Кургузый нос “запорожца” вдруг провалился вниз, и машина вошла в пике, как бомбардировщик — у Кати даже дух захватило, и в голову полезли парашюты и — почему-то — пробковые спасательные жилеты. По обеим сторонам дороги воздвиглись высокие песчаные откосы, словно машина вдруг нырнула в тоннель, ведущий к центру Земли. Тем не менее, в конце этого головокружительного спуска их поджидала не геенна огненная, а обширная и довольно глубокая лужа, из которой “запорожец” выбрался, храбро завывая мотором и поднимая игрушечные маслянисто-черные волны. Теперь впереди стали видны немногочисленные желтые огоньки, негусто горевшие прямо по курсу.
— Это куда мы приехали? — поинтересовалась Катя.
— Это мы приехали в дачный поселок, — в тон ей пояснил Валерий. — У Степаныча здесь дача.
Дача прапорщика Мороза представляла собой добротный бревенчатый дом безо всяких новомодных штучек вроде силикатного кирпича и бассейна в цокольном этаже. Здесь все было просто и без затей — по крайней мере, снаружи. Поднявшись на высокое крыльцо с навесом и резными столбиками, Валерий первым делом зажег свет на веранде. Усталая и все еще не совсем трезвая Катя, путаясь в плаще, выбралась наружу и остановилась у машины, облокотившись на открытую дверцу. В воздухе отчетливо пахло заморозками. На веранде Валерий ковырялся в допотопном замке, который ни с того ни с сего решил заартачиться, и вполголоса ругался нехорошими словами. Катя закурила, зябко ежась и ощущая себя до невозможности усталой и грязной.
Замок щелкнул, звякнул, и дверь отворилась.
— Ну, где ты там? — сказал с крыльца Валерий и сделал приглашающий жест рукой.
Катя поднялась по добротным чистым ступеням и перешагнула порог. Внутри дача прапорщика Мороза более всего напоминала правительственный охотничий домик. Здесь были потемневшие от времени бревенчатые стены, большой камин, удобные кресла, медвежья шкура на полу и еще одна — на стене над обширнейшей и в высшей степени призывной кроватью. На этой шкуре, как и полагалось, висела двустволка. Катя хотела было спросить, почему подобная роскошь до сих пор не разграблена, но промолчала — в конце концов, тому наверняка были свои причины, и она вовсе не была уверена, что так уж хочет их узнать.
— А хорошо живут прапорщики, — сказала она, ища, куда бы сунуть окурок — оказывается, она забыла бросить сигарету на улице и теперь стояла посреди комнаты, держа бычок с наросшим на нем кривым столбиком пепла над согнутой ковшиком ладонью.
Валерий молча снял с полки массивную керамическую пепельницу и поставил ее на стол. Катя благодарно посмотрела на него, но он не заметил этого взгляда, потому что уже сидел на корточках перед камином и разжигал заранее сложенные там сухие березовые дрова.
— Садись, — сказал он, придвигая кресло-качалку к разгорающемуся огню. — Снимай эту робу, садись и отдыхай. Только не вздумай спать, я пошел топить баню.
Катя с немой благодарностью опустилась в уютно заскрипевшее кресло. Она хотела было сказать, что ей сейчас не до бани, но вдруг ощутила, что и впрямь хочет помыться гораздо сильнее, чем лечь в постель — она казалась самой себе покрытой сплошной коркой засохшего пота и крови, да так оно, в сущности и было. Где-то в недрах дома Валерий хлопнул дверцей холодильника и через минуту принес ей высокий стакан с апельсиновым соком.
— Лучше бы, конечно, чаю, — сказал он, — но некогда возиться. Сначала баня.
Он ушел, а Катя осталась сидеть, глядя в огонь и маленькими глоточками попивая ледяной сок. Бредовые события минувшего дня окончательно заволоклись спасительным туманом, расходившиеся нервы понемногу приходили в норму, а ноющее тело с наслаждением вкушало полный покой. Она помнила, что, стоит лишь опустить руку, как она коснется небрежно брошенного на пол возле кресла брезентового плаща, в кармане которого лежит пистолет, но не хотела этого делать: ей было приятно обманывать себя, воображая, будто все это — лишь тяжелый сон, навеянный заглянувшей в окно полной луной.
