Я хочу, чтоб мы с тобой остались друзьями.
И Стриженов согласился.
Труднее было с Олешниковой. Я показал ей ее пробы, показал Володю Ивашова. Володя ей понравился.
— А как вы смотритесь вдвоем?
— А что такое?
— А то, что ты молодая красивая женщина, а он — мальчишка. Оказавшись с тобой наедине, не ты, а он через пять минут закричит «мама».
С большим трудом, но я уговорил и Олешникову.
Фотографию Жанны Прохоренко я нашел в одном из альбомов актерского отдела. Ее пробовали на массовку. Я захотел познакомиться с ней лично. Девочка мне понравилась. Ее фотография и фотография Ивашова убеждали меня: это они. Теперь надо было договориться с училищем МХАТа, на первом курсе которого училась Жанна.
Ректор МХАТа Родомысленский принял меня недружелюбно. Я слыхал о нем как о человеке любезном и интеллигентном. И, верно, он был со мной корректен, но непреклонен:
— Мы отпускаем наших студентов сниматься в кино только с четвертого курса. С первого — это исключено.
Я пробовал его уговорить.
— Вы портите наших студентов, — настаивал он.
— Я обещаю вам ее не испортить.
— Сколько я слышал таких обещаний, они никогда не оправдывались.
— А если она захочет все же сниматься?
— В тот же момент она будет исключена из училища и изгнана из общежития.
Получив полный отказ, я вышел из кабинета. На лестнице меня дожидалась Жанна. Я рассказал ей об отказе Родомысленского и о его угрозе исключить ее из училища и выгнать из общежития. Она была возбуждена и полна решимости.
— Я согласна! — сказала она.
— Попробую перевести тебя во ВГИК.
— Я согласна! — повторила она, не раздумывая.
— Не торопись. Дай мне телефон своих родителей.
— Зачем?
— Мне нужно посоветоваться с ними.
Оказалось, что отец Жанны погиб на войне, что ее воспитала мать и живет она в Ленинграде. В тот же вечер я позвонил ее маме и, объяснив ситуацию, спросил:
— Согласны ли вы, чтобы я перевел девочку из училища МХАТ во ВГИК?
— А что это значит для девочки?
— МХАТ лучшее театральное училище нашей страны, может быть, мира, — сказал я, — но у Жанны небольшой рост. Играть героинь она не будет. Даже если она окончит училище МХАТ с отличием, она несколько лет будет использоваться на выходах со словами «кушать подано». А мы ей даем сразу главную роль в фильме.
— Но справится ли она с главной ролью? — спросила взволнованно женщина. — У нее нет школы.
— Я переведу ее в институт кинематографии, там она приобретет все знания, необходимые актрисе кино.
Получив согласие матери, я отправился во ВГИК и попросил Сергея Аполлинариевича Герасимова взять Жанну на первый курс.
— Хорошо, — сказал он. — Но у нас был большой конкурс. Многие достойные не попали. Я не могу принять студентку по рекомендации. Мы устроим ей открытый экзамен. Если мастерская согласится, я приму ее.
Жанна успешно выдержала открытый экзамен и была принята во ВГИК. Теперь я был спокоен, что не испортил жизнь девушке.
Но возникли новые неприятности: взбунтовалась большая часть нашей группы.
— Мы хотели работать на серьезной картине, в которой будут сниматься настоящие артисты. А вы собрали детский сад. Мы не хотим участвовать в этой афере.
И пошли жаловаться новому директору, заменившему Пырьева.
Новый директор В. Н. Сурин начинал свою карьеру трубачом в Большом театре. Трубачом он был неважным, и, как это обычно бывало, его выбрали секретарем комсомола. Затем он рос по партийной линии. Дослужился до заместителя министра культуры. Министром в тот момент был знаменитый артист Охлопков. К своей должности Охлопков относился с юмором. Когда его спрашивали, не трудно ли ему в новой роли, он отвечал:
— Царей играл! И с этой ролью тоже справлюсь.
Но министра он играл недолго. Его заменили Александровым, которого также вскоре сняли, заменив в свою очередь Суриным. А затем сняли и Сурина, переведя его на должность директора «Мосфильма».
И так, Сурин вызвал меня.
— Ваши соратники не хотят с вами работать. Они не верят в успех вашей картины. Как мне поступить?
— Не верят — пусть уходят. Я никого удерживать не собираюсь.
Моя съемочная группа поредела на половину. На смену им пришли другие. Но и они быстро забастовали, потребовали общего собрания группы.
Инициатором протеста была оператор фильма Эра Михайловна Савельева. Ей казалось, что мы в своем сценарии отошли от священных принципов соцреализма, и она хотела спасти нас, вернуть в свою веру.
