Дом старый, без ванны.
- Сейчас, - Савельев вышел из кухни и вернулся минуту спустя с двумя стульями. - Садитесь, товарищ, - сказал он Тихонову, жадно вдыхавшему воздух из окна.
- Это Тихонов, из управления БХСС. Они, собственно, на Крота и вышли, - представил Шарапов. Сели к столу.
- Мавринская улица - пограничная полоса массовой застройки, - сказал Савельев. - Вся левая сторона - новые дома. Старые дома - только справа. Есть на правой стороне и новые. Старых домов у меня там… подождите, подождите… семь. Номера четвертый, шестой, десятый, четырнадцатый, шестнадцатый, двадцатый и двадцать восьмой. Так. Все они относятся к ЖЭКу номер восемь. Если хотите, давайте поедем сейчас к Берковской, она нам здорово может помочь.
- Кто это?
- Берковская? Ну, эта дама - целая эпоха Останкина - Владыкина. Она здесь всю жизнь прожила и лет двадцать работает в ЖЭКе. В новые дома много народу сейчас вселилось, за эти я вам не ручаюсь; а в старых домах она всех людей до единого знает.
- Давай собирайся, поедем.
- Голому собираться - только подпоясаться. Пошли. Подождите только - своим скажу.
Оперативники вышли, дробно забарабанили каблуками по лестнице. Внизу их догнал расстроенный Савельев:
- Жена к черту послала. «Житья, - говорит, - нет с тобой никакого».
- Это она зря. Можно сказать, и без ее пожеланий туда направляемся, - бросил Тихонов.
Шарапов захлопнул дверцу «Волги», весело сказал Савельеву:
- Это, милый, пустяки. У тебя стажа еще маловато. От меня жена два раза уходила. Ничего! Возвращаются. Поехали!..
Дверь открыла девочка с длинненьким тонким носиком, с грустными черными глазами:
- А мамы нет дома…
- Где же Анна Марковна, Женечка? - спросил Савельев.
- Она с тетей Зиной в кино пошла.
- Тьфу, напасть какая, - разозлился Тихонов. Савельев только вступил в игру, у него сил было больше.
- А в какое кино?
- В парк Дзержинского.
- Женечка, не знаешь, на какой сеанс?
- На девять часов.
- Странно, - взглянул на часы Шарапов, - если на девять, то она уже должна быть дома.
- Не знаю, - пожала девочка худенькими плечиками.
- А может быть, там две серии? Ты не заметил, когда проезжали, что идет? - спросил Тихонов у Шарапова.
- Нет.
- Давайте так: оставим здесь Быкова. Как придет Анна Марковна, пусть они вместе идут в отделение. А мы поедем к кинотеатру, может быть, картина действительно в две серии, - тогда сразу ее перехватим, - предложил Савельев.
- Дело, - одобрил Шарапов.
- Сколько же мне сидеть здесь? - взмолился Быков.
- Часок посиди. Пока, - махнул рукой Савельев. Машины, шипя, рванулись к Останкинскому валу,
- Ну и вечерок, накатаемся досыта, - хмыкнул Тихонов.
- За это имеешь тридцать суток отпуска, - подмигнул Шарапов.
- Боюсь, что он мне понадобится прямо завтра.
- То-то, будешь знать нашу МУРовскую работу, - съехидничал Шарапов.
- Конечно, работа, мол, только у вас. У нас - курорт… Паланга…
Машины развернулись и встали около входа в парк. Савельев уверенно шел по сумрачным аллеям к кинотеатру. Когда перед ними вырос огромный плакат «Безумный, безумный, безумный мир», Тихонов облегченно вздохнул. Сквозь тонкие дощатые стены летнего кинотеатра доносились выстрелы, грохот, вопли, хохот зрителей.
- Объявляется перекур. А ты, Савельев, пойди разведай, как там и что.