Она задремала и даже успела увидеть коротенький сон — совсем не кошмарный, а наоборот, очень даже приятный, хотя и совершенно неприличного содержания, прерванный возвращением Валерия, который сообщил, что баня готова и ждет ее. Катя встала в некотором смущении, вызванном как самим сном, так и тем, что она, оказывается, не утратила способность думать о подобных вещах, и побрела вслед за Валерием в сени, готовя себя к холоду, который встретит ее за дверью. За дверь, однако, ее не повели — Валерий толкнул в сенях низенькую, почти квадратную боковую дверцу, и они оказались в душистом тепле предбанника. На широкой лавке лежала аккуратно свернутая большая махровая простыня, а на гвозде висел халат — несомненно, женский и когда-то очень дорогой.
— Располагайся, — сказал Валерий. — Мыло, мочалки и прочее-всякое — в том шкафчике. Да смотри, не засни там, я тоже не прочь помыться.
Он ушел. Катя стянула через голову сплошь покрытый бурыми заскорузлыми пятнами свитер, расстегнула и сняла перепачканные, лопнувшие по шву джинсы. Перевязанная рука мешала жутко. Потревоженная, она опять принялась болеть. Боль билась в ней тупыми горячими толчками в такт биению пульса, вызывая труднопреодолимое желание со всего маху хватить ладонью по бревенчатой стене, да так, чтобы отвалилась напрочь и перестала, наконец, ныть.
“Эге, — подумала Катя, — как же это я стану мыться одной-то рукой?” В памяти всплыл только что виденный сон. Там, во сне, было тепло, даже жарко, в сумраке мерцали угли, и были чьи-то руки — твердые, как дерево, очень сильные и нежные. “А сон-то в руку, — немного лукавя, подумала Катя. — Кошка ты, Скворцова. Ободранная мартовская кошка, и больше ничего.” Она набросила на голое тело пахнущий свежестью халат и, придерживая его на груди здоровой рукой, вернулась в дом. Валерий по-турецки сидел на разложенной перед камином медвежьей шкуре и медленно курил, задумчиво глядя в огонь. Он обернулся на скрип двери и увидел Катю.
На фоне огня его профиль был черным, и по черному метались беспокойные оранжевые блики.
— Мыло не нашла? — спросил он.
Катя молчала. Все заготовленные шутливые двусмысленности разом вылетели из головы, вытесненные простым осознанием того, что этот совершенно незнакомый мужчина ей по-настоящему нравится, более того — притягивает ее, как магнитом, и еще более того — нужен ей до зарезу. Прямо сейчас, сию минуту. По дну сознания холодной струйкой пробежала мысль о том, что выглядит она сейчас далеко не лучшим образом и вряд ли способна кого-то соблазнить, но отступать было некуда, потому что он уже встал, одним непринужденным движением перелившись в вертикальное положение, и в два шага оказался рядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
— Это куда мы приехали? — поинтересовалась Катя.
— Это мы приехали в дачный поселок, — в тон ей пояснил Валерий. — У Степаныча здесь дача.
Дача прапорщика Мороза представляла собой добротный бревенчатый дом безо всяких новомодных штучек вроде силикатного кирпича и бассейна в цокольном этаже. Здесь все было просто и без затей — по крайней мере, снаружи. Поднявшись на высокое крыльцо с навесом и резными столбиками, Валерий первым делом зажег свет на веранде. Усталая и все еще не совсем трезвая Катя, путаясь в плаще, выбралась наружу и остановилась у машины, облокотившись на открытую дверцу. В воздухе отчетливо пахло заморозками. На веранде Валерий ковырялся в допотопном замке, который ни с того ни с сего решил заартачиться, и вполголоса ругался нехорошими словами. Катя закурила, зябко ежась и ощущая себя до невозможности усталой и грязной.
Замок щелкнул, звякнул, и дверь отворилась.
— Ну, где ты там? — сказал с крыльца Валерий и сделал приглашающий жест рукой.
Катя поднялась по добротным чистым ступеням и перешагнула порог. Внутри дача прапорщика Мороза более всего напоминала правительственный охотничий домик. Здесь были потемневшие от времени бревенчатые стены, большой камин, удобные кресла, медвежья шкура на полу и еще одна — на стене над обширнейшей и в высшей степени призывной кроватью. На этой шкуре, как и полагалось, висела двустволка. Катя хотела было спросить, почему подобная роскошь до сих пор не разграблена, но промолчала — в конце концов, тому наверняка были свои причины, и она вовсе не была уверена, что так уж хочет их узнать.
— А хорошо живут прапорщики, — сказала она, ища, куда бы сунуть окурок — оказывается, она забыла бросить сигарету на улице и теперь стояла посреди комнаты, держа бычок с наросшим на нем кривым столбиком пепла над согнутой ковшиком ладонью.
