Тишина, воцарившаяся в кабинете адмирала, казалась концентрированной. Вогель преспокойно снял очки и положил их в нагрудный карман.
— «Титаник», — негромко произнес Сэндекер, и было такое чувство, что сам он испугался вылетевшего слова. — «Титаник» — повторил он, на этот раз таким тоном, каким мужчина произносит имя любимой женщины. — Это невероятно, — сказал он и посмотрел на Вогеля.
В глазах адмирала Вогель еще явственно различал тень недоверия, которое, однако, уступало место восторгу.
— И тем не менее, это именно так, — сказал Вогель. — Насколько я понимаю, капитан Ганн, этот инструмент был найден вами во время экспедиции на «Сапфо-1», так или нет?
— Да, мы обнаружили инструмент в самом конце нашей экспедиции.
— Что ж, значит, вы оказались на редкость удачливыми, капитан, вытащили, что называется, счастливый билетик. Жаль, вы не обнаружили сам «Титаник».
— Жаль, вы правы, — признал Ганн, отводя взгляд.
— И все-таки меня продолжает мучить мысль о том, почему корнет так хорошо сохранился. Никак не могу взять в толк, — сказал Сэндекер. — Ведь, по сути, металлическая труба, пролежала в соленой воде ни много, ни мало — семьдесят пять лет, а выглядит такой новенькой, что страшно брать в руки.
— Да, вы совершенно правы, нужно разобраться, почему латунь за все эти годы практически не коррозировала, — согласился Вогель. — Ладно бы еще сохранились бронзовые части, все-таки бронза не так быстро ржавеет. Но я обратил внимание на то, что великолепно, с учетом времени и среды, сохранились даже те детали инструмента, в которых было много железа. Вы только взгляните на мундштук, он же совершенно новенький.
Ганн приблизил лицо и посмотрел на корнет с таким видом, как будто речь шла не о трубе, а о Святом Граале.
— А играть на ней можно?
— Ну разумеется, — сказал Вогель. — Я более чем уверен, что на корнете можно замечательно играть.
— Вы сами не пробовали?
— Нет… Я сам не пробовал. — Вогель взял инструмент и легко пробежал пальцами по кнопкам. — До сего дня я опробировал всякий инструмент, который кто-либо из моих помощников или сам я восстановили. Проверял на чистоту звучания, поскольку для музыкального инструмента это главное. А этот корнет я не опробовал. Не могу.
— Не вполне вас понимаю, — сказал адмирал Сэндекер.
— Видите ли, дело в том, что этот корнет — своего рода памятник не особенно значимого, но очень отважного поступка. Поступок этот был совершен в тот самый момент, когда на море разворачивалась самая ужасная трагедия нашего столетия, — сказал Вогель. — Не нужно обладать большим и богатым воображением, чтобы представить себе, как Грэхам Фарли вместе с другими музыкантами вместо того, чтобы попытаться спастись, своей музыкой пытались успокоить мятущихся пассажиров «Титаника». Они, эти музыканты, до самого конца не прекращали играть, так и утонули вместе с кораблем. Так что в последние минуты перед тем, как утонуть этот корнет касался губ очень отважного музыканта. И я подумал, что всякий, кто теперь попытается исполнять на инструменте мелодию, окажется кем-то вроде святотатца. Так мне кажется…
Сэндекер внимательно смотрел на Вогеля, разглядывая лицо мастера столь напряженно, как будто бы видел впервые.
— «Осень», — чуть слышно, как бы говоря сам с собой, произнес Вогель. — Старинная мелодия под названием «Осень»… Это была последняя мелодия, которую Грэхам Фарли исполнил в своей жизни.
— А я слышал, что последней мелодией была «Я приближаюсь к Господу…» — негромко сказал Ганн.
— Это уже придумали после, — уверенно возразил Питт. — Последней, мелодией, прозвучавшей с палубы «Титаника» перед тем, как корабль погрузился в океан, была именно «Осень».
— Вы так уверенно говорите, как будто расследовали обстоятельства гибели «Титаника», — полувопросительно сказал Вогель.
— Этот удивительный корабль и его трагическая судьба чем-то сродни инфекции, — сказал Питт. — Если вы однажды заинтересовались этим, интерес останется с вами на всю жизнь.
— Не знаю… Сам по себе «Титаник» для меня, например, особенного интереса не представляет, — Вогель осторожно взял корнет, положил его в футляр, защелкнул замки и передал инструмент адмиралу Сэндекеру. — Но поскольку я считаюсь историком музыки и поскольку я кое-что знаю о музыкальных инструментах, их подчас необыкновенных судьбах — да, признаюсь, что сага об оркестре «Титаника» не оставляла меня равнодушным… Если у вас больше нет вопросов ко мне, адмирал, я бы, с вашего разрешения, пошел перекусил да и в постель. У меня была очень трудная ночь, как вы понимаете.
