, как правильно.
Не поверите, но с моей души громадный булыжник свалился. Ованеса, как вы уже догадались, я никогда не любила, местами даже ненавидела, но смерти ему не желала. Особенно от Ингиной руки. При том что, если бы его, к примеру, машина случайно сбила или, скажем, внезапный инфаркт хватил, я бы сильно убиваться не стала.
— А Юрис, — Инга опустила глаза и уперлась взглядом в валявшийся на ковре пистолет, — он не мог так просто отказаться от этой идеи. Вернее, все было еще ужаснее. Он… Он заявил, что все равно убьет Ованеса, и теперь… Теперь мне пришлось обещать, что я заплачу ему еще больше, лишь бы он этого не делал. А пистолет я у него потихоньку вытащила. Он разделся и лег в постель, а я сказала, что приму душ и, приду. А сама сунула пистолет в сумку — и за дверь. Это было как раз в тот день, когда все это случилось, ну, когда его кто-то убил… Но это не я, не я! И почему я этот поганый пистолет сразу не выбросила?! А теперь ты мне не веришь, я же вижу, не веришь!
— А ты бы поверила? — спросила я, изо всех сил стараясь быть строгой, но справедливой.
— Я бы? — Инга задумалась, а потом призналась с тяжким вздохом:
— Пожалуй, нет. Слишком все не правдоподобно выглядит. Но клянусь, все именно так и было. Ну поверь мне, поверь в последний раз!
— Допустим, я тебе поверю, — отозвалась я со вздохом. — Где гарантии, что ты меня не обманешь в очередной раз? Ну кто тебе не давал рассказать об этом еще тогда?
— Сначала я растерялась. — Инга с невероятной тщательностью разглаживала невидимые морщинки на своей коротенькой юбочке. — Потом подумала, что не так уж это и важно, если мы решили избавиться от… От трупа. Мне даже казалось, что это всего лишь дурной сон. Наступит утро, выглянет солнышко, и от него не останется и следа.
— Но солнышко не выглянуло, — едко заметила я, — а ты продолжала делать вид, будто ничего не случилось. И тебе это вполне удавалось. Конечно, ведь не в твоей кровати его застрелили, а в моей. Ты благополучно взвалила все это на мои плечи. Конечно, я же двужильная, все выдержу. — Черт, до чего же мне стало себя жалко, я с трудом слезы сдерживала!
Я-то сдержалась, а вот Инга снова заревела.
— Ну Танечка, ну лапочка, — выводила она почему-то басом, наверное, потому, что нос у нее распух от слез, — ну прости меня, подлую, я не со зла, честное слово, не со зла-а-а… Ты же моя единственная подруга, без тебя я пропаду, пропаду-у-у…
Считайте меня кем хотите, но очень скоро я составила Инге компанию — в смысле, тоже стала выводить рулады носом и приговаривать, давясь слезами:
— А я не двужильная…Я… я тоже хочу тепла и… и любви, между прочим… И в дружбу верить хочу… А ты меня так, так!..
— Ну-у Танечка, ну-у ягодка, — Инга уже сипела от избытка чувств, — хочешь, я перед тобой на колени встану! — И, не дожидаясь моего на то благословения, с размаху плюхнулась на ковер, прямо на злосчастный пистолет. Чуть коленную чашечку не расшибла!
Не знаю, как на вас, а на меня подобные сцены действуют почище «мыльных» сериалов. Я заголосила и бросилась Инге на шею.
Не представляю, сколько мы так просидели, уткнувшись мокрыми хлюпающими носами друг дружке в плечо, поминутно всхлипывая и посылая господу малоразборчивые молитвы дрожащими жалобными голосами. А кончилось это — чем бы вы думали? Полным примирением, естественно. Для порядка и острастки я, конечно, взяла с Инги парочку страшных клятв, но тем, собственно, и ограничилась. Вот такая я великодушная. Дура из Виллабаджо.
— С этого дня никаких тайн от меня, никаких! — несколько раз повторила я как заклинание. Инга кивала, изо всех сил сжимая мне руку.
— А пистолет я сегодня же выброшу, сегодня же, — божилась Инга, — у нас здесь неподалеку есть озеро, очень глубокое. Поедем туда вечером на прогулку и утопим вместе, а? — Инга смотрела мне в глаза, как преданная собачонка. Как давно уже не смотрела, с тех самых пор, как снюхалась с Покемоном, будь он неладен!
— Утопим, утопим, — вторила я, полная торжества.
А потом в голове у меня что-то щелкнуло, словно невидимый тумблер переключился. А зачем нам его топить? Утопить-то мы его всегда успеем. К тому же еще неизвестно, как дело обернется. Может, придется им кого-нибудь попугать. Я вспомнила бородатого бандита, в лапы которого попала, пытаясь разузнать хоть что-нибудь о Юрисе, и окончательно утвердилась в этом решении. С одной оговоркой: Инга больше не должна иметь доступа к пистолету, а еще лучше — вообще что-либо знать о нем. Не то чтобы я ей совсем не доверяла, просто уж очень утомилась от всяческих потрясений.
Пусть вам не покажется странным, но остаток дня мы провели очень даже неплохо. Сначала я позвонила маме, узнала, что у них все в порядке (хоть у них!), и поговорила с Петькой.
— Ма, я хочу домой, — заканючил он в трубку, даже не поздоровавшись, — тут скучно. И порядки как в концлагере: в девять вечера — ноги мыть и спать. Даже телевизор не посмотришь! Забери меня, а то я сбегу! — пригрозил этот паршивец.
— Ну потерпи еще немного, буквально недельку, — уговаривала я, — зато там фрукты и солнце, а в Москве целыми днями дождь хлещет.
— Не ври! В Москве жара, плюс двадцать восемь. Сам прогноз видел! — заорал Петька. Да так громко, словно нас разделяли не полторы тысячи километров родных просторов, а каких-нибудь пара шагов.
— Как ты с матерью разговариваешь? — немедленно вызверилась я. — Я тебе что, девочка? Вот оставлю тебя у бабушки еще на год, пусть научит тебя со старшими разговаривать!
Петька замолчал и обиженно засопел, а я велела, чтобы он снова передал трубку бабушке.
— Вы что, с ним не ладите? — спросила я ее.
— Да все у нас отлично, — оптимистично заверила она. — Тут к нам один родственник заезжал, от какой-то тети Любы…
— А, знаю. — Я сообразила, что речь идет об Отто. — Он у меня тоже был.
Затем разговор переключился на житейские проблемы, как-то: почем нынче помидоры на рынке, какие виды на урожай и прочее.
Я рассеянно поддакивала, не в силах сосредоточиться. В голове как заноза засела Петькина угроза. А что как вправду сбежит? Короче, я не выдержала, во второй раз истребовала Петьку к телефону и затараторила примирительно:
— Ну Пит, будь же ты человеком, в конце концов. Понимаешь, я сейчас не могу, очень много дел. Но как только освобожусь, сразу за тобой приеду. Потерпишь, а?
— Ладно, неделю я еще потерплю, — пообещал Петька после продолжительной паузы и тут же выставил условие:
— Если ты мне новые ролики купишь. И не с барахолки, а настоящие.
— Хорошо, куплю, — устало выдохнула я. Вот такая из меня мать, никудышная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76