— Валяй. В данный момент я готова выслушать любые предложения, — сказала Лили, расчесывая колтуны в мокрой шерстке Кариоки.
Пес пытался сбежать, но она удерживала его у себя на коленях.
— Форментера — маленький рыбацкий островок. Сюда то и дело приезжают погостить соседи с Ивисы, Эта бухточка — отличное убежище, нас здесь никто не заметит. Предлагаю отправиться в ближайший город, купить новую одежду и припасы и посмотреть, не сможем ли мы приобрести новые паруса и инструменты, чтобы отремонтировать повреждения. Это может стоить дорого, но примерно через неделю мы все починим и уйдем отсюда так же тихо, как и появились, и никто ничего не узнает.
— Звучит великолепно, — согласилась Лили. — Денег у меня осталось навалом, только они малость отсырели. Мне бы хотелось сменить обстановку и передохнуть несколько дней, чтобы прийти в себя после этого безобразия. А когда судно будет на плаву, куда мы направимся?
— В Нью-Йорк, — сказал Соларин. — Через Багамы и Внутренний водный путь.
— Что?! — воскликнули мы в один голос с Лили.
— Это же около четырех тысяч миль, — в ужасе добавила я. — И это на судне, которое с трудом протянуло три сотни миль в шторм!
— В действительности это составит примерно пять тысяч миль, если идти курсом» который я бы предпочел, — сказал Соларин с улыбкой. — Если это удалось проделать Колумбу, то почему не получится у нас? Возможно, сейчас самое неподходящее время для плавания по Средиземному морю, однако лучшее для того, чтобы пересечь Атлантику. При попутном ветре мы пройдем этот путь за один месяц, и к концу нашего плавания вы обе станете отличными моряками.
Мы с Лили были слишком измучены, грязны и голодны, чтобы спорить. Кроме того, в моей памяти остался вовсе не шторм, а то, что произошло между мной и Солариным после бури. Перспектива провести в таком духе целый месяц представлялась весьма заманчивой. Так что мы с Лили отправились на поиски города на этом маленьком островке, а Соларин остался, чтобы навести порядок на судне.
И потянулись дни, заполненные тяжелой физической работой. Погода стояла прекрасная, и на душе у нас немного полегчало. На острове Форментера были белоснежные домики, улицы, посыпанные песком, оливковые рощи, родники, старухи, одетые во все черное, и рыбаки в полосатых фуфайках. А вокруг — бесконечная гладь моря, радующая глаз. Три дня мы питались свежей рыбой из моря и фруктами, сорванными прямо с ветвей деревьев, пили крепкое средиземноморское вино, Дышали свежим соленым воздухом и много и тяжко трудились. Мы все отлично загорели, а особенно благотворное воздействие работа на свежем воздухе оказала на Лили: моя подруга похудела и нарастила отличную мускулатуру.
Каждый вечер Лили играла с Солариным в шахматы. Хотя он никогда не давал ей выиграть, после каждой партии он объяснял Лили ошибки, которые та совершила. Через некоторое время она начала не просто спокойно принимать свои поражения, но и спрашивать его, если какой-нибудь из его ходов приводил ее в замешательство. Она была настолько увлечена игрой в шахматы с самой первой ночи нашего пребывания на острове, что почти не обращала внимания, что я остаюсь на палубе с Солариным, когда она уходит спать в каюту.
— У нее действительно есть талант, — сказал Соларин однажды вечером, когда мы сидели одни на палубе, глядя на океан молчаливых звезд. — Она играет так же, как ее дед, и даже лучше. Она будет великим шахматистом, если забудет, что она женщина.
— А при чем тут половая принадлежность? — спросила я. Соларин улыбнулся и потрепал меня по голове,,
— Девочки отличаются от мальчиков, — сказал он. — Хочешь, покажу на практике?
Я рассмеялась и посмотрела на него при лунном свете.
— Объясни.
— Мы думаем по-разному, — сказал он и устроился у моих ног, положив голову мне на колени.
Поймав его взгляд, я вдруг поняла, что он говорит серьезно.
— Например, — продолжал Соларин, — пытаясь отыскать формулу, которая скрыта в шахматах Монглана, ты рассуждаешь иначе, чем я.
— О'кей! — сказала я со смешком. — Как бы ты подошел к этому?
— Я бы составил подробный перечень всего, что я знаю, — сказал он, отпив бренди из моего бокала. — А потом посмотрел бы, как можно скомбинировать эти условия задачи, чтобы получить решение. Хотя, честно говоря, у меня есть некоторое преимущество перед тобой. Например, я был чуть ли не единственным человеком за тысячу лет, который видел покров, фигуры и даже доску. Последнюю, правда, мельком.
Я удивилась и невольно шевельнулась. Соларин почувствовал мое движение и покосился на меня.
Когда в России обнаружили доску, быстро нашлись те, тут же заявил, что они берутся отыскать и фигуры, — сказал он. — Конечно, они были членами команды белых. Думаю, Бродский — тот кагэбешник, который ходил за мной по пятам в Нью-Йорке, — один из них. По совету Мордехая я заявил, что знаю, где остальные фигуры, и смогу захватить их. Так мне удалось получить карт-бланш от власть имущих.
Тут он понял, что отвлекся, и вернулся к прежней теме. Глядя на меня в серебристом свете луны, Соларин сказал:
— Я видел на шахматах Монглана очень много разных символов. Это заставило меня предположить, что в них заключена не одна формула, а гораздо больше. Ведь, как ты заметила, эти символы обозначают не только планеты и знаки зодиака, но также и элементы периодической системы. Мне кажется, что для трансмутации разных элементов нужны разные формулы. Но откуда нам знать, в какой последовательности расположить символы? Откуда нам знать, что хотя бы одна из этих формул вообще работает?
— Из твоей теории мы этого не поймем, — произнесла я, обдумывая его слова. — Здесь слишком много случайных переменных и много перестановок. Я, может быть, и не слишком много знаю об алхимии, но я разбираюсь в формулах. Все, что мы знаем, указывает на то, что формула только одна. Однако это может быть совсем не то, о чем мы думаем…
— Что ты имеешь в виду? — спросил Соларин.
С начала нашего пребывания на острове никто из нас ни разу не упомянул о тех фигурах, которые лежали под раковиной на камбузе. Как будто по молчаливой договоренности, мы старались не нарушить нашу идиллию упоминанием о том, что поставило под угрозу наши жизни. Теперь, когда Соларин все-таки затронул эту тему, я снова стала ломать голову над задачей, которая, словно зубная боль, не давала мне покоя многие месяцы.
— Мне кажется, там заключена единственная формула с очень простым решением. Зачем было окружать ее такой завесой тайны, если бы она была настолько сложна, что никто все равно не смог бы понять ее? Это как с пирамидами: тысячи лет люди твердили, как было тяжело египтянам переносить гранитные и известняковые блоки весом в две тысячи тонн при помощи примитивных приспособлений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188