Валерий плашмя упал на дорогу, разбив лицо и даже не почувствовав этого. Сознание ускользало, возвращалось и снова ускользало с частотой переменного тока, и это мерцание вызывало мучительную тошноту, которая была гораздо хуже боли в голове и спине. Медленно, с трудом повернув голову, он увидел притаившийся за автокраном черный “БМВ” и издал горький кашляющий смешок: выходило, что он совершенно напрасно драпал босиком, как комдив Чапаев от белых. “Только зря запыхался”, — подумал он и поискал глазами выпавший из руки пистолет, но тут его снова ударили монтировкой по спине, и, со странной отрешенностью слушая, как хрустят ребра, он понял, что его убивают. Еще он понял, что они собираются сделать это медленно, и решил, что потерпит — в конце концов, все это страшно до тех пор, пока не начнется, а потом остается только дотерпеть до конца, который, рано или поздно, приходит всегда. Черт, как глупо получилось, подумал он, пытаясь приподняться на дрожащих руках и падая под новым ударом.
С топотом набежали те трое, что гнались за ним от дачи.
— Хватит, Борода, — сказал запыхавшийся голос, — надо кончать.
Человек с монтировкой отступил на шаг, и за долю секунды до того, как пуля пробила его череп, Валерий услышал глухой, с присвистом хлопок. Длинноствольный “люгер” коротко подпрыгнул в обтянутой черной перчаткой ладони, распростертый на дороге человек дернулся один раз и затих.
— Грузите, — сказал стрелок, свинчивая глушитель и убирая пистолет в карман. — Да аккуратно, не запачкайте багажник. Кто-нибудь видел эту бабу?
— Может, ее здесь и не было, — предположил Борода, все еще поигрывая монтировкой. Было видно, что он не успел до конца отвести душу.
— Должна была быть, — покачал головой человек с пистолетом.
— Так, может, она в доме? — спросил напарник Бороды, одетый в кожаную куртку мозгляк по кличке Спиннинг, патологический трус и неизлечимый клептоман, которого Банкир терпел только за то, что был он отличным, более того, виртуозным водителем и не раз доказывал это в самых острых ситуациях. — В доме вы смотрели?
— Смотрели, смотрели, — рассеянно буркнул владелец “люгера”, наблюдая за тем, как Большой и Лапоть грузят тело Студента в багажник “БМВ”.
В багажнике был заранее расстелен большой кусок полиэтиленовой пленки, рассчитанный на двоих. “Банкир будет недоволен, — подумал он. — Где же баба?”
— Аккуратней кладите, уроды. Шмотки его не забудьте. Борода, не стой, подбери тряпки.
Борода сунул монтировку Спиннингу и, недовольно ворча, собрал разлетевшиеся в разные стороны кроссовки и свитер и небрежно побросал все это в багажник. Человек с “люгером” подобрал лежащий у заднего правого колеса автокрана ТТ и затолкал его в карман плаща.
— Надоели эти железяки, — сказал он, раскуривая сигарету и озираясь по сторонам. Кругом все было спокойно — гонки со стрельбой, похоже, никто не заметил. — Вечно от них все карманы рваные. Где же баба-то?
— Да хрен с ней, с бабой, — сказал Лапоть, захлопывая багажник. — Чего она может-то? Чего Банкир к ней прицепился?
— Банкиру за нее бабки плачены, — сказал человек с “люгером”. — Профессору она сильно мешает.
— Так то Профессору, — сказал Большой, вытирая руки ветошью и тоже закуривая. — Вот пусть Профессор и думает, куда эта сука подевалась. На то он и Профессор.
— Ладно, — сказал главный, — поехали, пока нас тут не замели. Светимся, как Большая Медведица. Главное, Студента сделали, Банкир будет доволен.
Спиннинг уже завел двигатель и нетерпеливо газовал на холостом ходу — это бесцельное стояние на месте со свежим трупом в багажнике нервировало его впечатлительную натуру, и он мечтал поскорее убраться отсюда, и чем дальше, тем лучше. Главный сел на переднее сиденье, остальные с кряхтеньем и беззлобной руганью втиснулись на заднее, Спиннинг задним ходом отъехал от крана, развернулся и повел машину прочь из поселка, молчаливо сетуя на то, что плохая дорога не позволяет разогнаться до сколько-нибудь приличной скорости. Машина с натугой вскарабкалась по косогору и нырнула в лес. Здесь Спиннинг по знаку старшего снова заглушил двигатель, съехав на обочину. Его пассажиры вынули из багажника небрежно запакованный в полиэтилен груз, отнесли его метров на сто от дороги и бросили в лесу, завалив ветками.
Когда шум двигателя отъехавшего автомобиля затих вдали, из-за группы молодых осин вышла Катя. Она ступала осторожно, стараясь, чтобы под ногой не хрустнула случайная ветка, нервно тиская вспотевшей ладонью рубчатую пластмассу пистолетной рукоятки. Испуганно вздрагивая при каждом шорохе, она приблизилась к страшной груде сучьев, лихорадочно отвалила их в сторону, отвернула край черной пленки и вцепилась зубами в брезентовый рукав плаща, чтобы сдержать крик. Некоторое время она сидела на корточках без единой мысли в ставшей пустой и легкой, как надутый водородом воздушный шарик, голове. Смерть опять прошла рядом, задев ее краем своего развевающегося плаща; Катя наяву ощущала ветерок, рождаемый свистящими взмахами ее ржавой косы, и поражалась тому, что можно, оказывается, оставаться в живых, испытывая такой всеобъемлющий страх. Идея собственной смерти перестала быть абстрактной, превратившись в реальность, пропитав своим парализующим ядом все вокруг, подавляя волю, лишая способности мыслить и двигаться. Катя почти жалела, что ей снова удалось уйти от убийц: это означало новые усилия, новую опасность, новый страх; это означало необходимость скрупулезно рассчитывать каждый шаг, потому что ошибка в расчетах означала смерть. Катя заплакала: у нее не осталось для всего этого сил, она была одна, как перст, и не было ничего глупее в целом свете, чем зажатый в ее забинтованной ладони пистолет.
Она опустила глаза и посмотрела на пистолет. Достаточно просто вставить дуло в рот и нажать на спусковой крючок. Это будет ужасно некрасиво, но вряд ли она успеет почувствовать боль. Придется, конечно, сделать усилие, но зато это будет всего лишь одно усилие, а не бесконечная череда бесполезных телодвижений, которые все равно рано или поздно приведут к тому же результату.
Просто нажать, и все.
Она медленно, как во сне, поднесла пистолет к лицу и широко открыла рот, подумав мимоходом, что похожа на героиню порнофильма. Ствол оказался неожиданно толстым, и ей пришлось пошире развести челюсти, так что челюстные мышцы стало сводить от напряжения. Железо было холодным и имело отвратительный привкус машинного масла. Катя изо всех сил зажмурила глаза, из которых все еще текли слезы, тихонько заскулила от страха и жалости к себе и нажала на спусковой крючок.
И ровным счетом ничего не произошло. Не успев сообразить, что она делает, Катя нажала второй раз — стальная закорючка не подалась и на миллиметр, и тогда Катя, кашляя и отплевываясь, выдернула пистолет изо рта и отбросила его в сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94