Оскар Уокер видел все на экране ТВ.
Один из техников сказал:
— Не трудитесь анализировать его приемы, его все равно убьют.
Оскар не только потрудился проанализировать приемы Римо, он возвращался к ним много раз. Камеры были направлены под разными углами, коридоры ярко освещены. Однако субъект не стал ждать нападения, он атаковал сам.
Оскар Уокер никогда не видел такой атаки.
Он прокрутил пленку раз и другой; затем стал просматривать ее в замедленном темпе. Были видны лишь мелькающие руки. Он снизил скорость до предела — то же самое. Даже на самой медленной скорости он увидел только расплывшиеся пятна, движущиеся слишком быстро, чтобы можно было что-то различить. А потом нападавшие увидели спутницу Римо и убежали.
На телефоне Уокера замигала сигнальная лампа.
— Вы уже пришли к какому-то заключению? — спросил голос в трубке.
— Еще нет, сэр, — ответил Оскар Уокер.
— Первый хочет получить его до наступления полуночи. В полночь он покинет банкет. Мы должны иметь результат до этого.
— Хорошо, сэр, — сказал Уокер.
Он знал, что означает это слово — «должны». Его употребляли не слишком часто, но в определенном контексте оно означало смерть.
Уокер крутил факты и так, и этак: он располагал их по группам, перетасовывал. Он пытался уложить данные в единую схему, но ничего не получалось. У него не было даже предположений о том, какому биоритму подчиняются Римо и Чиун. Он не узнал ничего.
Биоритмы... Уокер заинтересовался ими еще в молодости, в студенческие годы. То время теперь казалось таким далеким и таким... безопасным. Потом на глаза ему попалось небольшое объявление, предлагавшее работу. Его внимание привлекло слово «биоритмы». Оскар специализировался в биологии и в дни экономического упадка, переживаемого Великобританией, не рассчитывал найти работу даже по смежной специальности. Он изучал биологию, знал компьютеры, но надеялся в лучшем случае получить место страхового агента.
— Я просто не могу поверить, что в Соединенном Королевстве можно заработать на жизнь, занимаясь изучением биоритмов, — сказал он нанявшему его чиновнику.
— Мы берем вас для работы за пределами Соединенного Королевства, — ответил тот.
— Я так и думал: это было бы слишком здорово, — сказал Уокер. — Так где же мне придется работать? На Южном полюсе? Где-нибудь под землей, где можно потерять зрение?
— Вы поедете на остров Святого Мартина.
— На Антильские острова? На фешенебельный курорт?
— Да.
— Но у меня нет денег, чтобы заплатить за отдых, да еще в таком месте.
Мне надо зарабатывать, а не тратить.
Вербовщик улыбнулся. Когда он сказал Оскару Уокеру, сколько ему будут платить, тот едва удержал изумленное восклицание. Не стоит показывать вида, что я в восторге, авось они не знают, что обещанное жалованье в четыре раза превышает зарплату начинающего ученого, подумал он.
Оскар Уокер летел к месту работы первым классом Аэропорт Кристиана, огороженный выгоревшими на солнце бетонными плитами, выглядел как автобусная станция в Ливерпуле Наемный автомобиль привез его в курортное местечко близ Маллет Бэй. Отведенное ему помещение было много лучше гостиничного «люкса» ему полагалась горничная, дворецкий, повар и цветная женщина полногрудая, с широкими бедрами. Она не говорила об освобождении угнетенных, не стремилась к общению и не требовала к себе внимания Она просто всегда была к его услугам.
Если она и бывала когда-нибудь раздражительной и нервной, то благодарение Богу, разряжалась на ком-то другом. Это был настоящий подарок судьбы. Она предоставляла в его распоряжение свое пышное теплое тело, свою немоту, и Оскар Уокер чувствовал, что готов пойти на убийство ради того, кто дал ему все это.
Очень скоро выяснилось, что как раз это от него и требовалось.
Все, с кем он встречался, получали такую же зарплату. А если деньги не обеспечивали нужную степень секретности и лояльности, то провинившиеся исчезали. Так случилось с немолодым руководителем группы боевиков, который задумал заработать кругленькую сумму, рассказав газетчикам с Флитстрит о секретном тренировочном центре. Ему начала надоедать эта муштра.
— Хуже, чем чертов спецназ! — сказал он однажды в сердцах.
В тот же день он не вернулся на занятия после ленча, а Уокера вызвали к начальству и потребовали объяснений, почему он не доложил кому следует о настроениях этого человека.
Они знали об Оскаре все.
