Решил банкир соорудить дополнительных две ванных и один туалет. Наплевать ему на то, что придется ломать перекрытия трех этажей, отселять на время жильцов. Деньги решают все проблемы.
Потом — офис торговой фирмы…
Казалось бы, живи и радуйся — пухнет папка с договорами, соответственно наращивает мускулы счет в банке. Но радости не было. Ибо в неволе смех и счастье — противоестественные чувства, а они с Фимкой — обычные рабы без права голоса и выбора.
Раздумывая над нелегкой своей судьбой, то и дело вспоминая покинувшую его жену, Федоров медленно пошел по тротуару к подземному переходу. Он не обратил внимания на немолодого мужчину, плотного, с большой головой, который двигался в том же направлении, выдерживая дистанцию в десять шагов — ни шагом больше или меньше.
Это был Поршень.
Киллер с досадой осматривал многочисленных прохожих, с опаской провожал взглядами милицейские машины, прогуливающихся ментов. Попробуй поработай в такой обстановке: не успеешь выстрелить — налетят скрутят, и прощай свобода. Если — не жизнь. Рисковать Засядько не любил. Тем более, в таком тонком деле, как заказное убийство. Залезет, скажем, Тамара в карман фрайеру, поймают, посадят в СИЗО. Что ей грозит? Три годика, всего-навсего три! А попадется Иван — пятнадцать на ушах обеспечено. Поэтому и ходит он за клиентом, будто приклеенный, выжидает удобный момент. А этот самый момент никак не дается в руки.
Федоров остановился напротив почты.
Оленька! Будто подталкиваемый неожиданным чувством тоски и одиночества, Михаил вошел в операционный зал. Вызвать по межгороду? Нет, только не это, он может сорваться и завыть в трубку одиноким волком.
Ограничиться телеграммой.
Поршень пристроился рядом, тоже взял бланк, достал из внутреннего кармана ручку. Кому и что писать — неважно, главное следить за клиентом. Засядько мысленно зафиксировал адрес, который Федоров написал на бланке. На всякий случай, авось, пригодится. Не ему, конечно — после ликвидации офцерика он не собирается посылать телеграмм соболезнования — боссу.
Так— так, значит, Рига, Федоровой. Матери или жинке?
Написав адрес, Федоров надолго остановился. То, что он хотел сказать Оленьке, не укладывалось в скупое телеграфное сообщение. Повиниться, попросить прощения, сослаться на какую-нибудь психическую болезнь… То-есть, в очередной раз соврать… Нет, телеграммы он посылать не станет — сегодня же вечером напишет подробное письмо, в которое вложит душевную боль, одиночество, сознание вины… просьбу о помиловании.
Пустой бланк телеграммы порван в клочья. Михаил поднялся и вышел на улицу. Походка — твердая, уверенная, голова вызывающе поднята. Дескать, не жалейте меня, сам напаскудил — сам за собой уберу.
Вслед за ним двинулся Поршень.
Подземный переход перекрыт полосатой лентой. Ремонт, черт бы побрал муниципалитет вместе с префектурами и мэрией, с досадой подумал Федоров. До следующего перехода метров двести топать, а время подпирает — опаздывать на любовно-деловое свидание с Красулей не хочется, мало ли что взбредет на ум взбаламошной дамочке!
Огляделся Михаил, придвинулся к краю тротуара. Переход, конечно, закрыт не полностью — второй вход-выход работает. Но там — плотный поток людей, потных, раздраженных, многие — с колясками и туго набитыми сумками. Толкаться в толпе, когда тебе наступают на ноги, подталкивают сумками, больно ударяют коляскам — избави Боже.
Лучше нарушить правила, дождаться, когда светофор на перекрестке перекроет движение и перебежать улицу. Маневр не раз опробован — никакой опасности не предвидится.
Рядом с ним пристроился еще один человек, плотный, в распахнутой на волосатой груди безрукавке. Видимо, тоже не терпит многолюдия и норовит перескочить дорогу.
Наконец! С одной стороны, нетерпеливо пофыркивая, машины сгрудились возле закрытого перекрестка, с другой — рванули по прямой, некоторые — заворачивают на трассу, которую должен пересечь отставник. И следящий за ним киллер.
Вперед! Стараясь не сорваться на бег, Федоров поспешил проскочить опасный участок. Поршень замешкался и ринулся вслед за клиентом с опозданием всего на несколько секунд. Но и этих секунд оказалось достаточно, чтобы вывернувшаяся из-за поворота иномарка налетела на него. С визгом шин, с густым матом. Опытный водитель умудрился все же вывернуться, ударил прохожего не бампфером — боком.
