Первый год Пейтона был вовсе не плох по «медвежьим» стандартам, но результаты его едва ли могли бы стать основанием для легенды, так как он заработал 679 ярдов на 196 переносах при одной пропущенной игре, единственной, которую он пропустил за всю свою тринадцатилетнюю профессиональную карьеру.
Если кто-то и считал «Медведя» уснувшим, поскольку рева его более не было слышно, сезон 1976 года заставил одуматься. Ибо за тот сезон не блиставшее разнообразием нападение «Медведей» состояло из Пейтона, бегущего на правом краю, Пейтона, бегущего на левом краю, и Пейтона, бегущего по центру, и он самым милым образом набрал 1390 ярдов, 34 процента от общего результата «Медведей», став лучшим во всей Национальной футбольной конференции.
Но 1976 год был только намеком на грядущие события. Уже в 1977-м журнал «Спорт» написал: «О. Дж. Симпсон бегал мимо старушек в аэропортах, а Пейтон – это настоящий футбольный премьер».
Если у кого-то еще оставались сомнения в отношении того, что Пейтон, как было объявлено, действительно является «настоящим футбольным премьером» НФЛ, сомнениям этим было суждено рассеяться в десятой игре сезона 1977 года – в игре против «Викингов» Миннесоты и их хваленой обороны, «Сиреневых Людоедов», когда простуженный Пейтон рвал, таранил, мчался, набрав рекордные 275 ярдов в одной игре. После встречи защитник «Викингов» Карл Эллер наконец сумел остановить Пейтона, чтобы пожать ему руку, и совершил при этом то, чего защита Миннесоты так и не сумела сделать за всю игру.
Но остановить Пейтона не удавалось не только Эллеру и «Викингам». Похоже было, что командам-соперницам нужен какой-нибудь счетчик Гейгера, чтобы отыскать его, и сетка, чтобы остановить. «Я не знаю, есть ли способ остановить его», – жаловался тренер команды Грин-Бея Барт Старр, после того как переносной пожиратель по имени Пейтон сожрал его «Упаковщиков». Этого явным образом никто не мог сделать, так как Пейтон в среднем набирал по 1307 ярдов за сезон в первые три года своего выступления в НФЛ, показав высочайший результат во всей истории лиги, а потом 1000-ярдовые сезоны замелькали как дорожные знаки за окошком машины, добавив сперва 1395, а потом 1610 ярдов к растущей сумме, чего было более чем достаточно, чтобы войти в сборную НФЛ семидесятых годов.
Пейтон продолжал «бесчинствовать» на лужайке, совершая свои подвиги, казалось бы, в совершенно непринужденном стиле. Однако легендарная сила его ног не была даром одной лишь природы он работал над нею, и работал весьма усердно. Еще с детства, когда он бегал вверх и вниз по склонам холмов, чтобы укрепить ноги, его ежедневной целью являлась тренировка мышц ног и туловища. Он сам говорил, что «чем сильнее я становлюсь, тем больше могу пробежать ярдов по ходу игры. Это как бить молотом о молот рано или поздно на одном из них появится щербина». И щербину эту в игре обыкновенно обнаруживал не Пейтон. Добавим к этому железную руку, которая, как утверждал один из товарищей по команде, «подобно лишенной отдачи винтовке уложила наповал многих защитников», умение врезаться в таклера, пытающегося остановить его, и мы получим великолепно подогнанную голевую машину.
Но, честно говоря, Уолтер Пейтон был чем угодно, но только не машиной. Уже скупая недвижимость, он продолжал играть с увлеченностью ребенка на детской площадке. И такой и была для Пейтона эта игра – забавой, развлечением, возможностью упасть на землю и подняться с нее, с детским энтузиазмом оказаться в самой середине схватки. Этот энтузиазм был заметен, и когда в перерывах между таймами Пейтон руководил приветствиями стадиона, или когда испускал свой нечеловеческий вопль во время командных встреч. Или когда поваленный, он на дюйм проталкивал мяч вперед, – хитрость, с помощью которой он приплюсовал себе около 100 ярдов за всю карьеру. Или даже, как в детские дни, проходил на руках 50 ярдов вокруг футбольного поля.
На своем пути к рекорду всех времен по заносу Пейтон все время шлифовал свой шедевр, накладывал все новые и новые слои красок, перенося мяч над линейными, проталкивая под ними и обнося вокруг – сезон за сезоном одолевая более 1000 ярдов. И увлекая за собой «Медведей». В 1975 году ставки на команду, в которую он поступил, составляли 4 к 10, в 1985-м они были уже 15 к 1. А «Медведи» стали обладателями «Супер Чаши». Но если плоды победы достались «Медведям», слава ушла к Уолтеру Пейтону, атлету, исполнившему на футбольном поле наказ родителей, учивших его нехитрому принципу: «Что бы ты ни делал, старайся сделать свое дело лучше всех».