Сэндекер поднялся из-за стола.
— Господин Вогель, вы нас необычайно выручили. Я ваш должник.
— Я был уверен, что вы скажете что-нибудь в этом роде, — глаза усталого Санта-Клауса несколько раз мигнули.
— Если хотите, могу вам подсказать, как именно вернуть долг. Если, разумеется, вы хотите?
— Слушаю вас.
— Передайте этот инструмент в Вашингтонский музыкальный музей. Он будет самым замечательным экспонатом в Зале Музыки.
— Могу обещать, что, как только наши специалисты проведут необходимые химические исследования, ознакомятся с вашим отчетом, этот корнет будет незамедлительно доставлен в вашу мастерскую.
— От имени директоров музея позвольте вас поблагодарить.
— Но это, разумеется, не будет обычным даром. Вогель вопросительно посмотрел на адмирала Сэндекера.
— Простите, я не совсем…
Сэндекер широко улыбнулся.
— Давайте будем считать это бессрочным хранением. Это избавит нас от юридических неприятностей, если когда-либо в будущем нам понадобится на некоторое время этот инструмент. Тогда мы попросим его у музея.
— Договорились.
— Да, и вот еще что, — сказал Сэндекер. — Об этой нашей находке мы никому пока ничего не рассказывали. Ни одна газета пока не знает. Так вот я был бы вам весьма признателен, господин Вогель, если бы пока вы также сохранили все, что узнали, в тайне.
— Разумеется, раз уж вы меня об этом просите, я буду молчать. Хотя и не совсем понимаю ваши мотивы… Вогель со всеми раскланялся и вышел из кабинета.
— Черт! — вырвалось у Ганна в ту самую секунду, когда дверь за мастером закрылась. — Только подумаю о том, что мы проследовали на «Сапфо-1» в каких-нибудь считанных метрах от корпуса «Титаника».
— Да уж, — согласился Питт. — Вы были где-то совсем рядом с ним. Сонары, установленные на «Сапфо-1»" прощупывают пространство радиусом в двести ярдов. Не исключаю, что был какой-нибудь момент, когда вашу лодку и «Титаник» разделял двести один ярд.
— Если бы только у нас было больше времени. Если бы нам прямо сказали, что именно нужно искать…
— Вы забываете, что главными задачами предпринятой экспедиции были тестирование «Сапфо-1» и слежение за течением Лорелея.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
— «Титаник», — негромко произнес Сэндекер, и было такое чувство, что сам он испугался вылетевшего слова. — «Титаник» — повторил он, на этот раз таким тоном, каким мужчина произносит имя любимой женщины. — Это невероятно, — сказал он и посмотрел на Вогеля.
В глазах адмирала Вогель еще явственно различал тень недоверия, которое, однако, уступало место восторгу.
— И тем не менее, это именно так, — сказал Вогель. — Насколько я понимаю, капитан Ганн, этот инструмент был найден вами во время экспедиции на «Сапфо-1», так или нет?
— Да, мы обнаружили инструмент в самом конце нашей экспедиции.
— Что ж, значит, вы оказались на редкость удачливыми, капитан, вытащили, что называется, счастливый билетик. Жаль, вы не обнаружили сам «Титаник».
— Жаль, вы правы, — признал Ганн, отводя взгляд.
— И все-таки меня продолжает мучить мысль о том, почему корнет так хорошо сохранился. Никак не могу взять в толк, — сказал Сэндекер. — Ведь, по сути, металлическая труба, пролежала в соленой воде ни много, ни мало — семьдесят пять лет, а выглядит такой новенькой, что страшно брать в руки.
— Да, вы совершенно правы, нужно разобраться, почему латунь за все эти годы практически не коррозировала, — согласился Вогель. — Ладно бы еще сохранились бронзовые части, все-таки бронза не так быстро ржавеет. Но я обратил внимание на то, что великолепно, с учетом времени и среды, сохранились даже те детали инструмента, в которых было много железа. Вы только взгляните на мундштук, он же совершенно новенький.
Ганн приблизил лицо и посмотрел на корнет с таким видом, как будто речь шла не о трубе, а о Святом Граале.
— А играть на ней можно?
— Ну разумеется, — сказал Вогель. — Я более чем уверен, что на корнете можно замечательно играть.
— Вы сами не пробовали?
— Нет… Я сам не пробовал. — Вогель взял инструмент и легко пробежал пальцами по кнопкам. — До сего дня я опробировал всякий инструмент, который кто-либо из моих помощников или сам я восстановили. Проверял на чистоту звучания, поскольку для музыкального инструмента это главное. А этот корнет я не опробовал. Не могу.
— Не вполне вас понимаю, — сказал адмирал Сэндекер.