Обряд посвящения был простым и устрашающим. Двое суток ему не разрешали спать, а после этого вывели в полночь в небольшую рощу и дали проглотить какую-то пилюлю. Все окружающее приобрело причудливые, фантастические формы и такие краски, каких он никогда не видел. Оскар понял, что ему дали наркотик. Он не противился, когда кто-то вложил ему в руки голову человека, собиравшегося рассказать журналистам с Флит-стрит о подпольном центре подготовки боевиков. Голова уместилась у него на ладони.
В этом одурманенном состоянии он дал клятву верности Первому, лицо которого показалось Оскару знакомым: это был красивый седовласый мужчина с роскошной бородой. Наверное, наркотик изменил мое восприятие, промелькнуло у него в голове. Никогда прежде не видел он таких нереальных красок, как в тот безумный вечер; маленькая голова величиной с апельсин покоилась на его ладони. Потом им завладел восхитительный сон, который продолжался и наяву. Ему снилось, что нельзя любить кого-то больше, чем он Оскар, любит человека, называемого Первым.
Он видел его фотографии в газетах, еще когда учился в университете, и даже раньше, когда был мальчишкой Оскару запомнились его посеребренные сединой волосы. Рядом с ним всегда была женщина. Однако в ночь посвящения Оскар не вспомнил имени того человека.
Проснувшись, он почувствовал, что все вокруг и в нем самом изменилось: жизнь была теперь полнее, дыхание глубже, солнечные лучи ярче, чем обычно. Он пробудился для новой жизни. Ему казалось, что он лежит на нежнейших подушках, сотканных из солнечных лучей, что его омывает свежий соленый бриз, а где-то совсем рядом плещутся о борт корабля волны. Оказалось, что он и в самом деле находится на палубе яхты; воздух был прохладным и насыщенным солью, а подушки на палубе мягкими; вдали виднелись небольшие острова, которые затем переместились ближе, и он увидел, что они лежат между его голых ступней и становятся все меньше по мере того, как усиливается жара. Наконец Оскар привстал и огляделся по сторонам.
Наркотик еще действовал. Рядом на подушках лежали другие люди. Их глаза с расширенными зрачками казались очень темными, значительно темнее, чем обычно.
Женщины с блестящими от масла телами разносили на серебряных подносах фрукты. Оскар Уокер увидел в подносе свое отражение:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Один из техников сказал:
— Не трудитесь анализировать его приемы, его все равно убьют.
Оскар не только потрудился проанализировать приемы Римо, он возвращался к ним много раз. Камеры были направлены под разными углами, коридоры ярко освещены. Однако субъект не стал ждать нападения, он атаковал сам.
Оскар Уокер никогда не видел такой атаки.
Он прокрутил пленку раз и другой; затем стал просматривать ее в замедленном темпе. Были видны лишь мелькающие руки. Он снизил скорость до предела — то же самое. Даже на самой медленной скорости он увидел только расплывшиеся пятна, движущиеся слишком быстро, чтобы можно было что-то различить. А потом нападавшие увидели спутницу Римо и убежали.
На телефоне Уокера замигала сигнальная лампа.
— Вы уже пришли к какому-то заключению? — спросил голос в трубке.
— Еще нет, сэр, — ответил Оскар Уокер.
— Первый хочет получить его до наступления полуночи. В полночь он покинет банкет. Мы должны иметь результат до этого.
— Хорошо, сэр, — сказал Уокер.
Он знал, что означает это слово — «должны». Его употребляли не слишком часто, но в определенном контексте оно означало смерть.
Уокер крутил факты и так, и этак: он располагал их по группам, перетасовывал. Он пытался уложить данные в единую схему, но ничего не получалось. У него не было даже предположений о том, какому биоритму подчиняются Римо и Чиун. Он не узнал ничего.
Биоритмы... Уокер заинтересовался ими еще в молодости, в студенческие годы. То время теперь казалось таким далеким и таким... безопасным. Потом на глаза ему попалось небольшое объявление, предлагавшее работу. Его внимание привлекло слово «биоритмы». Оскар специализировался в биологии и в дни экономического упадка, переживаемого Великобританией, не рассчитывал найти работу даже по смежной специальности. Он изучал биологию, знал компьютеры, но надеялся в лучшем случае получить место страхового агента.
— Я просто не могу поверить, что в Соединенном Королевстве можно заработать на жизнь, занимаясь изучением биоритмов, — сказал он нанявшему его чиновнику.
— Мы берем вас для работы за пределами Соединенного Королевства, — ответил тот.
