Если прежде он ещё надеялся, что Шилин его спасёт — распорядился же перевязать ему рану, дать воды, родня как-никак, — то теперь ждал от него самого страшного.
— Тебя взяли с оружием? — после небольшой паузы спросил Шилин уже спокойнее. — Ты стрелял в моих бойцов?
— Стрелял.
— Может, и убил кого-нибудь?
— Возможно.
— А как все-таки попал к этим… чоновцам или как их там?
— По партийному долгу.
— Долгу? — Шилин привстал, опёрся локтями на стол, приблизил лицо к самому лицу Сорокина. — Значит, по партийному долгу ты и меня продал там, в Москве? Это по твоему доносу чекисты устроили засаду? Донёс им, что приходил и что ещё приду? Да?
Сорокин смело глянул в глаза Шилину, отрицательно покачал головой.
— Что уставился своими слепыми бельмами? Не ожидал услышать? — Шилин снова сел, смотрел в глаза Сорокину с ненавистью, силясь заставить его отвести взгляд, но Сорокин не отводил. — Так знай же, что после той засады, когда я чудом ушёл от чекистов, я охотился за тобой. Хотел убить. Однажды шёл следом по Тверской квартала три и все не мог улучить момента. Не выстрелил в затылок не потому, что тебя пожалел. Себя жаль стало, могли схватить.
— Илларион Карпович, я не доносил в чека о вашем приходе ко мне. Честное слово. А Эмилии об этом сказал. Я тогда добился свидания с нею. — Сорокин подробно рассказал об этом свидании.
Шилин отстранился от стола и смотрел на Сорокина уже без злобы и гнева, а когда взгляды их встретились, первый отвёл глаза.
— Почему же тогда они мне устроили засаду?
— Не знаю, честное слово. Может, Эмилия проговорилась, что вы приходили и ещё должны прийти. Сказала кому-нибудь в камере, и это дошло до чекистов.
Помолчали. Шилин, прикрыв ладонью глаза, колыхал раненую руку. Разговор с Сорокиным взволновал его и утомил, и ему нужно было какое-то время, чтобы успокоиться. Сорокину он, видно, поверил и теперь раздумывал, что делать с ним. Ничего не придумав, крикнул:
— Ворон! Ворон-Крюковский!
Из большей комнаты вошёл и козырнул хлопец, нисколько не похожий на ворона: рыжий, круглолицый, со светлыми жидкими усиками, в чёрной смушковой кубанке.
— Отведи его к этому… Туда, — показал рукой на окно, — и пускай пока посидит. В карманы загляни.
— Отведу и загляну, — ответил тот и подмигнул Сорокину. Он тут же вывернул все карманы Сорокина, найденное положил на стол перед Шилиным. Там были мандат, копии охранных грамот на «Варвару», Евангелие и на крест. Деньги и часы у него отняли ещё там, в лесу.
Шилин изучил мандат, усмехнулся, сказал:
— Все дороги вам открывал этот мандат?
— Помогал.
Охранные грамоты на «Варвару» и на Евангелие Шилин скомкал и швырнул в угол, где лежала кучка мусора. Мандат сунул в нагрудный карман мундира.
— А про какой это крест тут написано? — показал Сорокину на третью грамоту.
— Обычный причащальный, старинной работы.
— Старинный? А где он сейчас.
— В церкви, — ответил Сорокин после паузы.
Шилин кивнул Ворон-Крюковскому, тот легонько, с улыбочкой хлопнул Сорокина по здоровому плечу, сказал:
— Прошу, милостивый государь, следовать вперёд.
Они вышли во двор. Во дворе, приставив винтовки к стене, сидело на бревне несколько человек. Обедали. Ели каждый из своего мешка. А хлопец в кожаной фуражке пытался играть на гармошке. Гармошка была расстроена, да и сам гармонист не большой искусник — не играл, а терзал меха.
Сорокина подвели к строению, на воротах которого было написано чёрной краской: «Пожарный сарай». Скрипнули тяжёлые врата, лязгнул засов, и Сорокин очутился во мраке — ничего, кроме тонких ниточек света из небольших щёлок в стенах, не видел. Стоял, ждал, пока глаза привыкнут к темноте.
— Браток, и тебя сюда? — услыхал он слабый голос.
— Кто здесь? — обрадовался этому голосу Сорокин.
— Булыга.
Сорокин пошёл на голос, выставив вперёд руки, напряжённо вглядываясь в темноту. Увидел перед собою светлое пятно. Это и был Булыга.
— Подсекли меня. В ногу. Крови потерял… Голова кружится, браток.
— И я ранен, — сказал Сорокин. Он присел, пошарил по земле рукой, выбирая место, лёг.
— Шпокнут они нас, — проговорил Булыга. — Или повесят, согнав людей на спектакль.
Сорокин промолчал. Он все-таки надеялся, что Шилин его не расстреляет. Поверил же, что не он навёл чекистов на мысль устроить засаду. Если пожалеет, не расстреляет, то он, Сорокин, попросит и за Булыгу. Хотел даже сказать ему об этом, утешить, но не сказал.
