«Вот что такое харизма, — подумал Гаев. — Двух слов связать не может, логики никакой, бекает-мекает, а народ прётся…»
— Следствие покажет, что произошло с депутатом Значковым… Может, он не так и виноват. Я лично, — на слове «лично» Анисимов сделал свинцовый акцент, оттенил его эффектной паузой, — прослежу за объективностью следствия. Сам я так думаю: запутался парень, не понял, откуда против ветра дует, пошёл на поводу…
— Есть сведения, — Анисимов доверительно нагнулся вперёд, едва не свесился с трибуны. Многотысячная толпа на центральной площади Выборга навострила уши. — Насчёт одного ретивого политика из молодых да ранних… Самсон Наумыч, ваш кандидат, не даст соврать…
Площадь загудела. Кто такой молодой да ранний, было ясно как божий день. Все телеканалы трендели об этом, а последние «Будни» целиком были посвящены этой волнующей теме.
— Следствие покажет, — строго сказал Анисимов. — Мы против скоропалительных решений, за полную законность. Но если окажется, что кое-кто хотел погубить Россию наркотиками и заработать на этом миллионы долларов… Не простим! Миллионы людей сгноили в лагерях, а теперь — наркотики! Не простим!
Площадь возмущённо взвыла. Анисимов поморщился: это одетый как пугало человек, которого Гаев звал Зайчиком, просматривая текст выступления, настоял, чтобы прозвучали «миллионы».
Специальные люди, снаряжённые всё тем же Зайчиком, стали скандировать:
— Не простим! Не простим!
И вскоре уже вся площадь воздымала кулаки в едином порыве:
— Не простим! Не простим! Не простим!
Гаеву на трибуну передали какую-то бумагу. Гаев быстро просмотрел её, легонько тронул за локоть Анисимова, занял место у микрофона.
— Новости из Екатеринбурга, — объявил Гаев, — где, как вы знаете, сейчас находится Президент. Президент поддержал нашу позицию! Хоть мы разделены такой межой, тысячами километров, уральским хребтом, но благодаря нашей телекомпании мы имеем возможность прямо сейчас просмотреть фрагмент его выступления!
Платиновое небо низко нависало над Выборгом, отражалось в хмуром заливе, где застыли на приколе сувенирные парусники. На фоне мрачных крепостных стен белел большой экран, монтаж: которого рабочие закончили не больше часа назад.
Сначала экран вспыхнул сотнями разноцветных пятен, особо эффектных среди серого и коричневого. Потом пятнышки стали мельтешить, собираться в кучки и наконец превратились в родное до боли лицо Президента России.
— Шта? — спросил Президент, тяжело отвалив нижнюю челюсть.
Площадь затихла. В углу экрана замигала эмблема «Самсон Интернешнл».
— Шта, они думают, шта если так, так теперь дозволено всё? Договорились, понимаешь, до того, чтобы продавать наркотики!
Президент выразительно постучал себе по лбу указательным пальцем. На площади тявкнула было собака, но тут же перешла на испуганный визг.
— Не бывать такому в России! — решительно заключил Президент. — Завтра я вернусь в Москву. Так говорю сейчас прямо: ждите организационных выводов.
Президент закончил эпизод фирменным жестом. Поставил один сжатый кулак поверх другого и резко стал вращать ими в разные стороны, словно отвинчивая что-то от чего-то, спрятанного внутри кулаков.
«А. Акварель».
Сегодня Барановский прикуривал «Приму» от «Салема» и наоборот. Череп был полон окурков.
Лаборатория разгромлена Силовым Министерством. Запасы концентрата будут уничтожаться специальной комиссией… Все запасы? Сейчас их нет в Москве — Анисимова и Гаева. Можно было бы инсценировать ограбление… Нет, они наверняка ничего себе не оставили. Зачем? У них есть формула. Их уже не поймаешь с Акварелью. Поздно…
«А. Арина».
Позор. Взвод Силовиков явился за Ариной на секретную лубянскую базу. Было решено не принимать бой, чтобы не поднимать скандала. Говорят, Арина согласилась работать с Гаевым. Местонахождение её неизвестно: Рундуков отчитывается о поисках каждые два часа.
Дзержинский со стены посмотрел почти презрительно. А, может, тебе и впрямь, старина, пора покидать этот кабинет?
Или даже этот мир?
«М. Матадор».
Хуже не придумаешь. Матадор знает, что он, Барановский, схитил Арину. Матадора обвинили в торговле Акварелью. Матадор арестован силовиками. Под институтом проктологии есть страшные камеры…
Ещё одна сигарета.
«П. Президент».
Самое главное — Президент. Завтра он возвращается с Урала и должен встречаться с Анисимовым. Силовой Министр привезёт ему на подпись Указы о снятии Барышева и о реорганизации Лубянки. Это конец.
Нужно остановить Анисимова и Гаева.
Но как их остановить?
Вечером в Выборге, в закрытом клубе «Окно в Европу» давали «Тошнотворное шоу». Галя Мухина кормила Володю Потапова с небывалой энергией.
Забросив в Володину пасть несколько фрагментов рыбки, Галя делала непредусмотренные сценарием книксены и па. Затем вновь кидалась к Володе, ещё не успевшему зажевать рыбку, и пихала ломтики консервированного ананаса. Володя только вращал встревоженными очами: до конца сеанса оставалось ещё пятнадцать минут, а он уже был полнёхонек.
— Какая страсть! — с неподдельным восторгом наклонился Гаев к генералу Анисимову. — Это они в вашу честь так стараются. Это лучшее их представление!
Генерал Анисимов осторожно кивнул. Шоу ему нравилось. Зрелище захватывало. Сблюёт раньше времени или не сблюёт?
— Заработались вы, Марлен Николаевич, лица на вас нет. Оставались бы на ночь, водчонки бы попили, попарились как следует, а завтра с утра вместе бы махнули в Москву. А то у вас в каждом глазу по четыре звезды стоят, — убалтывал Гаев Анисимова и, шельмец, уболтал.
— Никогда не пробовали финку? — спрашивал Гаев и деликатно склонялся к багровому уху генерала. — Баба — зверь. Может, хе-хе, взять в рот сразу два члена.
— А что лее она… одна сразу с несколькими? — удивлялся генерал.
— Это специальная финка… Может пользовать одновременно трёх-четырех… Да её меньшим числом и удовлетворить затруднительно. Но мы с вами, я полагаю, справимся и вдвоём.
— А не может быть каких накладок, утечек? — беспокоился генерал. — Клеветнических видеосъёмок?
— Апостол тот, молюся я кому, в Рай непозволит занести чуму, — широко улыбнулся Гаев.
63 минуты.
Володя Потапов смотрел на Галю с ужасом и мольбой. Живот его разбух, в горле стояла колом непереваренная пища.
А Галя непременно хотела затолкать в Володю заварное пирожное.
«Сбрендила баба, — Зайцев каждые пять секунд поглядывал на часы, — он же лопнет сейчас…»
66 минут. Галя сорвала с себя платье, развернулась фронтом к залу и, чуть-чуть присев, ещё и развела ноги, чтобы лучше были видны её бесстыдства.
Пища двинулась из Володи большими непереваренными кусками. Тело Володи сотрясалось, словно от ударов тока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55