Хотя, как показывает история, для человечества это может быть плохим выбором. Иди вперед и поступай как знаешь. Я буду молиться за тебя.
Мирей».
Соларин сжал мою ладонь, и я закрыла глаза. Когда я их открыла, Мордехай стоял рядом, обнимая Лили, словно хотел защитить ее. Позади них стояли Гарри и Ним — я и не слышала, как они вернулись. Они все взяли стулья и сели вокруг стола, за которым сидели мы с Солариным. На столе стояли фигуры.
— Что ты думаешь обо всем этом? — спокойно спросил Мордехай.
Гарри наклонился ко мне и похлопал по руке. Но я все еще не могла опомниться от потрясения.
— Что, если все это правда? — спросил он.
— Тогда это самая опасная штука, какую только можно себе представить,—сказала я, не в силах побороть дрожь. Хотя мне не хотелось в этом никому признаваться, но в глубине души я верила, что это правда. — Думаю, она была права: надо уничтожить фигуры.
— Ты теперь черная королева, — сказала Лили. — Тебе не обязательно слушать ее.
— Мы со Славой оба изучали физику, — добавил Соларин. — У нас в три раза больше фигур, чем было у Мирей, а она все-таки разгадала формулу. Хотя у нас нет информации, которая имеется на доске, мы можем расшифровать ее, я уверен. Я могу достать доску…
— Кроме того, — с кривой усмешкой сказал Ним, держась за больную ногу, — я не прочь испробовать это средство на себе прямо сейчас, чтобы излечить раны.
У меня все еще не укладывалось в голове, каково это — знать, что ты можешь прожить двести лет и даже больше. Что любые твои раны заживут, что никакие болезни тебе не грозят и умереть ты можешь, разве что разбившись в авиакатастрофе…
Но хочу ли я узнать на собственном опыте, каково это — провести тридцать лет, расшифровывая формулу? Хотя, возможно, столько времени и не потребуется, но я убедилась на опыте Мирей, что поиск разгадки со временем может превратиться в одержимость, которая разрушила не только ее жизнь, но и жизни тех, с кем она соприкоснулась. Что же мне выбрать — долгую жизнь или счастливую? По ее же собственному признанию, Минни прожила две сотни лет в постоянном страхе и тревоге даже после расшифровки формулы. Ничего удивительного, что ей захотелось выйти из Игры.
Теперь решение было за мной. Я посмотрела на фигуры, стоящие на столе. Это будет нетрудно. Минни выбрала Мордехая не только за то, что он был шахматистом, но и потому, что он был ювелиром. Несомненно, у него дома найдется все необходимое, чтобы сделать анализ фигур, узнать, из чего они сделаны, и превратить в бижутерию для королевы. Но стоило мне взглянуть на них, и я поняла, что не смогу заставить себя сделать это. От них исходило внутреннее сияние их собственной жизни. Между мной и шахматами Монглана образовалась связь, и я не могла ее разорвать.
Я обвела взглядом лица тех, кто в молчании смотрел на меня и ждал.
— Я собираюсь спрятать фигуры, — медленно произнесла я. — Лили, ты мне поможешь в этом, из нас вышла хорошая команда. Мы увезем их куда-нибудь в пустыню или в горы. Соларин вернется в Россию и попытается забрать доску. У этой Игры нет конца. Мы спрячем шахматы Монглана там, где никто не найдет их еще тысячу лет.
— Но рано или поздно их все равно извлекут на свет, — мягко заметил Соларин.
Я повернулась, чтобы посмотреть на него, и между нами проскочила какая-то искра. Он знал теперь, что может произойти, и я тоже знала, что мы можем не увидеться еще очень долго, если я не изменю своего решения.
— Может быть, за тысячу лет на планете появится новое поколение людей, которое не станет использовать эту тайну во имя стремления к власти, а обратит ее во благо, — сказала я. — А может быть, ученые сами выведут нечто похожее. Если информация, сокрытая в шахматах, больше не будет секретом, а станет обычным знанием, ценность этих фигур станет символической.
— Тогда почему не расшифровать эту формулу сейчас? — спросил Ним. — И не сделать ее обычным знанием?
Он подошел к самой сути проблемы.
Многим ли из своих знакомых я могла бы даровать бессмертие? Злодеи вроде Бланш или Эль-Марада не в счет, возьмем совершенно обычных людей, например тех, с кем я работала, — Джока Уфама или Жана Филиппа Петара. Хочу ли я, чтобы такие, как они, жили вечно? Хочу ли я решать, жить им вечно или нет?