Когда добежавший до осевой разметки Федоров оглянулся, пострадавший ворочался на асфальте, пытался подняться. Не обращая внимания на хлынувший из-за светофора поток транспорта, Михаил бросился к нему.
— Давай, друг, шевелись. Налетят гаишники, станут измерять да рисовать. Не на «зебре» же попал под машину — скажут: сам виноват.
Упоминание милиции придало Поршню силы. Он сел и просительно протянул перед собой руки. На подобии ребенка, который просится на колени к мамаше. Федоров помог ему подняться, но итти на своих двоих Засядько был не в силах. Обвис на руках спасителя, сполз на асфальт. На этот раз потерял сознание.
К месту происшествия подкатили сразу две гаишных машины. Рядом с ними притормозил микроавтобус «скорой помощи».
— Жив? — подбежал плотный капитан. — Кто вы — свидетель или родственник?
— Родственник, — не думая о глупости, которая втягивает его в неприятную историю, пробурчал Федоров. Более уверенно повторил. — Родственник! Вместе шли…
— Черт бы вас подрал! Сложно, видите ли, в подземный переход спуститься, суют глупые головы под колеса!… Давай, помоги погрузить родственника в «скорую» и езжай с ним в больницу. Да не роняй слюни, мужик, может выкарабкается.
Пришлось «грузить» тяжелое тело на носилки, вместе с санитаром заталкивать в салон. Машинально, не думая о непонятных своих поступках, Михаил влез в машину, прижался к стене у выхода, возле разбросанных толстых ног пострадавшего. Заранее распланированная вторая половина дня рухнула. И ради кого — неизвестного мужика, попавшего по собственной глупости под машину?
Иначе, как умственным расстройством таких поступков не назовешь!
Недовольно ворча, доктор принялся бегло осматривать пострадавшего: щупал пульс, задрав веко, вглядывался в зрачок, тискал руки и ноги.
— Ничего страшного. До больницы довезем, а там врачи осмотрят более подробно.
На перекрестке врач пересел к водителю, оставив больного на попечении «родственника» и санитара. Санитар немедленно задремал. Федоров пересел ближе к голове мужика, оглядел жирную, туповатую его физиономию. Обычный работяга, возможно — безработный, которого Михаил никогда раньше не встречал.
Поршень заворочался, открыл глаза, оглядел салон.
— Где это я?
— Очухался, мужик? Отлично. Ничего страшного не произошло — поцеловался с иномаркой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Потом — офис торговой фирмы…
Казалось бы, живи и радуйся — пухнет папка с договорами, соответственно наращивает мускулы счет в банке. Но радости не было. Ибо в неволе смех и счастье — противоестественные чувства, а они с Фимкой — обычные рабы без права голоса и выбора.
Раздумывая над нелегкой своей судьбой, то и дело вспоминая покинувшую его жену, Федоров медленно пошел по тротуару к подземному переходу. Он не обратил внимания на немолодого мужчину, плотного, с большой головой, который двигался в том же направлении, выдерживая дистанцию в десять шагов — ни шагом больше или меньше.
Это был Поршень.
Киллер с досадой осматривал многочисленных прохожих, с опаской провожал взглядами милицейские машины, прогуливающихся ментов. Попробуй поработай в такой обстановке: не успеешь выстрелить — налетят скрутят, и прощай свобода. Если — не жизнь. Рисковать Засядько не любил. Тем более, в таком тонком деле, как заказное убийство. Залезет, скажем, Тамара в карман фрайеру, поймают, посадят в СИЗО. Что ей грозит? Три годика, всего-навсего три! А попадется Иван — пятнадцать на ушах обеспечено. Поэтому и ходит он за клиентом, будто приклеенный, выжидает удобный момент. А этот самый момент никак не дается в руки.
Федоров остановился напротив почты.
Оленька! Будто подталкиваемый неожиданным чувством тоски и одиночества, Михаил вошел в операционный зал. Вызвать по межгороду? Нет, только не это, он может сорваться и завыть в трубку одиноким волком.
Ограничиться телеграммой.
Поршень пристроился рядом, тоже взял бланк, достал из внутреннего кармана ручку. Кому и что писать — неважно, главное следить за клиентом. Засядько мысленно зафиксировал адрес, который Федоров написал на бланке. На всякий случай, авось, пригодится. Не ему, конечно — после ликвидации офцерика он не собирается посылать телеграмм соболезнования — боссу.
Так— так, значит, Рига, Федоровой. Матери или жинке?
