Как и большинство неаполитанцев, я просто пытался выжить.
Наблюдая за собеседником, Ларри размышлял. Почему этот человек, которого он никогда в глаза не видел, утверждает, что он за ним следит? Он учуял какой-то подвох и насторожился.
— Я внимательно изучу ваше дело, — осторожно пообещал Ларри, протягивая адвокату бланк и карандаш. — Укажите вашу фамилию, имя, адрес, социальное положение и звание.
Посетитель старательно вывел заглавными буквами свою фамилию и имя, украсив букву «А» большим завитком, и отложил карандаш.
— А что касается адреса, я думаю, это не обязательно, — сказал он с вымученной улыбкой.
Ларри указал пальцем на бланк и сухо, тоном, не допускающим возражений, заявил:
— Будьте любезны, напишите, таковы правила.
Адвокат пожал плечами.
— Вы, господин начальник, — заметил он полушутя, — провели вчера достаточно много времени перед моим домом, чтобы выучить адрес!
Ларри внимательно посмотрел на собеседника, и вдруг до него дошло.
— Так это вы живете на втором этаже особняка на Ривьера-ди-Кьяйя?
Тот скромно покачал головой:
— О нет! Люди вроде меня — даже если они известные адвокаты — не могут себе позволить селиться ниже третьего.
В бельэтаже по-прежнему живет родственник прежних владельцев.
Перед мысленным взором Ларри предстали унылые окна без занавесок.
— Я думал, третий этаж нежилой…
— Очень даже жилой, и именно оттуда я наблюдал вас, так сказать, в действии.
— Перестаньте хитрить, синьор адвокат, — все это не объясняет, откуда вам известны мое имя и место работы, которое считается секретным.
На узком лице адвоката промелькнула улыбка.
— Когда я, несколько дней назад, заметил, что вы подолгу стоите напротив моего дома, я подумал, что вы наблюдаете за моими передвижениями. Когда вы покинули свой наблюдательный пост, я вышел из дома и следил за вами до самого палаццо Сатриано. Войдя в здание, вы подтвердили мои опасения, потому что всем известно, что за учреждение в нем размещается. Военная тайна, говорите? Оставляю вас в этом приятном заблуждении. Я хотел было вас окликнуть, но решил прежде убедиться, что вы следите именно за мной, а не за синьором Креспи, который живет на втором этаже. Я ограничился тем, что прочел ваше имя на почтовом ящике, и должен вас предупредить — на входе не было никакой охраны.
— Так же, как и сегодня, судя по всему.
— Сегодня утром часовые стояли ко мне спиной и болтали. Вчера вечером дон Этторе был в отъезде, но вы вернулись на Ривьера-ди-Кьяйя, привели с собой американского офицера и долго наблюдали за домом. Это подтверждало мою догадку. Не знаю, в чем вы могли бы обвинить дона Этторе. Следовательно, британская полиция заинтересовалась моей персоной! Такое неопределенное положение кажется мне невыносимым, и я решил немного опередить события…
Он говорил монотонно, слегка жеманясь. «Должно быть, был хорошим адвокатом», — подумал Ларри, не зная, уместно ли будет сейчас расспрашивать собеседника о ночных эскападах его соседа. Немного подумав, он решил зайти с другого конца.
— Вы редко выходите из дому и сидите в темноте, — начал он. — Даже свечи в окне не видно, не то что на втором этаже… Кто такой дон Этторе Креспи?
— Старый дворянин, вдовец и хозяин дома. Он делает что хочет, а я — то, что могу, но спать я ложусь вместе с курами. В конце концов, никто не может мне запретить соблюдать светомаскировку! — произнес он с насмешливой горячностью. — Послушайте, синьор офицер, я не совершил ничего предосудительного, чтоб вы знали. И не понимаю, почему вы так цепляетесь к тому, что я делаю. Зачем эти долгие стояния возле моего дома, во время которых вы рискуете подхватить насморк? — добавил он, кажется, безо всякой иронии. — Если у вас есть что-то против меня, я готов все выслушать и тут же оправдаться. Более того, — он наклонился к лейтенанту и понизил голос, — в доказательство моей искренности и лояльности я желал бы иметь возможность оказывать вам кое-какие услуги…
Ларри не сводил с него глаз.
— Куда вы клоните, синьор Сальваро?
— Что ж… Вот случай отблагодарить вас за интерес, который вы, кажется, ко мне питаете. А если говорить серьезно, то без людей вроде меня вы никогда не сможете ничего узнать о жизни населения и город навсегда останется для вас, — он старался найти нужное сравнение, — загадкой. Понимаете, сейчас Неаполь — это насест, на котором примостилось столько разных птиц!
Ларри поморщился:
— Вы хотите стать моим осведомителем?
— В некотором роде, — ответил Сальваро, даже не пытаясь подобрать другого слова.
