Он отморозок, вернулся только что из заключения и ни с какой группировкой не был связан. И напал на вас, вполне возможно, только с одной целью — убить и завладеть машиной. А второй отморозок, его сообщник, увидев, что он в тяжёлом состоянии после того, как получил от вас насосом по голове и ударился затылком об лёд, взял да и придушил его. Ведь это вполне логично — толку-то от него мало, а показания против соучастника дать мог. Версия более чем убедительная, и мы её будем активно разрабатывать… Так что не вешайте нос, Алексей Николаевич… Должна эта Щербак дать показания, должна…
— Ну а что, потом этот же отморозок убил Сытина и стал терроризировать Щербак? — засомневался Алексей. — Его же никто из них не знает, ему бы исчезнуть поскорей…
— Это рабочая версия, Алексей Николаевич, — загадочно улыбнулся Сидельников. — Не могу же я из вас правду клещами вытягивать. А раз не могу, а защищать вас обязан, то я создам свою правдоподобную версию, которая для нас с вами должна стать правдой, единой и неделимой правдой. Так-то вот… Были бы со мной пооткровеннее, нам обоим было бы куда легче… К тому же и следователь Бурлак далеко не какой-нибудь монстр, а очень обстоятельный и объективный господин… И никакого намерения топить вас он не имеет…
И, услышав это, Алексей решил не отказываться от услуг Сидельникова.
Глава 18
— Молодцы, какие вы у меня все молодцы, — потягивался в мягком кресле Евгений Петрович Шервуд. — Воистину, кадры решают все. А у талантливого руководителя и кадры должны быть столь же талантливыми. А ты, Мишель, просто выше всех похвал, — слегка приподнялся он с кресла и хлопнул по плечу Лычкина, сидящего напротив. — Ну я понимаю, Пётр Петрович, опытнейший человек, матёрый волк, но ты — тебе только двадцать три. А фору можешь дать многим старым лисам. Нет, поверь мне, быть тебе большим человеком! Но пока ты ещё человек маленький, выполняй все, что я тебе говорю. И продолжай наблюдение за этим одноногим Фроловым. Я верю, что на этом поприще нас ждёт успех… Ты только не подумай, Мишель, что все это для меня имеет большое значение. Нет, разумеется, обули мы этот «Гермес» на немалую сумму, но, сам понимаешь, я занимаюсь не только этим, дел невпроворот. Время сейчас решающее — кто не подсуетится теперь, будет потом лапу сосать. Время новых Морганов и Дюпонов… Но если каждый будет делать своё дело так же артистично и филигранно, нас ждёт большой успех. А время таких дуболомов, как Славка Цвет, скоро канет в Лету. Успеха будут добиваться интеллектуалы, талантливые борцы за денежные знаки, такие, как ты, Мишель. Жалею, что твой батюшка не дожил до наших светлых дней, полагаю, что он развернулся бы сейчас в свою полную мощь.
— А Чёрный? — вдруг сорвалось с языка Михаила.
Гнедой внезапно помрачнел и сделал глоток своего любимого виски «Джонни Уолкер» с содовой водой.
— А откуда ты про него знаешь? — тихо спросил он, глядя куда-то в сторону.
— Так от вас же и слышал, вы о нем мне говорили… Что Сергей Фролов обращался к нему за помощью.
— Я говорил? Что-то не припомню… Но, возможно, и говорил, склероз, понимаешь, ранний склероз… Ну и забудь, раз слышал. Ты, Мишель, что-то стал задавать лишние вопросы. А у нас совсем иная картина, нежели, например, в Плехановском институте или в каком-нибудь другом учебном заведении… Там приветствуется любознательность, у нас же это может стоить жизни — единственной, данной человеку богом жизни. Так что вот — ни о каком Чёрном ты ничего не слышал. Впрочем, как и обо мне. Понял? — уставился он своими бездонными глазами на оторопевшего от своего глупого вопроса Михаила.
— П-п… Понял, — пробормотал тот.
— Ну а раз уж ты спросил, раз уж ты так любопытен, как моя бывшая подруга Варвара, я тебе отвечу в двух словах. Чёрный — это человек очень опасный, непредсказуемый и кровавый. Его слово дорогого стоит. Только сейчас ему не до этого. Его сейчас и в Москве-то нет. Над ним нависли тяжёлые обвинения, статейка такая есть в Уголовном кодексе: 93 «прим.» — Хищение государственного или общественного имущества в особо крупных размерах. Слышал, полагаю?
— Ещё бы, отец по ней проходил…
— Ну вот, а у твоего отца не было возможностей продёрнуть за кордон, времена были иные. А у Чёрного они имеются, чем он и не преминул воспользоваться. А уж где он, сие нам неведомо, Михаил Гаврилович. Ну что, слышал ты когда-нибудь про Чёрного?