— Я так и думал: это было бы слишком здорово, — сказал Уокер. — Так где же мне придется работать? На Южном полюсе? Где-нибудь под землей, где можно потерять зрение?
— Вы поедете на остров Святого Мартина.
— На Антильские острова? На фешенебельный курорт?
— Да.
— Но у меня нет денег, чтобы заплатить за отдых, да еще в таком месте.
Мне надо зарабатывать, а не тратить.
Вербовщик улыбнулся. Когда он сказал Оскару Уокеру, сколько ему будут платить, тот едва удержал изумленное восклицание. Не стоит показывать вида, что я в восторге, авось они не знают, что обещанное жалованье в четыре раза превышает зарплату начинающего ученого, подумал он.
Оскар Уокер летел к месту работы первым классом Аэропорт Кристиана, огороженный выгоревшими на солнце бетонными плитами, выглядел как автобусная станция в Ливерпуле Наемный автомобиль привез его в курортное местечко близ Маллет Бэй. Отведенное ему помещение было много лучше гостиничного «люкса» ему полагалась горничная, дворецкий, повар и цветная женщина полногрудая, с широкими бедрами. Она не говорила об освобождении угнетенных, не стремилась к общению и не требовала к себе внимания Она просто всегда была к его услугам.
Если она и бывала когда-нибудь раздражительной и нервной, то благодарение Богу, разряжалась на ком-то другом. Это был настоящий подарок судьбы. Она предоставляла в его распоряжение свое пышное теплое тело, свою немоту, и Оскар Уокер чувствовал, что готов пойти на убийство ради того, кто дал ему все это.
Очень скоро выяснилось, что как раз это от него и требовалось.
Все, с кем он встречался, получали такую же зарплату. А если деньги не обеспечивали нужную степень секретности и лояльности, то провинившиеся исчезали. Так случилось с немолодым руководителем группы боевиков, который задумал заработать кругленькую сумму, рассказав газетчикам с Флитстрит о секретном тренировочном центре. Ему начала надоедать эта муштра.
— Хуже, чем чертов спецназ! — сказал он однажды в сердцах.
В тот же день он не вернулся на занятия после ленча, а Уокера вызвали к начальству и потребовали объяснений, почему он не доложил кому следует о настроениях этого человека.
Они знали об Оскаре все.
Обряд посвящения был простым и устрашающим. Двое суток ему не разрешали спать, а после этого вывели в полночь в небольшую рощу и дали проглотить какую-то пилюлю. Все окружающее приобрело причудливые, фантастические формы и такие краски, каких он никогда не видел. Оскар понял, что ему дали наркотик. Он не противился, когда кто-то вложил ему в руки голову человека, собиравшегося рассказать журналистам с Флит-стрит о подпольном центре подготовки боевиков. Голова уместилась у него на ладони.
В этом одурманенном состоянии он дал клятву верности Первому, лицо которого показалось Оскару знакомым: это был красивый седовласый мужчина с роскошной бородой. Наверное, наркотик изменил мое восприятие, промелькнуло у него в голове. Никогда прежде не видел он таких нереальных красок, как в тот безумный вечер; маленькая голова величиной с апельсин покоилась на его ладони. Потом им завладел восхитительный сон, который продолжался и наяву. Ему снилось, что нельзя любить кого-то больше, чем он Оскар, любит человека, называемого Первым.
Он видел его фотографии в газетах, еще когда учился в университете, и даже раньше, когда был мальчишкой Оскару запомнились его посеребренные сединой волосы. Рядом с ним всегда была женщина. Однако в ночь посвящения Оскар не вспомнил имени того человека.
Проснувшись, он почувствовал, что все вокруг и в нем самом изменилось: жизнь была теперь полнее, дыхание глубже, солнечные лучи ярче, чем обычно. Он пробудился для новой жизни. Ему казалось, что он лежит на нежнейших подушках, сотканных из солнечных лучей, что его омывает свежий соленый бриз, а где-то совсем рядом плещутся о борт корабля волны. Оказалось, что он и в самом деле находится на палубе яхты; воздух был прохладным и насыщенным солью, а подушки на палубе мягкими; вдали виднелись небольшие острова, которые затем переместились ближе, и он увидел, что они лежат между его голых ступней и становятся все меньше по мере того, как усиливается жара. Наконец Оскар привстал и огляделся по сторонам.
Наркотик еще действовал. Рядом на подушках лежали другие люди. Их глаза с расширенными зрачками казались очень темными, значительно темнее, чем обычно.
Женщины с блестящими от масла телами разносили на серебряных подносах фрукты. Оскар Уокер увидел в подносе свое отражение:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37