Валерий молча снял с полки массивную керамическую пепельницу и поставил ее на стол. Катя благодарно посмотрела на него, но он не заметил этого взгляда, потому что уже сидел на корточках перед камином и разжигал заранее сложенные там сухие березовые дрова.
— Садись, — сказал он, придвигая кресло-качалку к разгорающемуся огню. — Снимай эту робу, садись и отдыхай. Только не вздумай спать, я пошел топить баню.
Катя с немой благодарностью опустилась в уютно заскрипевшее кресло. Она хотела было сказать, что ей сейчас не до бани, но вдруг ощутила, что и впрямь хочет помыться гораздо сильнее, чем лечь в постель — она казалась самой себе покрытой сплошной коркой засохшего пота и крови, да так оно, в сущности и было. Где-то в недрах дома Валерий хлопнул дверцей холодильника и через минуту принес ей высокий стакан с апельсиновым соком.
— Лучше бы, конечно, чаю, — сказал он, — но некогда возиться. Сначала баня.
Он ушел, а Катя осталась сидеть, глядя в огонь и маленькими глоточками попивая ледяной сок. Бредовые события минувшего дня окончательно заволоклись спасительным туманом, расходившиеся нервы понемногу приходили в норму, а ноющее тело с наслаждением вкушало полный покой. Она помнила, что, стоит лишь опустить руку, как она коснется небрежно брошенного на пол возле кресла брезентового плаща, в кармане которого лежит пистолет, но не хотела этого делать: ей было приятно обманывать себя, воображая, будто все это — лишь тяжелый сон, навеянный заглянувшей в окно полной луной.
Она задремала и даже успела увидеть коротенький сон — совсем не кошмарный, а наоборот, очень даже приятный, хотя и совершенно неприличного содержания, прерванный возвращением Валерия, который сообщил, что баня готова и ждет ее. Катя встала в некотором смущении, вызванном как самим сном, так и тем, что она, оказывается, не утратила способность думать о подобных вещах, и побрела вслед за Валерием в сени, готовя себя к холоду, который встретит ее за дверью. За дверь, однако, ее не повели — Валерий толкнул в сенях низенькую, почти квадратную боковую дверцу, и они оказались в душистом тепле предбанника. На широкой лавке лежала аккуратно свернутая большая махровая простыня, а на гвозде висел халат — несомненно, женский и когда-то очень дорогой.
— Располагайся, — сказал Валерий. — Мыло, мочалки и прочее-всякое — в том шкафчике. Да смотри, не засни там, я тоже не прочь помыться.
Он ушел. Катя стянула через голову сплошь покрытый бурыми заскорузлыми пятнами свитер, расстегнула и сняла перепачканные, лопнувшие по шву джинсы. Перевязанная рука мешала жутко. Потревоженная, она опять принялась болеть. Боль билась в ней тупыми горячими толчками в такт биению пульса, вызывая труднопреодолимое желание со всего маху хватить ладонью по бревенчатой стене, да так, чтобы отвалилась напрочь и перестала, наконец, ныть.
“Эге, — подумала Катя, — как же это я стану мыться одной-то рукой?” В памяти всплыл только что виденный сон. Там, во сне, было тепло, даже жарко, в сумраке мерцали угли, и были чьи-то руки — твердые, как дерево, очень сильные и нежные. “А сон-то в руку, — немного лукавя, подумала Катя. — Кошка ты, Скворцова. Ободранная мартовская кошка, и больше ничего.” Она набросила на голое тело пахнущий свежестью халат и, придерживая его на груди здоровой рукой, вернулась в дом. Валерий по-турецки сидел на разложенной перед камином медвежьей шкуре и медленно курил, задумчиво глядя в огонь. Он обернулся на скрип двери и увидел Катю.
На фоне огня его профиль был черным, и по черному метались беспокойные оранжевые блики.
— Мыло не нашла? — спросил он.
Катя молчала. Все заготовленные шутливые двусмысленности разом вылетели из головы, вытесненные простым осознанием того, что этот совершенно незнакомый мужчина ей по-настоящему нравится, более того — притягивает ее, как магнитом, и еще более того — нужен ей до зарезу. Прямо сейчас, сию минуту. По дну сознания холодной струйкой пробежала мысль о том, что выглядит она сейчас далеко не лучшим образом и вряд ли способна кого-то соблазнить, но отступать было некуда, потому что он уже встал, одним непринужденным движением перелившись в вертикальное положение, и в два шага оказался рядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94