— Никогда.
— А про Гнедого?
— Тоже никогда.
— Ну и правильно, — рассмеялся Гнедой. — Не слышал, значит, здоровее будешь и долго проживёшь. Но что самое главное — проживёшь в богатстве, а так что толку в нищете сто лет жить? Совершенно нецелесообразно, лучше уж пораньше загнуться. Как, например, моя бедная Варвара, моя любопытная бедная Варенька, — сделал он грустное лицо и даже прикоснулся белоснежным платочком к краешку левого глаза. — Эта девушка, чистая, нежная, задала какой-то неосторожный вопрос нашему общему другу Живоглоту, и этот грубый человек посадил её в машину, вывез на природу и закопал живой в землю. Вот сволочь-то, — покачал головой Гнедой.
А Михаил похолодел от ужаса. Ведь ещё две недели назад он заехал на виллу Гнедого. Был солнечный полу-зимний, полувесенний день, Гнедой пировал с друзьями на закрытой отапливаемой веранде, а разряженная весёлая Варенька сидела рядом с ним, и Гнедой оказывал ей всевозможные знаки внимания. Она была шикарно одета, на каждом из её холёных пальцев сверкали солидной величины бриллианты, за её здоровье поднимали тосты джентльмены уголовного вида, и вдруг…
— Так-то вот, — пришёл в прекрасное расположение духа Гнедой. — Вот какие у нас с тобой общие знакомые. Воистину — Живоглот… Я так переживал, так переживал… Я даже не стал перехоранивать её, для моей хрупкой нервной системы подобная психическая травма может стать непоправимой… Нет, ты вообрази, Мишель, какое варварство — закопать женщину живой в землю… Не устаю поражаться человеческой дикости… Ой, дремучий у нас народ, ой, дремучий…
Михаил мычал что-то нечленораздельное, пытаясь хоть как-то поддержать разговор. Ведь он прекрасно знал, что без санкции Гнедого Живоглот не посмел бы даже грубого слова сказать Варваре. И Гнедой знал, что Михаил знает это. И наслаждался произведённым впечатлением от души…
«Что же это она могла сделать, если он решился на такое?» — буравила мозг неотвязная мысль. Михаил понимал, что все, кто окружает Гнедого, могут внезапно закончить свои дни именно таким чудовищным образом…
Далее распространяться на эту тему Гнедой не стал. Он предложил Михаилу поплавать с ним в бассейне.
Они пошли в шикарный небольшой бассейн с голубой водой и плавали там по дорожкам. Но настроение у Михаила было настолько испорчено страшной новостью, что он даже не мог заставить себя улыбнуться в ответ на приветливые улыбки Гнедого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
— Ну а что, потом этот же отморозок убил Сытина и стал терроризировать Щербак? — засомневался Алексей. — Его же никто из них не знает, ему бы исчезнуть поскорей…
— Это рабочая версия, Алексей Николаевич, — загадочно улыбнулся Сидельников. — Не могу же я из вас правду клещами вытягивать. А раз не могу, а защищать вас обязан, то я создам свою правдоподобную версию, которая для нас с вами должна стать правдой, единой и неделимой правдой. Так-то вот… Были бы со мной пооткровеннее, нам обоим было бы куда легче… К тому же и следователь Бурлак далеко не какой-нибудь монстр, а очень обстоятельный и объективный господин… И никакого намерения топить вас он не имеет…
И, услышав это, Алексей решил не отказываться от услуг Сидельникова.
Глава 18
— Молодцы, какие вы у меня все молодцы, — потягивался в мягком кресле Евгений Петрович Шервуд. — Воистину, кадры решают все. А у талантливого руководителя и кадры должны быть столь же талантливыми. А ты, Мишель, просто выше всех похвал, — слегка приподнялся он с кресла и хлопнул по плечу Лычкина, сидящего напротив. — Ну я понимаю, Пётр Петрович, опытнейший человек, матёрый волк, но ты — тебе только двадцать три. А фору можешь дать многим старым лисам. Нет, поверь мне, быть тебе большим человеком! Но пока ты ещё человек маленький, выполняй все, что я тебе говорю. И продолжай наблюдение за этим одноногим Фроловым. Я верю, что на этом поприще нас ждёт успех… Ты только не подумай, Мишель, что все это для меня имеет большое значение. Нет, разумеется, обули мы этот «Гермес» на немалую сумму, но, сам понимаешь, я занимаюсь не только этим, дел невпроворот. Время сейчас решающее — кто не подсуетится теперь, будет потом лапу сосать. Время новых Морганов и Дюпонов… Но если каждый будет делать своё дело так же артистично и филигранно, нас ждёт большой успех. А время таких дуболомов, как Славка Цвет, скоро канет в Лету. Успеха будут добиваться интеллектуалы, талантливые борцы за денежные знаки, такие, как ты, Мишель. Жалею, что твой батюшка не дожил до наших светлых дней, полагаю, что он развернулся бы сейчас в свою полную мощь.