— Мы же должны воспитывать людей! — страстно убеждала она меня. — Мне понятно, за что Шурка полюбила Алешу: он герой. Он подбил в бою четыре танка. Но за что он полюбил Шурку? Что она такого сделала? Не можем же мы показывать, что он полюбил Шурку за красивые ножки и длинную косу? Нужно, чтобы и Шурка была героиней, — говорила Эра Михайловна взволнованно. — Пусть и она будет совершать подвиги. И когда они утром встретятся, она скажет «Алеша!», а он скажет «Шура!», и все зрители будут плакать. — При этом по ее щекам текли настоящие крупные слезы. Она мыслила категориями соцреализма.
— Эра Михайловна, — отвечал я. — Если бы мы влюблялись в девушек за их патриотические поступки, вы были бы абсолютно правы. Но мы влюбляемся в них за красивые ноги и длинные косы. Конечно, это непатриотично, но если бы было по-вашему, то скоро бы прекратился человеческий род, а с ним пропал бы и соцреализм. К счастью, мы влюбляемся не в героинь.
— Я с вами не согласна! — закричала Эра Михайловна и со своими единомышленниками отправилась в редакционную коллегию. Там она повторила свои предложения и потребовала, чтобы их приняли.
В ответ редактор нашей картины Марьяна Вальтеровна Рооз напомнила Эре Михайловне, что существует такая вещь, как авторское право. Но та настаивала на своем. Тогда Марьяна сказала:
— Вы в своей жизни писали что-нибудь, кроме заявлений о повышении зарплаты? Научитесь писать сценарии, а потом предлагайте свои эпизоды и сюжеты.
Эра Михайловна и ее единомышленники ушли, оскорбленные в лучших своих порывах. Когда мы продолжили съемки, она снимала, но как бы по обязанности. Я это видел, и мне это не нравилось. И, несмотря на то, что оператор она была неплохой, мне все равно пришлось от нее отказаться. Я никогда не симпатизировал женщинам, взявшим для себя имидж «умниц». Они претенциозны и, как правило, очень глупы. Я не имею в виду действительно умных женщин.
Когда была снята картина, директор студии ее не принял. «Советские жены не могут изменять своим мужьям — это неправильно!» В ответ я сказал:
— Советская жена, — отвечал я, — конечно, не должна изменять своему мужу, но обычные жены, некоторые, изменяли. Это, конечно, очень неправильно, но вот бывают такие нарушения.
Директор стал требовать, чтобы мы вырезали не понравившиеся ему эпизоды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
И Стриженов согласился.
Труднее было с Олешниковой. Я показал ей ее пробы, показал Володю Ивашова. Володя ей понравился.
— А как вы смотритесь вдвоем?
— А что такое?
— А то, что ты молодая красивая женщина, а он — мальчишка. Оказавшись с тобой наедине, не ты, а он через пять минут закричит «мама».
С большим трудом, но я уговорил и Олешникову.
Фотографию Жанны Прохоренко я нашел в одном из альбомов актерского отдела. Ее пробовали на массовку. Я захотел познакомиться с ней лично. Девочка мне понравилась. Ее фотография и фотография Ивашова убеждали меня: это они. Теперь надо было договориться с училищем МХАТа, на первом курсе которого училась Жанна.
Ректор МХАТа Родомысленский принял меня недружелюбно. Я слыхал о нем как о человеке любезном и интеллигентном. И, верно, он был со мной корректен, но непреклонен:
— Мы отпускаем наших студентов сниматься в кино только с четвертого курса. С первого — это исключено.
Я пробовал его уговорить.
— Вы портите наших студентов, — настаивал он.
— Я обещаю вам ее не испортить.
— Сколько я слышал таких обещаний, они никогда не оправдывались.
— А если она захочет все же сниматься?
— В тот же момент она будет исключена из училища и изгнана из общежития.
Получив полный отказ, я вышел из кабинета. На лестнице меня дожидалась Жанна. Я рассказал ей об отказе Родомысленского и о его угрозе исключить ее из училища и выгнать из общежития. Она была возбуждена и полна решимости.
— Я согласна! — сказала она.
— Попробую перевести тебя во ВГИК.
— Я согласна! — повторила она, не раздумывая.
— Не торопись. Дай мне телефон своих родителей.
— Зачем?
— Мне нужно посоветоваться с ними.
Оказалось, что отец Жанны погиб на войне, что ее воспитала мать и живет она в Ленинграде. В тот же вечер я позвонил ее маме и, объяснив ситуацию, спросил:
— Согласны ли вы, чтобы я перевел девочку из училища МХАТ во ВГИК?
— А что это значит для девочки?
— МХАТ лучшее театральное училище нашей страны, может быть, мира, — сказал я, — но у Жанны небольшой рост. Играть героинь она не будет. Даже если она окончит училище МХАТ с отличием, она несколько лет будет использоваться на выходах со словами «кушать подано». А мы ей даем сразу главную роль в фильме.