Написав адрес, Федоров надолго остановился. То, что он хотел сказать Оленьке, не укладывалось в скупое телеграфное сообщение. Повиниться, попросить прощения, сослаться на какую-нибудь психическую болезнь… То-есть, в очередной раз соврать… Нет, телеграммы он посылать не станет — сегодня же вечером напишет подробное письмо, в которое вложит душевную боль, одиночество, сознание вины… просьбу о помиловании.
Пустой бланк телеграммы порван в клочья. Михаил поднялся и вышел на улицу. Походка — твердая, уверенная, голова вызывающе поднята. Дескать, не жалейте меня, сам напаскудил — сам за собой уберу.
Вслед за ним двинулся Поршень.
Подземный переход перекрыт полосатой лентой. Ремонт, черт бы побрал муниципалитет вместе с префектурами и мэрией, с досадой подумал Федоров. До следующего перехода метров двести топать, а время подпирает — опаздывать на любовно-деловое свидание с Красулей не хочется, мало ли что взбредет на ум взбаламошной дамочке!
Огляделся Михаил, придвинулся к краю тротуара. Переход, конечно, закрыт не полностью — второй вход-выход работает. Но там — плотный поток людей, потных, раздраженных, многие — с колясками и туго набитыми сумками. Толкаться в толпе, когда тебе наступают на ноги, подталкивают сумками, больно ударяют коляскам — избави Боже.
Лучше нарушить правила, дождаться, когда светофор на перекрестке перекроет движение и перебежать улицу. Маневр не раз опробован — никакой опасности не предвидится.
Рядом с ним пристроился еще один человек, плотный, в распахнутой на волосатой груди безрукавке. Видимо, тоже не терпит многолюдия и норовит перескочить дорогу.
Наконец! С одной стороны, нетерпеливо пофыркивая, машины сгрудились возле закрытого перекрестка, с другой — рванули по прямой, некоторые — заворачивают на трассу, которую должен пересечь отставник. И следящий за ним киллер.
Вперед! Стараясь не сорваться на бег, Федоров поспешил проскочить опасный участок. Поршень замешкался и ринулся вслед за клиентом с опозданием всего на несколько секунд. Но и этих секунд оказалось достаточно, чтобы вывернувшаяся из-за поворота иномарка налетела на него. С визгом шин, с густым матом. Опытный водитель умудрился все же вывернуться, ударил прохожего не бампфером — боком.
Когда добежавший до осевой разметки Федоров оглянулся, пострадавший ворочался на асфальте, пытался подняться. Не обращая внимания на хлынувший из-за светофора поток транспорта, Михаил бросился к нему.
— Давай, друг, шевелись. Налетят гаишники, станут измерять да рисовать. Не на «зебре» же попал под машину — скажут: сам виноват.
Упоминание милиции придало Поршню силы. Он сел и просительно протянул перед собой руки. На подобии ребенка, который просится на колени к мамаше. Федоров помог ему подняться, но итти на своих двоих Засядько был не в силах. Обвис на руках спасителя, сполз на асфальт. На этот раз потерял сознание.
К месту происшествия подкатили сразу две гаишных машины. Рядом с ними притормозил микроавтобус «скорой помощи».
— Жив? — подбежал плотный капитан. — Кто вы — свидетель или родственник?
— Родственник, — не думая о глупости, которая втягивает его в неприятную историю, пробурчал Федоров. Более уверенно повторил. — Родственник! Вместе шли…
— Черт бы вас подрал! Сложно, видите ли, в подземный переход спуститься, суют глупые головы под колеса!… Давай, помоги погрузить родственника в «скорую» и езжай с ним в больницу. Да не роняй слюни, мужик, может выкарабкается.
Пришлось «грузить» тяжелое тело на носилки, вместе с санитаром заталкивать в салон. Машинально, не думая о непонятных своих поступках, Михаил влез в машину, прижался к стене у выхода, возле разбросанных толстых ног пострадавшего. Заранее распланированная вторая половина дня рухнула. И ради кого — неизвестного мужика, попавшего по собственной глупости под машину?
Иначе, как умственным расстройством таких поступков не назовешь!
Недовольно ворча, доктор принялся бегло осматривать пострадавшего: щупал пульс, задрав веко, вглядывался в зрачок, тискал руки и ноги.
— Ничего страшного. До больницы довезем, а там врачи осмотрят более подробно.
На перекрестке врач пересел к водителю, оставив больного на попечении «родственника» и санитара. Санитар немедленно задремал. Федоров пересел ближе к голове мужика, оглядел жирную, туповатую его физиономию. Обычный работяга, возможно — безработный, которого Михаил никогда раньше не встречал.
Поршень заворочался, открыл глаза, оглядел салон.
— Где это я?
— Очухался, мужик? Отлично. Ничего страшного не произошло — поцеловался с иномаркой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77