— А Чёрный? — вдруг сорвалось с языка Михаила.
Гнедой внезапно помрачнел и сделал глоток своего любимого виски «Джонни Уолкер» с содовой водой.
— А откуда ты про него знаешь? — тихо спросил он, глядя куда-то в сторону.
— Так от вас же и слышал, вы о нем мне говорили… Что Сергей Фролов обращался к нему за помощью.
— Я говорил? Что-то не припомню… Но, возможно, и говорил, склероз, понимаешь, ранний склероз… Ну и забудь, раз слышал. Ты, Мишель, что-то стал задавать лишние вопросы. А у нас совсем иная картина, нежели, например, в Плехановском институте или в каком-нибудь другом учебном заведении… Там приветствуется любознательность, у нас же это может стоить жизни — единственной, данной человеку богом жизни. Так что вот — ни о каком Чёрном ты ничего не слышал. Впрочем, как и обо мне. Понял? — уставился он своими бездонными глазами на оторопевшего от своего глупого вопроса Михаила.
— П-п… Понял, — пробормотал тот.
— Ну а раз уж ты спросил, раз уж ты так любопытен, как моя бывшая подруга Варвара, я тебе отвечу в двух словах. Чёрный — это человек очень опасный, непредсказуемый и кровавый. Его слово дорогого стоит. Только сейчас ему не до этого. Его сейчас и в Москве-то нет. Над ним нависли тяжёлые обвинения, статейка такая есть в Уголовном кодексе: 93 «прим.» — Хищение государственного или общественного имущества в особо крупных размерах. Слышал, полагаю?
— Ещё бы, отец по ней проходил…
— Ну вот, а у твоего отца не было возможностей продёрнуть за кордон, времена были иные. А у Чёрного они имеются, чем он и не преминул воспользоваться. А уж где он, сие нам неведомо, Михаил Гаврилович. Ну что, слышал ты когда-нибудь про Чёрного?
— Никогда.
— А про Гнедого?
— Тоже никогда.
— Ну и правильно, — рассмеялся Гнедой. — Не слышал, значит, здоровее будешь и долго проживёшь. Но что самое главное — проживёшь в богатстве, а так что толку в нищете сто лет жить? Совершенно нецелесообразно, лучше уж пораньше загнуться. Как, например, моя бедная Варвара, моя любопытная бедная Варенька, — сделал он грустное лицо и даже прикоснулся белоснежным платочком к краешку левого глаза. — Эта девушка, чистая, нежная, задала какой-то неосторожный вопрос нашему общему другу Живоглоту, и этот грубый человек посадил её в машину, вывез на природу и закопал живой в землю. Вот сволочь-то, — покачал головой Гнедой.
А Михаил похолодел от ужаса. Ведь ещё две недели назад он заехал на виллу Гнедого. Был солнечный полу-зимний, полувесенний день, Гнедой пировал с друзьями на закрытой отапливаемой веранде, а разряженная весёлая Варенька сидела рядом с ним, и Гнедой оказывал ей всевозможные знаки внимания. Она была шикарно одета, на каждом из её холёных пальцев сверкали солидной величины бриллианты, за её здоровье поднимали тосты джентльмены уголовного вида, и вдруг…
— Так-то вот, — пришёл в прекрасное расположение духа Гнедой. — Вот какие у нас с тобой общие знакомые. Воистину — Живоглот… Я так переживал, так переживал… Я даже не стал перехоранивать её, для моей хрупкой нервной системы подобная психическая травма может стать непоправимой… Нет, ты вообрази, Мишель, какое варварство — закопать женщину живой в землю… Не устаю поражаться человеческой дикости… Ой, дремучий у нас народ, ой, дремучий…
Михаил мычал что-то нечленораздельное, пытаясь хоть как-то поддержать разговор. Ведь он прекрасно знал, что без санкции Гнедого Живоглот не посмел бы даже грубого слова сказать Варваре. И Гнедой знал, что Михаил знает это. И наслаждался произведённым впечатлением от души…
«Что же это она могла сделать, если он решился на такое?» — буравила мозг неотвязная мысль. Михаил понимал, что все, кто окружает Гнедого, могут внезапно закончить свои дни именно таким чудовищным образом…
Далее распространяться на эту тему Гнедой не стал. Он предложил Михаилу поплавать с ним в бассейне.
Они пошли в шикарный небольшой бассейн с голубой водой и плавали там по дорожкам. Но настроение у Михаила было настолько испорчено страшной новостью, что он даже не мог заставить себя улыбнуться в ответ на приветливые улыбки Гнедого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101