Теперь я поняла, что имел в виду Парацельс, когда говорил: «Мы будем как боги». Такие решения никогда не были в компетенции смертных людей, этим занимались боги, или духи предков, или естественный отбор, в зависимости от того, во что верить. Обрести такую власть — значит превратить свою жизнь в игру с огнем. Не имеет значения, как ответственно мы подойдем к этому, как будем использовать это знание или контролировать его. Если мы не спрячем его подобно древним жрецам, мы окажемся в таком же положении, как ученые, которые открыли атомную бомбу.
— Нет, — ответила я Ниму.
Я все стояла и смотрела на фигуры на столе, фигуры, из-за которых я рисковала жизнью так много раз и так бессмысленно. Смогу ли я зарыть их в землю и ни разу не поддаться искушению снова извлечь их на свет? Гарри посмеивался надо мной, словно читая мои мысли. Он встал и подошел ко мне.
— Если кто и сможет это сделать, то только ты, — сказал он, обнимая меня. — Вот почему Минни выбрала тебя. Видишь ли, дорогая, она считала, что у тебя есть сила, которой не было у нее, — противостоять искушению власти, обретаемой вместе со знанием…
— Господи! Вы хотите сделать из меня какого-то Савонаролу, сжигающего книги! — воскликнула я. — В то время как я намерена всего лишь уберечь эти фигуры.
Мордехай тихо вошел в комнату с блюдом, полным деликатесов, которые источали восхитительный аромат. Кариока выскочил из кухни, где «помогал» хозяину дома в приготовлении пищи.
Мы все встали, принялись ходить по большой комнате и потягиваться. В наших голосах зазвенело жизнелюбие, которое приходит, когда с души наконец падает страшный камень. Я стояла рядом с Нимом и Солариным и закусывала, когда Ним снова потянулся ко мне и положил руки мне на плечи. Соларин на этот раз не возражал.
— Мы тут поговорили с Сашей…— сказал Ним. — Может, ты и не любишь моего брата, но он тебя любит. Остерегайся страсти русских, она может тебя поглотить.
Он улыбнулся и с любовью посмотрел на брата.
— Меня не так просто поглотить, — сказала я. — Кроме того, его чувство совершенно взаимно.
Соларин удивленно посмотрел на меня — уж не знаю, что его так поразило. Хотя рука Нима все еще лежала у меня на плечах, он сгреб меня в объятия и поцеловал.
— Я больше не могу расставаться с ним, — сказал Ним, взъерошив мне волосы. — Я поеду с ним в Россию, за доской. Потерять единственного брата один раз — это больше чем достаточно. На этот раз если мы поедем, то вдвоем.
К нам подошел Мордехай, вручил каждому по бокалу и налил шампанского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188
Мирей».
Соларин сжал мою ладонь, и я закрыла глаза. Когда я их открыла, Мордехай стоял рядом, обнимая Лили, словно хотел защитить ее. Позади них стояли Гарри и Ним — я и не слышала, как они вернулись. Они все взяли стулья и сели вокруг стола, за которым сидели мы с Солариным. На столе стояли фигуры.
— Что ты думаешь обо всем этом? — спокойно спросил Мордехай.
Гарри наклонился ко мне и похлопал по руке. Но я все еще не могла опомниться от потрясения.
— Что, если все это правда? — спросил он.
— Тогда это самая опасная штука, какую только можно себе представить,—сказала я, не в силах побороть дрожь. Хотя мне не хотелось в этом никому признаваться, но в глубине души я верила, что это правда. — Думаю, она была права: надо уничтожить фигуры.
— Ты теперь черная королева, — сказала Лили. — Тебе не обязательно слушать ее.
— Мы со Славой оба изучали физику, — добавил Соларин. — У нас в три раза больше фигур, чем было у Мирей, а она все-таки разгадала формулу. Хотя у нас нет информации, которая имеется на доске, мы можем расшифровать ее, я уверен. Я могу достать доску…
— Кроме того, — с кривой усмешкой сказал Ним, держась за больную ногу, — я не прочь испробовать это средство на себе прямо сейчас, чтобы излечить раны.
У меня все еще не укладывалось в голове, каково это — знать, что ты можешь прожить двести лет и даже больше. Что любые твои раны заживут, что никакие болезни тебе не грозят и умереть ты можешь, разве что разбившись в авиакатастрофе…
Но хочу ли я узнать на собственном опыте, каково это — провести тридцать лет, расшифровывая формулу? Хотя, возможно, столько времени и не потребуется, но я убедилась на опыте Мирей, что поиск разгадки со временем может превратиться в одержимость, которая разрушила не только ее жизнь, но и жизни тех, с кем она соприкоснулась. Что же мне выбрать — долгую жизнь или счастливую? По ее же собственному признанию, Минни прожила две сотни лет в постоянном страхе и тревоге даже после расшифровки формулы. Ничего удивительного, что ей захотелось выйти из Игры.
