— Рассказать всему миру? У тебя в руках была секретная информация, а ты хотел поделиться ею с остальными?
— Ну конечно. Я же журналист!
— Ты не журналист. Ты идиот! Эта информация имеет огромную ценность.
Ведь если то, что ты говоришь, правда, то государство, имеющее у себя на службе Мастера Синанджу, становится могущественнее других. Но только при соблюдении полной секретности.
— Совершенно верно. Это и делается секретно.
— Не понял.
— Нынешний Мастер Синанджу не сидит на пенсии. Он действует, действует в нашем сегодняшнем мире. Обо всем этом говорится на записанной мною пленке. Старик, с которым я беседовал, мне все рассказал.
Полковник Виктор Дитко ощутил, как по спине побежали мурашки. Он понял, к чему клонит этот американец корейского происхождения, и у него пересохло в горле, а во рту вместо языка — пучок собачьей шерсти.
— Мастер Синанджу работает на Соединенные Штаты Америки, — объявил парень.
— И это есть на пленке?
— Вот именно, — подтвердил Сэмми Ки.
— А что ты хочешь взамен?
— Вернуться в Америку. И сделать из этого репортаж для телевидения.
— Зачем ты хочешь нанести вред своей стране?
Этот вопрос удивил Сэмми Ки.
— Я не собираюсь наносить вред своей стране. Я люблю родину! Именно поэтому я хочу сделать ее лучше. — Он улыбнулся в надежде, что эти-то аргументы умудренному опытом русскому должны быть понятны.
— Идиот, — повторил Дитко. — Почему ты не убрался из этой страны так же, как приехал?
— Когда я вернулся на место, где закопал свой плот, его там не оказалось. За мной гнались солдаты, но мне удалось уйти. И вот теперь мне нет пути отсюда. Без документов здесь даже еды не добыть. Я уже несколько дней ничего не ел. Я ничего не хочу — только вернуться домой и жить спокойно.
— Понимаю, — сказал полковник Дитко, который хорошо знал, что пустой желудок подчас говорит громче, чем совесть.
— Теперь я могу поговорить с послом? — спросил Сэмми Ки.
— Россказни старика нельзя считать непреложным доказательством. Будь то какой-то сторож или твой дед.
— Но Синанджу существует. Вы можете сами поехать и посмотреть. И дом с сокровищами там есть. Я их видел.
— Ты видел сокровища?
Сэмми помотал головой.
— Нет, не сами сокровища, а только дом, где они хранятся. Он был опечатан, а мне сказали, что тот, кто осмелится отворить эту печать, удушит сам себя, если, конечно, он не из Дома Синанджу.
— И ты поверил в угрозы какого-то старика?
— От угроз этого старика меня мороз пробрал до мозга костей.
Дитко ухмыльнулся.
— Что ж, в твоих словах, возможно, что-то есть. Мне тоже доводилось слышать похожие рассказы в одной из наших азиатских республик. Если Мастер Синанджу существует и к тому же является американским агентом, это уже кое-что.
— Я хочу поговорить с послом. Пожалуйста!
— Идиот! Этот вопрос выходит за рамки компетенции посла. Если все обстоит так, как ты говоришь, мне придется лично доставить твою пленку в Москву.
— Тогда возьмите меня с собой!
— Нет! Ты должен меня понять, американец. Ты сейчас в моей власти, мне решать, жить тебе или умереть. Прежде всего ты расшифруешь запись на пленке. И переведешь на английский язык.
— Значит, мне посла не видать? — воскликнул Сэмми Ки и снова расплакался.
— Конечно, нет! Твое открытие станет для меня пропуском из этой дыры.
Может быть, я даже получу новое звание и хорошую должность. Я не стану делиться этой тайной ни с кем ниже Политбюро.
— А что будет со мной?
— Позже решим. Если ты сделаешь шаг из этой комнаты, я отдам тебя в руки местной полиции. Они тебя шлепнут как шпиона. Или пристрелю тебя сам.
— Я американский гражданин! С американским гражданином так не поступают.
— Мы не в Америке, молодой человек. Ты находишься в Северной Корее, и здесь свои порядки.
Дитко вышел из комнаты, а Сэмми Ки опять зарыдал. Никогда он не увидит Сан-Франциско!
Глава 2
Его звали Римо. Он вернулся в Детройт, чтобы покончить с одной американской традицией.
В любом другом американском городе поджог нельзя назвать обычным делом, наоборот, он считается преступлением. Тем не менее в Детройте начиная с шестидесятых годов существовал обычай под названием «Сатанинская ночь», результатом которого стало уничтожение собственности, сопоставимое разве что с бомбардировкой Дрездена во время второй мировой войны.
Начиналась Сатанинская ночь как шутка, приуроченная к празднику Хэллоуин, когда ряженые ради забавы подожгли несколько складских помещений. Поскольку эти склады уже давно пустовали, никто не воспринял того поджога всерьез. Однако спустя год история повторилась. И повторялась с тех пор каждую осень. Пожары превратились в традицию Детройта, и, когда в начале семидесятых в городе не осталось старых складов и прочих пустующих зданий, обычай был перенесен на жилые районы. Вот тогда власти забили тревогу. Но было уже поздно. Слишком долго звери гуляли на свободе. Теперь Сатанинская ночь была установившимся обычаем, и каждый год в праздник Хэллоуин никто в Детройте больше не чувствовал себя в безопасности.
В этом году городской совет Детройта ввел на темное время суток комендантский час. Это был беспрецедентный шаг. Римо всегда считал, что комендантский час бывает только в банановых республиках. Сейчас, когда он шел по безлюдным улицам Детройта, в нем закипала злость оттого, что из-за какой-то горстки негодяев один из крупнейших городов Штатов вынужден терпеть такое унижение.
— Это просто варварство, — сказал Римо, обращаясь к своему спутнику.
Римо был подтянутый мужчина приятной наружности, с глубоко посаженными темными глазами и слегка выступающими скулами. Одет он был во все черное — черные брюки и черную футболку. В его внешности не было ничего необычного, если не считать на редкость мощных запястий и способности передвигаться с грацией пантеры. Даже когда его ноги ступали на разлетевшиеся на ветру листы старой газеты, он умудрялся не производить ни малейшего шума.
— Это Америка, — отозвался его спутник. Он выглядел иначе, чем Римо. На нем было кимоно дымчато-серого цвета с розовой отделкой. — Варварство естественное состояние этой страны. Но сегодняшний вечер мне по душе. Не могу пока объяснить, в чем тут дело, но мне здесь очень и очень нравится, для грязного американского города здесь очень симпатично.
— Это потому, что, кроме нас на улицах никого нет, — объяснил Римо.
— Кроме нас никто и не считается, — резюмировал Чиун, последний из непрерывающейся династии Мастеров Синанджу.
Его сияющая лысина, обрамленная с двух сторон седыми прядями, едва доходила Римо до плеча. Желтоватое, как пергамент, лицо, на котором выделялись ярко блестящие глаза, было испещрено морщинами. Глаза были светло-карие, и их выражение делало Чиуна намного моложе его восьмидесяти с лишним лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49