Уселись на скамейку. Шарапов глубоко, со вкусом затягивался папиросой. Внезапно сильной тяжелой волной подул ветер. Дружно зашелестели листья над головой. Тихонов поглядел вверх: в небе вспыхивали и быстро гасли отсветы молний. Он вытер платком пот со щек, шеи, лба и подумал: «Как было бы хорошо, если б стреляли только в кино!»
Спросил:
- Как ты думаешь, Владимир Иваныч, мир действительно безумный?
- Не-а, мир разумен. И добр. Нужно только уничтожить все, что плодит зло.
- Ничего себе, простенькая работенка!
- Была бы простенькая, не держали бы таких орлов, как мы с тобой, - засмеялся Шарапов.
Вынырнул из темноты Савельев. Рядом с ним шла женщина.
- Ты посмотри! - ахнул Тихонов. - Он вроде ее из кино выудил!
- Здравствуйте, ребята, - просто, как со старыми знакомыми, поздоровалась женщина. В руках у нее была пачка вафель. - Сейчас мы с Савельевым подумаем, в каком доме это может быть, а вы пока погрызите,ротянула она оперативникам вафли.
- Спасибо, - растерялся Шарапов.
Анна Марковна о чем-то спорила с Савельевым, тот не соглашался, она напористо предлагала какие-то варианты. Потом Савельев сказал:
- Анна Марковна уверена, что снимать комнату он может только у старухи Ларионихи. В других местах везде отпадает: или жить негде, или просто не сдают…
Вновь ударил сильный порыв ветра. Он сорвал с какого-то динамика мелодичный звон, принес его сюда, напомнил: бьют куранты. Полночь. Начинается новый день. А Крот в это время…
Полночь
Шадрин, стоя у открытого окна, прислушивался.
- Слышишь? - повернулся он к своему заместителю Кольцову.
Кольцов подошел к окну. Бам-м… - разносилось в теплой тишине летней ночи.
- Куранты бьют, - задумчиво сказал Кольцов. - Полночь. Давай еще раз посмотрим план…
Затихла музыка в «Эрмитаже», разошлись, поглядывая на грозовые тучи, последние посетители кинотеатра, шум откатился куда-то в глубь домов и переулков. Тихо. Изредка лишь на своей «Волге» прошелестит по улице бодрствующий таксист.
Тихо и в большом здании на Петровке. Погасли бесчисленные окна на фасаде. На стене матово поблескивает белая табличка с цифрами «38». По тротуару, вдоль узорной решетчатой ограды прохаживается постовой милиционер.
А со стороны переулка ярко светятся большие зеркальные окна помещения дежурного по городу. Здесь не спят. Виден свет и в двух окнах углового кабинета на пятом этаже. Здесь ждут важных новостей.
Над шахматной доской склонился Приходько. Он играет с молодым инспектором УБХСС Толмачевым. Болельщики- сотрудники МУРа Ульянов и Воронович - внимательно следят за игрой и наперебой дают советы Приходько. Его шахматные порядки изрядно потрепаны. Впрочем, он не слишком этим огорчается, благосклонно выслушивает противоречивые советы болельщиков и охотно следует им в порядке поступления. К добру это не приводит: Толмачев собирает своих коней вблизи вражеского короля, плотно запертого собственными пешками. Он делает еще один ход, флегматично произносит:
- Предлагаю сдаться.
- Обойдешься. Это с твоей стороны некорректно. Мы еще повозимся, - собирается сражаться до последнего Приходько.
- Ну-ну…
Сергей, наморщив лоб, напряженно всматривается в позицию. Неожиданно Ульянов говорит:
- Недолго мучилась старушка в злодея опытных руках…
- «Матильдой» звали, - довольно ухмыляется Толмачев.
Приходько, наконец, обнаруживает, что последним ходом коня Толмачев поставил ему «матильду».