Ларри склонился над бланком, который заполнил визитер, чтобы не отвечать сразу.
— В графе «профессия, род занятий» вы пишете: «адвокат». Объясните мне вот что: с тех пор как я прибыл в Неаполь, все, с кем мне доводилось встречаться, называют себя адвокатами, докторами, инженерами, профессорами…
Сальваро воздел руки к потолку.
— Господин лейтенант, либеральные профессии раньше были призванием горожан и основным источником их дохода. Поймите, между Позилиппо и Меркато до войны проживало почти четыре тысячи адвокатов… которые сейчас подыхают с голоду, — вздохнув, добавил он. — Адвокат! Подумайте сами, кому эта когда-то почтенная профессия нужна сейчас, в нынешние времена? Кто захочет потратить хотя бы сотую часть своего дохода и энергии на то, чтобы добиться справедливости, когда их едва хватает, чтобы элементарно выжить?
Сальваро возбужденно ходил по кабинету.
— Я не знаю, что вам обо мне донесли, — продолжил он, косясь на горы толстенных папок, громоздившихся на складном столике, — но чем дольше я с вами говорю, тем больше утверждаюсь в мысли, что кто-то хочет мне навредить. Но совесть моя чиста.
Ларри попытался поймать его взгляд, но у него, как и раньше, ничего не вышло.
— Вернемся к дону Этторе Креспи. Вы с ним в хороших отношениях? — неожиданно спросил он адвоката.
Сальваро задумался:
— Мы прекрасно ладили до тех пор, пока не возникли… как бы это сказать… некоторые разногласия. Я хочу сказать… Впрочем, вы, наверное, и сами догадались…
— Что вы не платите за квартиру?
Он пожал плечами:
— Как я могу платить, если мне даже есть нечего! А между тем я помог этому человеку, когда кое-кто попытался конфисковать его прекрасную мебель во имя некой непонятной «общественной надобности». Теперь власть сменилась, и он, кажется, не хочет об этом вспоминать.
— Синьор Креспи живет один?
— Вам лучше спросить это у него самого, — неожиданно возмутился адвокат. — Но предупреждаю — дона Этторе трудно застать дома. По понедельникам за ним заезжает кучер и отвозит на виноградники или в Позилиппо, где он имеет обыкновение гулять по парку. С тех пор как открылось кафе «Гамбринус», он ходит туда, чтобы сыграть партию в лото или домино.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Наблюдая за собеседником, Ларри размышлял. Почему этот человек, которого он никогда в глаза не видел, утверждает, что он за ним следит? Он учуял какой-то подвох и насторожился.
— Я внимательно изучу ваше дело, — осторожно пообещал Ларри, протягивая адвокату бланк и карандаш. — Укажите вашу фамилию, имя, адрес, социальное положение и звание.
Посетитель старательно вывел заглавными буквами свою фамилию и имя, украсив букву «А» большим завитком, и отложил карандаш.
— А что касается адреса, я думаю, это не обязательно, — сказал он с вымученной улыбкой.
Ларри указал пальцем на бланк и сухо, тоном, не допускающим возражений, заявил:
— Будьте любезны, напишите, таковы правила.
Адвокат пожал плечами.
— Вы, господин начальник, — заметил он полушутя, — провели вчера достаточно много времени перед моим домом, чтобы выучить адрес!
Ларри внимательно посмотрел на собеседника, и вдруг до него дошло.
— Так это вы живете на втором этаже особняка на Ривьера-ди-Кьяйя?
Тот скромно покачал головой:
— О нет! Люди вроде меня — даже если они известные адвокаты — не могут себе позволить селиться ниже третьего.
В бельэтаже по-прежнему живет родственник прежних владельцев.
Перед мысленным взором Ларри предстали унылые окна без занавесок.
— Я думал, третий этаж нежилой…
— Очень даже жилой, и именно оттуда я наблюдал вас, так сказать, в действии.
— Перестаньте хитрить, синьор адвокат, — все это не объясняет, откуда вам известны мое имя и место работы, которое считается секретным.
На узком лице адвоката промелькнула улыбка.
— Когда я, несколько дней назад, заметил, что вы подолгу стоите напротив моего дома, я подумал, что вы наблюдаете за моими передвижениями. Когда вы покинули свой наблюдательный пост, я вышел из дома и следил за вами до самого палаццо Сатриано. Войдя в здание, вы подтвердили мои опасения, потому что всем известно, что за учреждение в нем размещается. Военная тайна, говорите? Оставляю вас в этом приятном заблуждении. Я хотел было вас окликнуть, но решил прежде убедиться, что вы следите именно за мной, а не за синьором Креспи, который живет на втором этаже. Я ограничился тем, что прочел ваше имя на почтовом ящике, и должен вас предупредить — на входе не было никакой охраны.