ШУГАР РЕЙ РОБИНСОН
(1921–1989)
К нему прилипло имя, впервые названное Джеком Кейси, который, увидев стройного молодого боксера на ринге зала «Салем Кресчент» в Нью-Йорке, обратился к менеджеру команды Джорджу Гейнфорду со словами: «Какого сладкого бойца ты нашел». «Сладкого как сахар», – проверещал Гейнфорд для потомства. Так появился на свет «Сахар» – Шугар, часть имени Рея Робинсона.
Вторая часть его имени – Робинсон также образовалась вполне честным образом. Или достаточно честным. Ибо в те дни, когда в полном расцвете были подпольные бои (производившиеся без лицензии в небольших клубах), этот молодой человек, обычно выступавший под собственным именем (Уолкер Смит) или звавшийся Смитти среди друзей, однажды взял взаймы любительскую карточку у приятеля, носившего имя Рей Робинсон, и, начиная с этого вечера, превратился в того Рея Робинсона, который станет «Величайшим фунт-за-фунт бойцом в истории бокса».
Робинсона нельзя определить одним словом. В боксе он был чем-то вроде Расемона – всякий видел в нем что-то особое. Он мог нанести нокаутирующий удар, отступая; на нем не было швов, не было дефектов; его левая, всегда находившаяся наготове, описывала удивительно чистые движения; ноги работали лучше, чем у кого-либо из выходивших в ту пору на ринг боксеров; скорость и точность удара не имели себе равных и так далее, и так далее. На ринге он был чародеем, и в те редкие мгновения, когда его величию бросали вызов или, хуже того, лохматили его старательно напомаженные волосы, он превращался в Хемингуэево «изящество в опасности».
В первых сорока боях Робинсон оставался непобедимым и даже не потерял практически ни одного очка до сорок первого поединка с Джейком Ламотта в Детройте, когда его прямой маршрут к величию был искривлен поражением в 10 раундах по решению судей. Это решение он заставит их изменить целых пять раз. Робинсон продолжил свой путь, став чемпионом во втором полусреднем и среднем весе, проиграв при этом из первых 123 своих боев лишь поединок с Ламотта, о котором уже упоминалось, но при этом одержав целых 78 побед нокаутом.
Однако если Робинсон представлял собой лишь шеллак на грубой шкуре спорта, боксом заправлял Международный комитет и группа личностей, для которых закон представлял только фигуру речи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
Если кто-то и считал «Медведя» уснувшим, поскольку рева его более не было слышно, сезон 1976 года заставил одуматься. Ибо за тот сезон не блиставшее разнообразием нападение «Медведей» состояло из Пейтона, бегущего на правом краю, Пейтона, бегущего на левом краю, и Пейтона, бегущего по центру, и он самым милым образом набрал 1390 ярдов, 34 процента от общего результата «Медведей», став лучшим во всей Национальной футбольной конференции.
Но 1976 год был только намеком на грядущие события. Уже в 1977-м журнал «Спорт» написал: «О. Дж. Симпсон бегал мимо старушек в аэропортах, а Пейтон – это настоящий футбольный премьер».
Если у кого-то еще оставались сомнения в отношении того, что Пейтон, как было объявлено, действительно является «настоящим футбольным премьером» НФЛ, сомнениям этим было суждено рассеяться в десятой игре сезона 1977 года – в игре против «Викингов» Миннесоты и их хваленой обороны, «Сиреневых Людоедов», когда простуженный Пейтон рвал, таранил, мчался, набрав рекордные 275 ярдов в одной игре. После встречи защитник «Викингов» Карл Эллер наконец сумел остановить Пейтона, чтобы пожать ему руку, и совершил при этом то, чего защита Миннесоты так и не сумела сделать за всю игру.
Но остановить Пейтона не удавалось не только Эллеру и «Викингам». Похоже было, что командам-соперницам нужен какой-нибудь счетчик Гейгера, чтобы отыскать его, и сетка, чтобы остановить. «Я не знаю, есть ли способ остановить его», – жаловался тренер команды Грин-Бея Барт Старр, после того как переносной пожиратель по имени Пейтон сожрал его «Упаковщиков». Этого явным образом никто не мог сделать, так как Пейтон в среднем набирал по 1307 ярдов за сезон в первые три года своего выступления в НФЛ, показав высочайший результат во всей истории лиги, а потом 1000-ярдовые сезоны замелькали как дорожные знаки за окошком машины, добавив сперва 1395, а потом 1610 ярдов к растущей сумме, чего было более чем достаточно, чтобы войти в сборную НФЛ семидесятых годов.