— Но справится ли она с главной ролью? — спросила взволнованно женщина. — У нее нет школы.
— Я переведу ее в институт кинематографии, там она приобретет все знания, необходимые актрисе кино.
Получив согласие матери, я отправился во ВГИК и попросил Сергея Аполлинариевича Герасимова взять Жанну на первый курс.
— Хорошо, — сказал он. — Но у нас был большой конкурс. Многие достойные не попали. Я не могу принять студентку по рекомендации. Мы устроим ей открытый экзамен. Если мастерская согласится, я приму ее.
Жанна успешно выдержала открытый экзамен и была принята во ВГИК. Теперь я был спокоен, что не испортил жизнь девушке.
Но возникли новые неприятности: взбунтовалась большая часть нашей группы.
— Мы хотели работать на серьезной картине, в которой будут сниматься настоящие артисты. А вы собрали детский сад. Мы не хотим участвовать в этой афере.
И пошли жаловаться новому директору, заменившему Пырьева.
Новый директор В. Н. Сурин начинал свою карьеру трубачом в Большом театре. Трубачом он был неважным, и, как это обычно бывало, его выбрали секретарем комсомола. Затем он рос по партийной линии. Дослужился до заместителя министра культуры. Министром в тот момент был знаменитый артист Охлопков. К своей должности Охлопков относился с юмором. Когда его спрашивали, не трудно ли ему в новой роли, он отвечал:
— Царей играл! И с этой ролью тоже справлюсь.
Но министра он играл недолго. Его заменили Александровым, которого также вскоре сняли, заменив в свою очередь Суриным. А затем сняли и Сурина, переведя его на должность директора «Мосфильма».
И так, Сурин вызвал меня.
— Ваши соратники не хотят с вами работать. Они не верят в успех вашей картины. Как мне поступить?
— Не верят — пусть уходят. Я никого удерживать не собираюсь.
Моя съемочная группа поредела на половину. На смену им пришли другие. Но и они быстро забастовали, потребовали общего собрания группы.
Инициатором протеста была оператор фильма Эра Михайловна Савельева. Ей казалось, что мы в своем сценарии отошли от священных принципов соцреализма, и она хотела спасти нас, вернуть в свою веру.
— Мы же должны воспитывать людей! — страстно убеждала она меня. — Мне понятно, за что Шурка полюбила Алешу: он герой. Он подбил в бою четыре танка. Но за что он полюбил Шурку? Что она такого сделала? Не можем же мы показывать, что он полюбил Шурку за красивые ножки и длинную косу? Нужно, чтобы и Шурка была героиней, — говорила Эра Михайловна взволнованно. — Пусть и она будет совершать подвиги. И когда они утром встретятся, она скажет «Алеша!», а он скажет «Шура!», и все зрители будут плакать. — При этом по ее щекам текли настоящие крупные слезы. Она мыслила категориями соцреализма.
— Эра Михайловна, — отвечал я. — Если бы мы влюблялись в девушек за их патриотические поступки, вы были бы абсолютно правы. Но мы влюбляемся в них за красивые ноги и длинные косы. Конечно, это непатриотично, но если бы было по-вашему, то скоро бы прекратился человеческий род, а с ним пропал бы и соцреализм. К счастью, мы влюбляемся не в героинь.
— Я с вами не согласна! — закричала Эра Михайловна и со своими единомышленниками отправилась в редакционную коллегию. Там она повторила свои предложения и потребовала, чтобы их приняли.
В ответ редактор нашей картины Марьяна Вальтеровна Рооз напомнила Эре Михайловне, что существует такая вещь, как авторское право. Но та настаивала на своем. Тогда Марьяна сказала:
— Вы в своей жизни писали что-нибудь, кроме заявлений о повышении зарплаты? Научитесь писать сценарии, а потом предлагайте свои эпизоды и сюжеты.
Эра Михайловна и ее единомышленники ушли, оскорбленные в лучших своих порывах. Когда мы продолжили съемки, она снимала, но как бы по обязанности. Я это видел, и мне это не нравилось. И, несмотря на то, что оператор она была неплохой, мне все равно пришлось от нее отказаться. Я никогда не симпатизировал женщинам, взявшим для себя имидж «умниц». Они претенциозны и, как правило, очень глупы. Я не имею в виду действительно умных женщин.
Когда была снята картина, директор студии ее не принял. «Советские жены не могут изменять своим мужьям — это неправильно!» В ответ я сказал:
— Советская жена, — отвечал я, — конечно, не должна изменять своему мужу, но обычные жены, некоторые, изменяли. Это, конечно, очень неправильно, но вот бывают такие нарушения.
Директор стал требовать, чтобы мы вырезали не понравившиеся ему эпизоды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55