— Не получится, он уснул, — сказал старик. — Он неважно выглядит, но мы знаем, какой уход ему нужен.
Пришлось Римо искать себе не залитое приливом место на берегу, с подветренной стороны от скал, где было не так холодно.
— Это называется — приехали домой, — пробормотал он, засыпая.
Сейчас, когда солнце уже встало, он хотел повидаться с Чиуном, но его опять не пускали.
— Он еще спит, — изрек Пульян с каменным лицом.
— Чушь собачья, Чиун храпит во сне, как кривошеий гусак, а раз его не слышно — следовательно, он на ногах. И я хочу его видеть!
Старик снова повел плечами, но не успел ничего возразить, как из сокровищницы послышался голос Чиуна. Он был слабый, но разносился далеко.
Римо ворвался в дверь и остановился как вкопанный.
— Чиун! — изумленно воскликнул он.
Старик сидел в центре просторного главного зала, стены которого были увешаны древними гобеленами в три слоя — как обои, наклеенные поверх старых. Вокруг него, сориентированные по сторонам света, горели свечи.
За спиной, на опорах слоновой кости, покоился величественный Меч Синанджу. И по всему залу были расставлены сокровища Синанджу — сосуды, украшенные драгоценными каменьями, старинные статуи и в огромном количестве — золотые слитки. Они были свалены как попало, словно никому не нужные безделушки в провинциальной антикварной лавке. Но Римо не замечал открывшегося ему великолепия. Он видел одного Чиуна.
Тот сидел в позе лотоса на троне из тикового дерева, который возвышался над полом всего дюйма на три. На голове у старика красовалась причудливая золотая корона, принадлежавшая Мастерам Синанджу еще со средневековья. У ног покоился раскрытый свиток, а рядом — чернильница и гусиное перо. Ничего этого Римо не замечал. Он неотрывно смотрел на кимоно Чиуна.
Кимоно было черным.
— Ты чем-то напуган, Римо? — спросил Чиун безмятежным тоном.
— На тебе Мантия Смерти!
— А что тут удивительного? Ведь я доживаю последние дни!
Чиун был похож на сушеную виноградину, обернутую в бархат.
— Ты не должен так легко сдаваться, — сказал Римо.
— Разве дуб старается удержать свои побурелые листья, когда наступает осень? Не печалься, Римо. Главное — мы дома.
— Это точно. Они заставили меня спать на голой земле. Полночи змей гонял.
Чиун был крайне удивлен.
— Это был их подарок тебе, — неожиданно сказал он.
— Подарок? Это ты называешь подарком?
— Они заметили, какой ты бледный, и решили, что солнышко пойдет тебе на пользу.
— Ага, особенно ночью!
Чиун отодвинул от себя свиток.
— Сядь у моих ног, Римо. Мне тяжело смотреть на тебя снизу вверх.
Римо присел на корточки и обхватил колени.
— Здесь не мой дом, папочка. И ты это понимаешь.
— Ты стал по-другому одеваться, — заметил Чиун, указывая изогнутым ногтем на водолазку Римо.
— Это чтобы синяк не был виден, — пояснил тот.
— А, синяк. Болит?
— Да нет, уже проходит.
— Нет, не проходит, а наоборот, становится еще черней. Я угадал?
— Не будем обо мне. Почему ты не лежишь?
— Мне надо спешить с записями. Я должен дописать хронику Мастера Чиуна, последнего из рода Синанджу, который войдет в историю как Чиун-растратчик.
— Только пожалуйста, папочка, не надо навешивать на меня все грехи. Я не виноват, что я не кореец.
— Но ты принадлежишь к Синанджу! Я сделал из тебя настоящего Мастера.
Вот этими руками, сердцем и волей. Согласись!
— Да, — искренне ответил Римо. — Я принадлежу к Синанджу. Но я не кореец.
— Я заложил фундамент. Штукатурка появится позже.
Лицо Чиуна внезапно съежилось, морщины словно стали глубже.
— О чем ты задумался? — спросил Римо.
— О твоей шее. Традиционные одежды для посвящения не закрывают шею.
— Посвящения? В студенты?
— Нет же, безмозглая твоя голова! Не в студенты. А в Мастера Синанджу!
Я назначил церемонию на завтрашний полдень. Будет настоящий праздник.
Селяне впустят тебя в свое сердце, а ты выберешь себе жену.
— Мы уже это обсуждали. Я пока не готов.
— Не готов? — изумился Чиун. — Разве у сливы спрашивают, готова ли она, прежде чем ее сорвать? Не тебе решать, готов ты или нет! Мастером Синанджу человек становится не тогда, когда он готов, а когда близок конец его предшественника.
— А что, подождать нельзя? — взмолился Римо. — Мне нужно время, чтобы подумать.
— Как ты жесток, Римо! Мой дух слабеет, а ты капризничаешь, как ребенок, которому не хочется в школу! — Римо промолчал. — Ты всегда был жесток ко мне. Но в последнее время ты стал даже более жесток, чем можно было бы ожидать от неблагодарного белолицего. Тебе наплевать, что я умираю!
— Ты сам знаешь, что это не так!
Чиун предостерегающе поднял палец, волосы у него на голове затрепетали.
— Тебя не волнует, что я умираю. Ты сам мне об этом сказал.
— Когда? — изумился Римо.
— В том доме. На пожаре. Перед тем, как я, не обращая внимания на твою неслыханную жестокость, спас твою белую шкуру, бессовестный ты человек!
— Что-то я не припомню, чтобы я такое говорил. Не мог я тебе этого сказать!
— Процитирую дословно. Я лежал на полу, мои немощные легкие заполнялись дымом, и я взмолился о помощи. «Я умираю! — простонал я жалобно. — Я старый человек, и жизнь оставляет меня». А ты повернул ко мне полное безразличия лицо и сказал: «Тогда умри тихо». Конец цитаты.
— Я этого не говорил! — запротестовал Римо.
— Ты что же, обвиняешь Мастера Синанджу во лжи? — ровным голосом спросил Чиун.
— Я знаю, что этого не говорил, — мрачно повторил Римо.
— Но я ведь слышал твои слова! Голос действительно был не твой, но слова, ядовитые, как змеиное жало, вылетели из твоих губ!
— Ну, не знаю...
— Так ты мне не веришь?
— Ну, если ты так говоришь, папочка...
— Будем считать, что на языке белолицых это означает согласие. — Чиун подобрал широкие полы черного кимоно и продолжал:
— Ты хорошо помнишь предания моих предков, Мастеров Синанджу?
— Некоторые. Не все. Я путаю имена.
— А легенду про Великого Вана помнишь?
— Про Вана много легенд.
— Но одна выделяется среди других. Ведь именно при Ване Мастера Синанджу стали такими, как сейчас!
— Я знаю. До этого они сражались деревянными шестами и кинжалами и даже применяли яд.
— Верно. И никогда не работали в одиночку. За ними шла целая армия, ночные тигры Синанджу. Начиная с Вана ночных тигров уже не было. Ночные тигры были больше не нужны. Почему, Римо?
— Потому что Ван был первым, кто постиг солнечный источник.
— Вот именно. Это были страшные времена для Дома Синанджу. Учитель Вана, известный под именем Хун, умер, не успев обучить Вана всем премудростям. Нашему образу жизни грозил конец. — Голос Чиуна дрогнул и зазвучал ниже — как всегда, когда Чиун вспоминал какое-нибудь из преданий старины. — И подумать только! Не успели тело Мастера Хуна предать земле, как великая печаль спустилась на селение Синанджу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49