Пейтон продолжал «бесчинствовать» на лужайке, совершая свои подвиги, казалось бы, в совершенно непринужденном стиле. Однако легендарная сила его ног не была даром одной лишь природы он работал над нею, и работал весьма усердно. Еще с детства, когда он бегал вверх и вниз по склонам холмов, чтобы укрепить ноги, его ежедневной целью являлась тренировка мышц ног и туловища. Он сам говорил, что «чем сильнее я становлюсь, тем больше могу пробежать ярдов по ходу игры. Это как бить молотом о молот рано или поздно на одном из них появится щербина». И щербину эту в игре обыкновенно обнаруживал не Пейтон. Добавим к этому железную руку, которая, как утверждал один из товарищей по команде, «подобно лишенной отдачи винтовке уложила наповал многих защитников», умение врезаться в таклера, пытающегося остановить его, и мы получим великолепно подогнанную голевую машину.
Но, честно говоря, Уолтер Пейтон был чем угодно, но только не машиной. Уже скупая недвижимость, он продолжал играть с увлеченностью ребенка на детской площадке. И такой и была для Пейтона эта игра – забавой, развлечением, возможностью упасть на землю и подняться с нее, с детским энтузиазмом оказаться в самой середине схватки. Этот энтузиазм был заметен, и когда в перерывах между таймами Пейтон руководил приветствиями стадиона, или когда испускал свой нечеловеческий вопль во время командных встреч. Или когда поваленный, он на дюйм проталкивал мяч вперед, – хитрость, с помощью которой он приплюсовал себе около 100 ярдов за всю карьеру. Или даже, как в детские дни, проходил на руках 50 ярдов вокруг футбольного поля.
На своем пути к рекорду всех времен по заносу Пейтон все время шлифовал свой шедевр, накладывал все новые и новые слои красок, перенося мяч над линейными, проталкивая под ними и обнося вокруг – сезон за сезоном одолевая более 1000 ярдов. И увлекая за собой «Медведей». В 1975 году ставки на команду, в которую он поступил, составляли 4 к 10, в 1985-м они были уже 15 к 1. А «Медведи» стали обладателями «Супер Чаши». Но если плоды победы достались «Медведям», слава ушла к Уолтеру Пейтону, атлету, исполнившему на футбольном поле наказ родителей, учивших его нехитрому принципу: «Что бы ты ни делал, старайся сделать свое дело лучше всех».
ШУГАР РЕЙ РОБИНСОН
(1921–1989)
К нему прилипло имя, впервые названное Джеком Кейси, который, увидев стройного молодого боксера на ринге зала «Салем Кресчент» в Нью-Йорке, обратился к менеджеру команды Джорджу Гейнфорду со словами: «Какого сладкого бойца ты нашел». «Сладкого как сахар», – проверещал Гейнфорд для потомства. Так появился на свет «Сахар» – Шугар, часть имени Рея Робинсона.
Вторая часть его имени – Робинсон также образовалась вполне честным образом. Или достаточно честным. Ибо в те дни, когда в полном расцвете были подпольные бои (производившиеся без лицензии в небольших клубах), этот молодой человек, обычно выступавший под собственным именем (Уолкер Смит) или звавшийся Смитти среди друзей, однажды взял взаймы любительскую карточку у приятеля, носившего имя Рей Робинсон, и, начиная с этого вечера, превратился в того Рея Робинсона, который станет «Величайшим фунт-за-фунт бойцом в истории бокса».
Робинсона нельзя определить одним словом. В боксе он был чем-то вроде Расемона – всякий видел в нем что-то особое. Он мог нанести нокаутирующий удар, отступая; на нем не было швов, не было дефектов; его левая, всегда находившаяся наготове, описывала удивительно чистые движения; ноги работали лучше, чем у кого-либо из выходивших в ту пору на ринг боксеров; скорость и точность удара не имели себе равных и так далее, и так далее. На ринге он был чародеем, и в те редкие мгновения, когда его величию бросали вызов или, хуже того, лохматили его старательно напомаженные волосы, он превращался в Хемингуэево «изящество в опасности».
В первых сорока боях Робинсон оставался непобедимым и даже не потерял практически ни одного очка до сорок первого поединка с Джейком Ламотта в Детройте, когда его прямой маршрут к величию был искривлен поражением в 10 раундах по решению судей. Это решение он заставит их изменить целых пять раз. Робинсон продолжил свой путь, став чемпионом во втором полусреднем и среднем весе, проиграв при этом из первых 123 своих боев лишь поединок с Ламотта, о котором уже упоминалось, но при этом одержав целых 78 побед нокаутом.
Однако если Робинсон представлял собой лишь шеллак на грубой шкуре спорта, боксом заправлял Международный комитет и группа личностей, для которых закон представлял только фигуру речи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126