За стеной гармонист продолжал мучить гармошку и пел:
На свете все пустое —
И званье, и чины.
Было б вино простое,
Кусочек ветчины.
Пропев, повторил то же самое ещё раз и ещё. Кто-то из бандитов оборвал гармониста:
— Что ты затянул лазаря! Давай другое или заткнись.
Гармонист огрызнулся. Тот, что кричал, выругался и пригрозил:
— Не замолкнешь — гармошку раскурочу, а тебе, как слепню, в одно место соломинку вставлю.
Загоготали, гармошка пискнула и умолкла.
— Отсюда нельзя выбраться? — повёл глазами вокруг Сорокин. — Подкопаться, скажем?
— Не выберешься… И с подкопом не выйдет — фундамент глубокий. Да и нет у меня сил бежать. Били меня, — сказал Булыга, хватая воздух, запинаясь, и Сорокин понял, что каждое слово ему даётся с трудом. Переводя дух, Булыга продолжал: — Кто-нибудь из наших непременно доберётся до уезда, и сюда отряд пришлют… Вот только б нас тут подольше подержали… Успели бы наши…
Времени было немногим за полдень. Солнце самую малость склонилось к западу, и в щель между брёвнами уже в другой, западной, стене пробился скупой лучик. В его свете толклись, как мошкара, пылинки. Сорокин вытащил из паза мох, щель увеличилась, в сарае посветлело. Со двора доносились спокойные голоса бандитов. Тихо было и на селе. Казалось, ничего ровным счётом не произошло и стоят над дворами и хатами мир и покой.
— Тихо, — сказал Сорокин. — Почему это?
— Ещё услышим… Они сейчас ищут кого нужно и что нужно. Услышим…
Внезапно ожил ветер, будто вырвался из какой-то теснины. Зашумела берёза, стоявшая во дворе, ветром качнуло колокол, и он прогудел тихонько, но звук его угасал долго и тревожно. Сорокин припал к стене в надежде увидеть Шилина. Но видел тех же бандитов на бревне, их винтовки, прислонённые к стене сельсовета. Да ещё приметил сивого коня, запряжённого в таратайку. И когда это она подъехала, что не было слышно?
К сельсовету подошли сухонькая старушка с клюкой и молодая девушка, скорее — девочка. Остановились на улице, не осмеливаясь войти во двор.
— Сынок, где нам вашего начальника увидеть? — спросила старушка у бандита, проходившего мимо них.
— Кто там? — поднял голову Булыга, расслышав голос. — Кто?
— Старуха с девочкой.
— Не мать ли… — Булыга подполз к щели, приподнялся на руках, глянул. — Мать с дочушкой моей!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Тебя взяли с оружием? — после небольшой паузы спросил Шилин уже спокойнее. — Ты стрелял в моих бойцов?
— Стрелял.
— Может, и убил кого-нибудь?
— Возможно.
— А как все-таки попал к этим… чоновцам или как их там?
— По партийному долгу.
— Долгу? — Шилин привстал, опёрся локтями на стол, приблизил лицо к самому лицу Сорокина. — Значит, по партийному долгу ты и меня продал там, в Москве? Это по твоему доносу чекисты устроили засаду? Донёс им, что приходил и что ещё приду? Да?
Сорокин смело глянул в глаза Шилину, отрицательно покачал головой.
— Что уставился своими слепыми бельмами? Не ожидал услышать? — Шилин снова сел, смотрел в глаза Сорокину с ненавистью, силясь заставить его отвести взгляд, но Сорокин не отводил. — Так знай же, что после той засады, когда я чудом ушёл от чекистов, я охотился за тобой. Хотел убить. Однажды шёл следом по Тверской квартала три и все не мог улучить момента. Не выстрелил в затылок не потому, что тебя пожалел. Себя жаль стало, могли схватить.
— Илларион Карпович, я не доносил в чека о вашем приходе ко мне. Честное слово. А Эмилии об этом сказал. Я тогда добился свидания с нею. — Сорокин подробно рассказал об этом свидании.
Шилин отстранился от стола и смотрел на Сорокина уже без злобы и гнева, а когда взгляды их встретились, первый отвёл глаза.
— Почему же тогда они мне устроили засаду?
— Не знаю, честное слово. Может, Эмилия проговорилась, что вы приходили и ещё должны прийти. Сказала кому-нибудь в камере, и это дошло до чекистов.
Помолчали. Шилин, прикрыв ладонью глаза, колыхал раненую руку. Разговор с Сорокиным взволновал его и утомил, и ему нужно было какое-то время, чтобы успокоиться. Сорокину он, видно, поверил и теперь раздумывал, что делать с ним. Ничего не придумав, крикнул:
— Ворон! Ворон-Крюковский!
Из большей комнаты вошёл и козырнул хлопец, нисколько не похожий на ворона: рыжий, круглолицый, со светлыми жидкими усиками, в чёрной смушковой кубанке.
— Отведи его к этому… Туда, — показал рукой на окно, — и пускай пока посидит. В карманы загляни.