- Конечно, - оправдывается Сергей, - когда все тут бормочут в уши всякое разнообразное… Давай следующую!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
- Сейчас, - Савельев вышел из кухни и вернулся минуту спустя с двумя стульями. - Садитесь, товарищ, - сказал он Тихонову, жадно вдыхавшему воздух из окна.
- Это Тихонов, из управления БХСС. Они, собственно, на Крота и вышли, - представил Шарапов. Сели к столу.
- Мавринская улица - пограничная полоса массовой застройки, - сказал Савельев. - Вся левая сторона - новые дома. Старые дома - только справа. Есть на правой стороне и новые. Старых домов у меня там… подождите, подождите… семь. Номера четвертый, шестой, десятый, четырнадцатый, шестнадцатый, двадцатый и двадцать восьмой. Так. Все они относятся к ЖЭКу номер восемь. Если хотите, давайте поедем сейчас к Берковской, она нам здорово может помочь.
- Кто это?
- Берковская? Ну, эта дама - целая эпоха Останкина - Владыкина. Она здесь всю жизнь прожила и лет двадцать работает в ЖЭКе. В новые дома много народу сейчас вселилось, за эти я вам не ручаюсь; а в старых домах она всех людей до единого знает.
- Давай собирайся, поедем.
- Голому собираться - только подпоясаться. Пошли. Подождите только - своим скажу.
Оперативники вышли, дробно забарабанили каблуками по лестнице. Внизу их догнал расстроенный Савельев:
- Жена к черту послала. «Житья, - говорит, - нет с тобой никакого».
- Это она зря. Можно сказать, и без ее пожеланий туда направляемся, - бросил Тихонов.
Шарапов захлопнул дверцу «Волги», весело сказал Савельеву:
- Это, милый, пустяки. У тебя стажа еще маловато. От меня жена два раза уходила. Ничего! Возвращаются. Поехали!..
Дверь открыла девочка с длинненьким тонким носиком, с грустными черными глазами:
- А мамы нет дома…
- Где же Анна Марковна, Женечка? - спросил Савельев.
- Она с тетей Зиной в кино пошла.
- Тьфу, напасть какая, - разозлился Тихонов. Савельев только вступил в игру, у него сил было больше.
- А в какое кино?
- В парк Дзержинского.
- Женечка, не знаешь, на какой сеанс?
- На девять часов.
- Странно, - взглянул на часы Шарапов, - если на девять, то она уже должна быть дома.
- Не знаю, - пожала девочка худенькими плечиками.
- А может быть, там две серии? Ты не заметил, когда проезжали, что идет? - спросил Тихонов у Шарапова.
- Нет.
- Давайте так: оставим здесь Быкова. Как придет Анна Марковна, пусть они вместе идут в отделение. А мы поедем к кинотеатру, может быть, картина действительно в две серии, - тогда сразу ее перехватим, - предложил Савельев.
- Дело, - одобрил Шарапов.
- Сколько же мне сидеть здесь? - взмолился Быков.
- Часок посиди. Пока, - махнул рукой Савельев. Машины, шипя, рванулись к Останкинскому валу,
- Ну и вечерок, накатаемся досыта, - хмыкнул Тихонов.
- За это имеешь тридцать суток отпуска, - подмигнул Шарапов.
- Боюсь, что он мне понадобится прямо завтра.
- То-то, будешь знать нашу МУРовскую работу, - съехидничал Шарапов.
- Конечно, работа, мол, только у вас. У нас - курорт… Паланга…
Машины развернулись и встали около входа в парк. Савельев уверенно шел по сумрачным аллеям к кинотеатру. Когда перед ними вырос огромный плакат «Безумный, безумный, безумный мир», Тихонов облегченно вздохнул. Сквозь тонкие дощатые стены летнего кинотеатра доносились выстрелы, грохот, вопли, хохот зрителей.
- Объявляется перекур. А ты, Савельев, пойди разведай, как там и что.