Теперь решение было за мной. Я посмотрела на фигуры, стоящие на столе. Это будет нетрудно. Минни выбрала Мордехая не только за то, что он был шахматистом, но и потому, что он был ювелиром. Несомненно, у него дома найдется все необходимое, чтобы сделать анализ фигур, узнать, из чего они сделаны, и превратить в бижутерию для королевы. Но стоило мне взглянуть на них, и я поняла, что не смогу заставить себя сделать это. От них исходило внутреннее сияние их собственной жизни. Между мной и шахматами Монглана образовалась связь, и я не могла ее разорвать.
Я обвела взглядом лица тех, кто в молчании смотрел на меня и ждал.
— Я собираюсь спрятать фигуры, — медленно произнесла я. — Лили, ты мне поможешь в этом, из нас вышла хорошая команда. Мы увезем их куда-нибудь в пустыню или в горы. Соларин вернется в Россию и попытается забрать доску. У этой Игры нет конца. Мы спрячем шахматы Монглана там, где никто не найдет их еще тысячу лет.
— Но рано или поздно их все равно извлекут на свет, — мягко заметил Соларин.
Я повернулась, чтобы посмотреть на него, и между нами проскочила какая-то искра. Он знал теперь, что может произойти, и я тоже знала, что мы можем не увидеться еще очень долго, если я не изменю своего решения.
— Может быть, за тысячу лет на планете появится новое поколение людей, которое не станет использовать эту тайну во имя стремления к власти, а обратит ее во благо, — сказала я. — А может быть, ученые сами выведут нечто похожее. Если информация, сокрытая в шахматах, больше не будет секретом, а станет обычным знанием, ценность этих фигур станет символической.
— Тогда почему не расшифровать эту формулу сейчас? — спросил Ним. — И не сделать ее обычным знанием?
Он подошел к самой сути проблемы.
Многим ли из своих знакомых я могла бы даровать бессмертие? Злодеи вроде Бланш или Эль-Марада не в счет, возьмем совершенно обычных людей, например тех, с кем я работала, — Джока Уфама или Жана Филиппа Петара. Хочу ли я, чтобы такие, как они, жили вечно? Хочу ли я решать, жить им вечно или нет?
Теперь я поняла, что имел в виду Парацельс, когда говорил: «Мы будем как боги». Такие решения никогда не были в компетенции смертных людей, этим занимались боги, или духи предков, или естественный отбор, в зависимости от того, во что верить. Обрести такую власть — значит превратить свою жизнь в игру с огнем. Не имеет значения, как ответственно мы подойдем к этому, как будем использовать это знание или контролировать его. Если мы не спрячем его подобно древним жрецам, мы окажемся в таком же положении, как ученые, которые открыли атомную бомбу.
— Нет, — ответила я Ниму.
Я все стояла и смотрела на фигуры на столе, фигуры, из-за которых я рисковала жизнью так много раз и так бессмысленно. Смогу ли я зарыть их в землю и ни разу не поддаться искушению снова извлечь их на свет? Гарри посмеивался надо мной, словно читая мои мысли. Он встал и подошел ко мне.
— Если кто и сможет это сделать, то только ты, — сказал он, обнимая меня. — Вот почему Минни выбрала тебя. Видишь ли, дорогая, она считала, что у тебя есть сила, которой не было у нее, — противостоять искушению власти, обретаемой вместе со знанием…
— Господи! Вы хотите сделать из меня какого-то Савонаролу, сжигающего книги! — воскликнула я. — В то время как я намерена всего лишь уберечь эти фигуры.
Мордехай тихо вошел в комнату с блюдом, полным деликатесов, которые источали восхитительный аромат. Кариока выскочил из кухни, где «помогал» хозяину дома в приготовлении пищи.
Мы все встали, принялись ходить по большой комнате и потягиваться. В наших голосах зазвенело жизнелюбие, которое приходит, когда с души наконец падает страшный камень. Я стояла рядом с Нимом и Солариным и закусывала, когда Ним снова потянулся ко мне и положил руки мне на плечи. Соларин на этот раз не возражал.
— Мы тут поговорили с Сашей…— сказал Ним. — Может, ты и не любишь моего брата, но он тебя любит. Остерегайся страсти русских, она может тебя поглотить.
Он улыбнулся и с любовью посмотрел на брата.
— Меня не так просто поглотить, — сказала я. — Кроме того, его чувство совершенно взаимно.
Соларин удивленно посмотрел на меня — уж не знаю, что его так поразило. Хотя рука Нима все еще лежала у меня на плечах, он сгреб меня в объятия и поцеловал.
— Я больше не могу расставаться с ним, — сказал Ним, взъерошив мне волосы. — Я поеду с ним в Россию, за доской. Потерять единственного брата один раз — это больше чем достаточно. На этот раз если мы поедем, то вдвоем.
К нам подошел Мордехай, вручил каждому по бокалу и налил шампанского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188