«Девяткой» называлось управление, отвечающее за охрану членов Политбюро. Генсек ушам своим не верил. Этот человек поставил на карту карьеру и даже нанес себе телесное повреждение, чтобы доставить донесение такой важности, что обладание этой тайной грозило склонить чашу весов в отношениях между Западом и Востоком, а взамен просит не более чем должность почетного телохранителя Политбюро! Да за свои заслуги он мог бы рассчитывать на такой пост, который при удачном раскладе со временем открыл бы ему двери в Политбюро! Да, и впрямь дурак.
Но вслух Генсек выразился иначе.
— Разумеется, никаких проблем. А где тот человек, который снял эту пленку?
— Сидит под замком в нашем посольстве в Пхеньяне.
— Он ведь наполовину кореец? Хорошо. Как думаете, могли бы вы выполнить ответственное задание?
— Слушаю вас, товарищ Генеральный секретарь.
— Возвращайтесь в Корею. Отправьте этого Сэмми Ки назад в Синанджу.
Пусть поищет более веских доказательств. Любых доказательств. Может быть, в Синанджу хранятся какие-нибудь записи. Меня интересует все, но в особенности то, что связано с Америкой. Доставьте их мне. Я намерен разыграть эту карту, но сначала нужно знать наши козыри. Я не хочу подставляться.
— Я немедленно еду в Пхеньян, — объявил полковник Дитко и встал. — Обещаю вам, что ваше задание будет выполнено.
— Иного я от вас и не жду, — ответил Генеральный секретарь, давая понять, что беседа окончена.
Он смотрел, как полковник лихо отдает честь и разворачивается на каблуках, а сам размышлял над тем, какую бы должность в «девятке» поручить этому болвану. Такому шуту не доверишь охрану важной персоны. Пожалуй, следует приставить его к кому-нибудь из своих политических оппонентов.
Никогда еще Сэмми Ки не испытывал такого страха. Он забился в угол комнаты для допросов в подвале русского посольства и старался дышать ртом, чтобы не чувствовать отвратительного запаха. Его тошнило. Дабы подавить рвотный рефлекс, вызываемый ароматами, исходящими из большой деревянной лохани в дальнем углу, он уткнулся носом в рубаху.
Прошло уже четыре дня, как полковник Виктор Дитко запер его здесь. Дитко обещал вернуться через три дня. Неужели случилось что-то непредвиденное? А вдруг Дитко попал в аварию по дороге в аэропорт? Или самолет потерпел крушение? В оцепеневшем от страха мозгу Сэмми Ки проносились тысячи предположений.
Сэмми не знал, как быть. Консервы кончились, воды тоже не было. Комната была совершенно пуста, за исключением стола и двух старых деревянных стульев. Интересно, подумал он, если дерево долго жевать, станет ли оно съедобным? Вот уж не думал, что русские могут быть такими жестокими!
В коридоре послышались тяжелые шаги, и сердце Сэмми забилось. Он подполз к двери, как и все эти дни при каждом постороннем звуке, и приник ухом. Он ожидал услышать щелчок ключа или скрип дверной ручки, но было тихо. Сэмми хотелось крикнуть, позвать на помощь, однако он сдержался.
Он этого не сделает. Как хочется жить! Ничего так не хочется, как жить.
Он понимал, что в данной ситуации его жизнь зависит от одного человека — полковника Виктора Дитко.
Сэмми Ки проклинал тот день, когда впервые услышал слово «Синанджу», — как будто это могло выручить его из его страшного положения. Он проклинал своего деда, хотя понимал, что тот ни в чем не виноват. Дед был старый надломленный человек. Ему не следовало уезжать из Кореи. Пожалуй, никому из родных Сэмми не следовало уезжать из Кореи. При мысли об этом Сэмми расплакался.
А вдруг в Москве будет лучше? — неожиданно подумалось ему. Он стал утешаться этой новой мыслью, но в глубине души у него не было уверенности, что ему удастся выбраться из Кореи живым. И все же человеческая природа неистребима. И Сэмми стал представлять себе, как глотнет морозного воздуха Красной площади, после чего отправится за покупками в главный московский магазин — ГУМ. А может, ему будет позволено отовариться в валютном магазине, где, как он слышал, можно купить товары западного производства, но значительно дешевле. Потом Сэмми вновь подумал о Сан-Франциско и опять разрыдался.
Он продолжал реветь, когда ручка двери вдруг повернулась. Щелкнул замок. Все произошло так внезапно, что Сэмми не успел ни испугаться, ни воспрянуть от надежды. Перед ним стоял полковник Дитко и единственным здоровым глазом окидывал его с ног до головы.
— Фу-у! — поморщился полковник, когда до него донеслось зловоние. — Выходи! Быстрей!
Сэмми стремглав выбежал из комнаты.
Дитко загнал его в угол подвального этажа, где гудела жаркая печь.
— Я немного задержался, — сказал он.
Сэмми Ки молча кивнул. Он обратил внимание на черную повязку на глазу полковника, но вопросов задавать не стал.
— Тебя никто не обнаружил?
— Нет.
— Отлично! Теперь слушай меня, Сэмми Ки. Я был в Москве и говорил с великим человеком. Может быть, самым великим из всех руководителей в мире. Он просмотрел твою видеозапись и сказал, что этого недостаточно.
Недостаточно, чтобы предоставить тебе убежище или хотя бы заплатить деньги.
У Сэмми вырвалось тяжкое рыдание.
— Значит, я предал свою страну ни за что! — всхлипнул он.
— Не дави на меня! Дело надо закончить. Ведь ты смелый человек, Сэмми Ки!
Но парень не слушал его. Он был близок к обмороку.
Полковник Дитко с силой встряхнул Сэмми за плечи.
— Послушай меня! Ты мужественный парень. По собственной инициативе проник в эту страну, окруженную «железным занавесом»! Когда тебя раскрыли, проявил присутствие духа и нашел то единственное пристанище, которое может получить в Северной Корее гражданин западной страны. Ну же, парень, где твое мужество? Теперь спасти тебя может только оно.
— Я сделаю все, что прикажете, — выдавил наконец Сэмми Ки.
— Отлично. Где твоя аппаратура?
— Я закопал ее в песке возле Синанджу.
— И чистые кассеты?
— Да.
— Ты опять поедешь в Синанджу. Сегодня же. Прямо сейчас! Я постараюсь тебя доставить как можно ближе, чтоб легче было проникнуть в деревню.
— Я не хочу туда возвращаться!
— Торг здесь неуместен, — сухо возразил Дитко. — Я посылаю тебя назад в Синанджу, чтобы ты добыл новые улики о Мастере Синанджу и его американских контактах, пускай для этого тебе придется выкрасть сами хроники Синанджу. И ты доставишь их мне! Ясно?
— Да, — ответил Сэмми упавшим голосом.
— Ты добудешь для меня все тайны Мастера Синанджу. Все! А потом можешь рассчитывать на вознаграждение.
— Я стану жить в Москве?
— Если захочешь. А можем переправить тебя обратно в Америку.
— Я не могу туда вернуться. Я предал свою родину.
— Болван! Нечего себя корить. Никто не знает о твоем проступке. И даже если о твоей измене станет известно, это не будет иметь ровным счетом никакого значения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49