Уселись на скамейку. Шарапов глубоко, со вкусом затягивался папиросой. Внезапно сильной тяжелой волной подул ветер. Дружно зашелестели листья над головой. Тихонов поглядел вверх: в небе вспыхивали и быстро гасли отсветы молний. Он вытер платком пот со щек, шеи, лба и подумал: «Как было бы хорошо, если б стреляли только в кино!»
Спросил:
- Как ты думаешь, Владимир Иваныч, мир действительно безумный?
- Не-а, мир разумен. И добр. Нужно только уничтожить все, что плодит зло.
- Ничего себе, простенькая работенка!
- Была бы простенькая, не держали бы таких орлов, как мы с тобой, - засмеялся Шарапов.
Вынырнул из темноты Савельев. Рядом с ним шла женщина.
- Ты посмотри! - ахнул Тихонов. - Он вроде ее из кино выудил!
- Здравствуйте, ребята, - просто, как со старыми знакомыми, поздоровалась женщина. В руках у нее была пачка вафель. - Сейчас мы с Савельевым подумаем, в каком доме это может быть, а вы пока погрызите,ротянула она оперативникам вафли.
- Спасибо, - растерялся Шарапов.
Анна Марковна о чем-то спорила с Савельевым, тот не соглашался, она напористо предлагала какие-то варианты. Потом Савельев сказал:
- Анна Марковна уверена, что снимать комнату он может только у старухи Ларионихи. В других местах везде отпадает: или жить негде, или просто не сдают…
Вновь ударил сильный порыв ветра. Он сорвал с какого-то динамика мелодичный звон, принес его сюда, напомнил: бьют куранты. Полночь. Начинается новый день. А Крот в это время…
Полночь
Шадрин, стоя у открытого окна, прислушивался.
- Слышишь? - повернулся он к своему заместителю Кольцову.
Кольцов подошел к окну. Бам-м… - разносилось в теплой тишине летней ночи.
- Куранты бьют, - задумчиво сказал Кольцов. - Полночь. Давай еще раз посмотрим план…
Затихла музыка в «Эрмитаже», разошлись, поглядывая на грозовые тучи, последние посетители кинотеатра, шум откатился куда-то в глубь домов и переулков. Тихо. Изредка лишь на своей «Волге» прошелестит по улице бодрствующий таксист.
Тихо и в большом здании на Петровке. Погасли бесчисленные окна на фасаде. На стене матово поблескивает белая табличка с цифрами «38». По тротуару, вдоль узорной решетчатой ограды прохаживается постовой милиционер.
А со стороны переулка ярко светятся большие зеркальные окна помещения дежурного по городу. Здесь не спят. Виден свет и в двух окнах углового кабинета на пятом этаже. Здесь ждут важных новостей.
Над шахматной доской склонился Приходько. Он играет с молодым инспектором УБХСС Толмачевым. Болельщики- сотрудники МУРа Ульянов и Воронович - внимательно следят за игрой и наперебой дают советы Приходько. Его шахматные порядки изрядно потрепаны. Впрочем, он не слишком этим огорчается, благосклонно выслушивает противоречивые советы болельщиков и охотно следует им в порядке поступления. К добру это не приводит: Толмачев собирает своих коней вблизи вражеского короля, плотно запертого собственными пешками. Он делает еще один ход, флегматично произносит:
- Предлагаю сдаться.
- Обойдешься. Это с твоей стороны некорректно. Мы еще повозимся, - собирается сражаться до последнего Приходько.
- Ну-ну…
Сергей, наморщив лоб, напряженно всматривается в позицию. Неожиданно Ульянов говорит:
- Недолго мучилась старушка в злодея опытных руках…
- «Матильдой» звали, - довольно ухмыляется Толмачев.
Приходько, наконец, обнаруживает, что последним ходом коня Толмачев поставил ему «матильду».
- Конечно, - оправдывается Сергей, - когда все тут бормочут в уши всякое разнообразное… Давай следующую!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44