— Так же, как и сегодня, судя по всему.
— Сегодня утром часовые стояли ко мне спиной и болтали. Вчера вечером дон Этторе был в отъезде, но вы вернулись на Ривьера-ди-Кьяйя, привели с собой американского офицера и долго наблюдали за домом. Это подтверждало мою догадку. Не знаю, в чем вы могли бы обвинить дона Этторе. Следовательно, британская полиция заинтересовалась моей персоной! Такое неопределенное положение кажется мне невыносимым, и я решил немного опередить события…
Он говорил монотонно, слегка жеманясь. «Должно быть, был хорошим адвокатом», — подумал Ларри, не зная, уместно ли будет сейчас расспрашивать собеседника о ночных эскападах его соседа. Немного подумав, он решил зайти с другого конца.
— Вы редко выходите из дому и сидите в темноте, — начал он. — Даже свечи в окне не видно, не то что на втором этаже… Кто такой дон Этторе Креспи?
— Старый дворянин, вдовец и хозяин дома. Он делает что хочет, а я — то, что могу, но спать я ложусь вместе с курами. В конце концов, никто не может мне запретить соблюдать светомаскировку! — произнес он с насмешливой горячностью. — Послушайте, синьор офицер, я не совершил ничего предосудительного, чтоб вы знали. И не понимаю, почему вы так цепляетесь к тому, что я делаю. Зачем эти долгие стояния возле моего дома, во время которых вы рискуете подхватить насморк? — добавил он, кажется, безо всякой иронии. — Если у вас есть что-то против меня, я готов все выслушать и тут же оправдаться. Более того, — он наклонился к лейтенанту и понизил голос, — в доказательство моей искренности и лояльности я желал бы иметь возможность оказывать вам кое-какие услуги…
Ларри не сводил с него глаз.
— Куда вы клоните, синьор Сальваро?
— Что ж… Вот случай отблагодарить вас за интерес, который вы, кажется, ко мне питаете. А если говорить серьезно, то без людей вроде меня вы никогда не сможете ничего узнать о жизни населения и город навсегда останется для вас, — он старался найти нужное сравнение, — загадкой. Понимаете, сейчас Неаполь — это насест, на котором примостилось столько разных птиц!
Ларри поморщился:
— Вы хотите стать моим осведомителем?
— В некотором роде, — ответил Сальваро, даже не пытаясь подобрать другого слова.
Ларри склонился над бланком, который заполнил визитер, чтобы не отвечать сразу.
— В графе «профессия, род занятий» вы пишете: «адвокат». Объясните мне вот что: с тех пор как я прибыл в Неаполь, все, с кем мне доводилось встречаться, называют себя адвокатами, докторами, инженерами, профессорами…
Сальваро воздел руки к потолку.
— Господин лейтенант, либеральные профессии раньше были призванием горожан и основным источником их дохода. Поймите, между Позилиппо и Меркато до войны проживало почти четыре тысячи адвокатов… которые сейчас подыхают с голоду, — вздохнув, добавил он. — Адвокат! Подумайте сами, кому эта когда-то почтенная профессия нужна сейчас, в нынешние времена? Кто захочет потратить хотя бы сотую часть своего дохода и энергии на то, чтобы добиться справедливости, когда их едва хватает, чтобы элементарно выжить?
Сальваро возбужденно ходил по кабинету.
— Я не знаю, что вам обо мне донесли, — продолжил он, косясь на горы толстенных папок, громоздившихся на складном столике, — но чем дольше я с вами говорю, тем больше утверждаюсь в мысли, что кто-то хочет мне навредить. Но совесть моя чиста.
Ларри попытался поймать его взгляд, но у него, как и раньше, ничего не вышло.
— Вернемся к дону Этторе Креспи. Вы с ним в хороших отношениях? — неожиданно спросил он адвоката.
Сальваро задумался:
— Мы прекрасно ладили до тех пор, пока не возникли… как бы это сказать… некоторые разногласия. Я хочу сказать… Впрочем, вы, наверное, и сами догадались…
— Что вы не платите за квартиру?
Он пожал плечами:
— Как я могу платить, если мне даже есть нечего! А между тем я помог этому человеку, когда кое-кто попытался конфисковать его прекрасную мебель во имя некой непонятной «общественной надобности». Теперь власть сменилась, и он, кажется, не хочет об этом вспоминать.
— Синьор Креспи живет один?
— Вам лучше спросить это у него самого, — неожиданно возмутился адвокат. — Но предупреждаю — дона Этторе трудно застать дома. По понедельникам за ним заезжает кучер и отвозит на виноградники или в Позилиппо, где он имеет обыкновение гулять по парку. С тех пор как открылось кафе «Гамбринус», он ходит туда, чтобы сыграть партию в лото или домино.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121