Выйдя к высоте, которую им указал командир, солдаты начали обустраиваться. Для укрытия он нашли удобную яму. Из неё когда-то брали камень на строительные нужды, потом забросили. Края ямы обсыпались, бока поросли бурьяном, и она показалась солдатам убежищем надежным и удобным. Они вповалку улеглись у одной из стенок, для тепла прижавшись друг к другу. Договорились, что по очереди будут нести охранение.
Формально виноватым в том, что произошло потом, можно назвать рядового Ивана Нечипая, который нес караул в три часа ночи. Но по честному в нагрянувшей на солдат беде вины его не так уж много. Четырех бедолаг, избравших для укрытия яму, боевики приметили ещё в светлое время. Три бородача из отряда иорданца амера Хаттаба устроились в кустах на краю кручи, которая нависала над долиной и прекрасно видели, что творится внизу под ними. В тройке боевиков один был вооружен ручным гранатометом, второй пулеметом, а третий — снайперской винтовкой Драгунова с прекрасным оптическим прицелом. Все они имели прекрасную возможность перещелкать солдатиков едва те заняли для ночевки яму. Для этого хватило бы одной гранаты, длинной прицельной очереди из пулемета или четырех выстрелов снайпера. Но боевики избрали иной вариант. Они решили повязать солдат живьем и привести к Хаттабу в подарок. За это им светило получить материальное вознаграждение, плюс право сексуально позабавиться с пленными, и, наконец, испытать удовольствие получить право собственноручно в присутствии всего отряда перерезать цыплячьи шеи солдат ножами.
Когда стемнело, солдаты даже не попытались сменить позицию и остались в яме на ночь. Караульный, которому поручалось охранять покой группы, сидел на краю ямы, свесив в неё ноги и держал автомат на коленях. Он, конечно, вслушивался в тишину, крутил головой, но когда пост принял Иван Нечипай, команда была обречена. Никто — ни медики, призывавшие Ивана в армию, ни его командиры не знали — у парня «куриная слепота». Он терял зрение с наступлением темноты и превращался в крота.
Их взяли как куропаток, не позволив даже трепыхнуться. И вот они стояли перед гогочущей группой арабов, которых эмиссары «Мусульманского братства» собрали на базарах ближневосточных стран, чтобы воевать под зеленым знаменем ислама за суточные выплаты в зеленых американских долларах.
Приезда амера Хаттаба удачливым боевикам пришлось ждать достаточно долго. Полевой командир где-то задерживался. Планы, которые он и Басаев с таким вдохновением намечали, рушились один за другим. Они не учли главного — новой тактики русских, которую внес в действие федералов новый командующий генерал Шалманов.
Пока великий амер боевиков Хаттаб у заднего колеса джипа справлял малую нужду, услужливый Хуссейн взашей подогнал прапорщика Репкина к пленным солдатам и поставил на правом фланге небольшой шеренги.
Оправившись, Хаттаб снова принял привычный для него командирский вид.
— Раззак, — сказал он своему переводчику, — пойдем посмотрим, кого там поймали наши герои.
Хаттаб приметил парнишку-узбеченка Раззака, в числе добровольцев, прибывших воевать в Чечню из разных мест. Раззак окончил духовную исламскую школу — медресе в Бухаре. Он знал наизусть весь Коран и одинаково свободно говорил на узбекском, арабском и русском языках… Амер быстро понял, что как боевая единица хилый парнишка в строю ничего не стоит, а вот хорошим переводчиком он ему послужит. Амер сразу приметил и то, что у юноши розовые пухленькие щечки, узкая талия и круглая, аккуратная, аппетитно покачивавшаяся при ходьбе попка. Уже на третий день пребывания Раззака в отряде, Хаттаб увел переводчика в сторону и спустил с него штаны.
Это ничего не значило, что у амера уже была законная жена Фатима Бидагова, дочь мухтара даргинского села Карамахи. Моджахеду, ведущему джихад и оторванному от ложа супруги никто не может запретить совершать акт с мужчиной — истнах, который неверные лицемерно окрасили в голубой цвет.
Трудно сказать, какое уложение священной книги ислама помогло Раззаку смирится с положением наложника, но он принял эту роль без сопротивления.
О том, что проводник в поле заменяет суровому Хаттабу жену, в отряде знали все и никто на прелести переводчика больше не посягал.
— Пошли, — сказал Хаттаб и ласково потрепал Раззака по щеке: он знал, что пустит русским кровь и это его возбуждало.
Первым допрашивали Репкина, по виду которого нетрудно было определить, что он самый старый и потому старший среди пленных.
— Я с вами, — отвечая на первый вопрос, в отчаянии простонал Репкин. — Добровольный помощник. Я работал с Джохаром.
— Наш значит? Хорашо, — довольно сказал Раззак.
— Вы его обыскали? — спросил Хаттаб с подозрением.
— Сейчас, амер, — с готовностью отозвался Хуссейн. Он тут же ощупал карманы прапорщика и вынул из его бокового кармана пистолет.
— Это твой? — спросил переводчик.
— Мой.
— Карашо, — сказал Хуссейн, который уже поднабрался русских слов.
Затем из внутреннего нагрудного кармана прапорщика он извлек пачку долларов, перетянутых красной резинкой.
— Твой?
— Мои.
— Карашо, — сказал Хуссейн.
Остекленевшими глазами Репкин наблюдал, как его баксики скрылись в чужом кармане.
— Э, — сказал переводчик, — не надо, не волновай. Ты наш, деньги тоже наши. Верно?
Раззак перевел слова Хуссейна Хаттабу, и тот сыто зареготал.
— Давай поговорим с другими, — приказал он Раззаку, не удержался и положил ему на плечо тяжелую руку
Хаттаб внимательно осмотрел на пленных и обнаружил у одного из них типичные тюркские черты — узкий разрез глаз, широкие скулы, жесткие упрямые волосы.
— Спроси, кто он, — приказал Хаттаб Раззаку.
— Амер спрашивает, как тебя зовут? — сказал тот по-русски.
— Нури.
— Нуралла, Нурмухаммад, Нурали или Нураддин?
— Какая разница?
— Для безбожника может её и нет, но для верующего она велика. — Раззак возмутился невежеством пленного. — Нураала — свет Аллаха, Нурмухаммад — свет пророка Мухаммада, Нурали — свет имама Али, Нураддин — свет веры. Понимаешь разницу?
— О чем вы болтаете? — нетерпеливо спросил Хаттаб. Тот объем русских слов, который он приобрел в Чечне, не позволял ему понять всего, о чем говорил переводчик с пленным.
— Я выяснял, великий амер, как правильно звучит имя этого отступника.
— Он что, мусульманин?
— Да, амер.
— Откуда?
— Из Башкирии, амер.
— Дайте ему автомат, — приказал Хаттаб. — Если он убьет всех этих неверных, я прощу его и возьму в отряд. Объясни ему мою волю, Раззак.
Раззак, презрительно улыбаясь, перевел слова Хаттаба. От себя он присовокупил объяснение, что если пленный не повинуется, ему отрежут башку первому, чтобы неверные русские свиньи видели, что их всех ждет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87