— Отведу и загляну, — ответил тот и подмигнул Сорокину. Он тут же вывернул все карманы Сорокина, найденное положил на стол перед Шилиным. Там были мандат, копии охранных грамот на «Варвару», Евангелие и на крест. Деньги и часы у него отняли ещё там, в лесу.
Шилин изучил мандат, усмехнулся, сказал:
— Все дороги вам открывал этот мандат?
— Помогал.
Охранные грамоты на «Варвару» и на Евангелие Шилин скомкал и швырнул в угол, где лежала кучка мусора. Мандат сунул в нагрудный карман мундира.
— А про какой это крест тут написано? — показал Сорокину на третью грамоту.
— Обычный причащальный, старинной работы.
— Старинный? А где он сейчас.
— В церкви, — ответил Сорокин после паузы.
Шилин кивнул Ворон-Крюковскому, тот легонько, с улыбочкой хлопнул Сорокина по здоровому плечу, сказал:
— Прошу, милостивый государь, следовать вперёд.
Они вышли во двор. Во дворе, приставив винтовки к стене, сидело на бревне несколько человек. Обедали. Ели каждый из своего мешка. А хлопец в кожаной фуражке пытался играть на гармошке. Гармошка была расстроена, да и сам гармонист не большой искусник — не играл, а терзал меха.
Сорокина подвели к строению, на воротах которого было написано чёрной краской: «Пожарный сарай». Скрипнули тяжёлые врата, лязгнул засов, и Сорокин очутился во мраке — ничего, кроме тонких ниточек света из небольших щёлок в стенах, не видел. Стоял, ждал, пока глаза привыкнут к темноте.
— Браток, и тебя сюда? — услыхал он слабый голос.
— Кто здесь? — обрадовался этому голосу Сорокин.
— Булыга.
Сорокин пошёл на голос, выставив вперёд руки, напряжённо вглядываясь в темноту. Увидел перед собою светлое пятно. Это и был Булыга.
— Подсекли меня. В ногу. Крови потерял… Голова кружится, браток.
— И я ранен, — сказал Сорокин. Он присел, пошарил по земле рукой, выбирая место, лёг.
— Шпокнут они нас, — проговорил Булыга. — Или повесят, согнав людей на спектакль.
Сорокин промолчал. Он все-таки надеялся, что Шилин его не расстреляет. Поверил же, что не он навёл чекистов на мысль устроить засаду. Если пожалеет, не расстреляет, то он, Сорокин, попросит и за Булыгу. Хотел даже сказать ему об этом, утешить, но не сказал.
За стеной гармонист продолжал мучить гармошку и пел:
На свете все пустое —
И званье, и чины.
Было б вино простое,
Кусочек ветчины.
Пропев, повторил то же самое ещё раз и ещё. Кто-то из бандитов оборвал гармониста:
— Что ты затянул лазаря! Давай другое или заткнись.
Гармонист огрызнулся. Тот, что кричал, выругался и пригрозил:
— Не замолкнешь — гармошку раскурочу, а тебе, как слепню, в одно место соломинку вставлю.
Загоготали, гармошка пискнула и умолкла.
— Отсюда нельзя выбраться? — повёл глазами вокруг Сорокин. — Подкопаться, скажем?
— Не выберешься… И с подкопом не выйдет — фундамент глубокий. Да и нет у меня сил бежать. Били меня, — сказал Булыга, хватая воздух, запинаясь, и Сорокин понял, что каждое слово ему даётся с трудом. Переводя дух, Булыга продолжал: — Кто-нибудь из наших непременно доберётся до уезда, и сюда отряд пришлют… Вот только б нас тут подольше подержали… Успели бы наши…
Времени было немногим за полдень. Солнце самую малость склонилось к западу, и в щель между брёвнами уже в другой, западной, стене пробился скупой лучик. В его свете толклись, как мошкара, пылинки. Сорокин вытащил из паза мох, щель увеличилась, в сарае посветлело. Со двора доносились спокойные голоса бандитов. Тихо было и на селе. Казалось, ничего ровным счётом не произошло и стоят над дворами и хатами мир и покой.
— Тихо, — сказал Сорокин. — Почему это?
— Ещё услышим… Они сейчас ищут кого нужно и что нужно. Услышим…
Внезапно ожил ветер, будто вырвался из какой-то теснины. Зашумела берёза, стоявшая во дворе, ветром качнуло колокол, и он прогудел тихонько, но звук его угасал долго и тревожно. Сорокин припал к стене в надежде увидеть Шилина. Но видел тех же бандитов на бревне, их винтовки, прислонённые к стене сельсовета. Да ещё приметил сивого коня, запряжённого в таратайку. И когда это она подъехала, что не было слышно?
К сельсовету подошли сухонькая старушка с клюкой и молодая девушка, скорее — девочка. Остановились на улице, не осмеливаясь войти во двор.
— Сынок, где нам вашего начальника увидеть? — спросила старушка у бандита, проходившего мимо них.
— Кто там? — поднял голову Булыга, расслышав голос. — Кто?
— Старуха с девочкой.
— Не мать ли… — Булыга подполз к щели, приподнялся на руках, глянул. — Мать с дочушкой моей!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44