— Видите ли, дело в том, что этот корнет — своего рода памятник не особенно значимого, но очень отважного поступка. Поступок этот был совершен в тот самый момент, когда на море разворачивалась самая ужасная трагедия нашего столетия, — сказал Вогель. — Не нужно обладать большим и богатым воображением, чтобы представить себе, как Грэхам Фарли вместе с другими музыкантами вместо того, чтобы попытаться спастись, своей музыкой пытались успокоить мятущихся пассажиров «Титаника». Они, эти музыканты, до самого конца не прекращали играть, так и утонули вместе с кораблем. Так что в последние минуты перед тем, как утонуть этот корнет касался губ очень отважного музыканта. И я подумал, что всякий, кто теперь попытается исполнять на инструменте мелодию, окажется кем-то вроде святотатца. Так мне кажется…
Сэндекер внимательно смотрел на Вогеля, разглядывая лицо мастера столь напряженно, как будто бы видел впервые.
— «Осень», — чуть слышно, как бы говоря сам с собой, произнес Вогель. — Старинная мелодия под названием «Осень»… Это была последняя мелодия, которую Грэхам Фарли исполнил в своей жизни.
— А я слышал, что последней мелодией была «Я приближаюсь к Господу…» — негромко сказал Ганн.
— Это уже придумали после, — уверенно возразил Питт. — Последней, мелодией, прозвучавшей с палубы «Титаника» перед тем, как корабль погрузился в океан, была именно «Осень».
— Вы так уверенно говорите, как будто расследовали обстоятельства гибели «Титаника», — полувопросительно сказал Вогель.
— Этот удивительный корабль и его трагическая судьба чем-то сродни инфекции, — сказал Питт. — Если вы однажды заинтересовались этим, интерес останется с вами на всю жизнь.
— Не знаю… Сам по себе «Титаник» для меня, например, особенного интереса не представляет, — Вогель осторожно взял корнет, положил его в футляр, защелкнул замки и передал инструмент адмиралу Сэндекеру. — Но поскольку я считаюсь историком музыки и поскольку я кое-что знаю о музыкальных инструментах, их подчас необыкновенных судьбах — да, признаюсь, что сага об оркестре «Титаника» не оставляла меня равнодушным… Если у вас больше нет вопросов ко мне, адмирал, я бы, с вашего разрешения, пошел перекусил да и в постель. У меня была очень трудная ночь, как вы понимаете.
Сэндекер поднялся из-за стола.
— Господин Вогель, вы нас необычайно выручили. Я ваш должник.
— Я был уверен, что вы скажете что-нибудь в этом роде, — глаза усталого Санта-Клауса несколько раз мигнули.
— Если хотите, могу вам подсказать, как именно вернуть долг. Если, разумеется, вы хотите?
— Слушаю вас.
— Передайте этот инструмент в Вашингтонский музыкальный музей. Он будет самым замечательным экспонатом в Зале Музыки.
— Могу обещать, что, как только наши специалисты проведут необходимые химические исследования, ознакомятся с вашим отчетом, этот корнет будет незамедлительно доставлен в вашу мастерскую.
— От имени директоров музея позвольте вас поблагодарить.
— Но это, разумеется, не будет обычным даром. Вогель вопросительно посмотрел на адмирала Сэндекера.
— Простите, я не совсем…
Сэндекер широко улыбнулся.
— Давайте будем считать это бессрочным хранением. Это избавит нас от юридических неприятностей, если когда-либо в будущем нам понадобится на некоторое время этот инструмент. Тогда мы попросим его у музея.
— Договорились.
— Да, и вот еще что, — сказал Сэндекер. — Об этой нашей находке мы никому пока ничего не рассказывали. Ни одна газета пока не знает. Так вот я был бы вам весьма признателен, господин Вогель, если бы пока вы также сохранили все, что узнали, в тайне.
— Разумеется, раз уж вы меня об этом просите, я буду молчать. Хотя и не совсем понимаю ваши мотивы… Вогель со всеми раскланялся и вышел из кабинета.
— Черт! — вырвалось у Ганна в ту самую секунду, когда дверь за мастером закрылась. — Только подумаю о том, что мы проследовали на «Сапфо-1» в каких-нибудь считанных метрах от корпуса «Титаника».
— Да уж, — согласился Питт. — Вы были где-то совсем рядом с ним. Сонары, установленные на «Сапфо-1»" прощупывают пространство радиусом в двести ярдов. Не исключаю, что был какой-нибудь момент, когда вашу лодку и «Титаник» разделял двести один ярд.
— Если бы только у нас было больше времени. Если бы нам прямо сказали, что именно нужно искать…
— Вы забываете, что главными задачами предпринятой экспедиции были тестирование «Сапфо-1» и слежение за течением Лорелея.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125