Тот в ужасе бросился прочь. Потом сам Иван Александрович, смеясь, рассказывал, как бежал за пожарником по пустым коридорам «Мосфильма» и очень жалел, что тому удалось запереться в уборной и таким образом избежать расплаты.
Очень похожая ситуация повторилась однажды на съемке у Ромма. Один из эпизодов фильма был задуман как ряд отдельных маленьких сцен, появляющихся из наплыва в наплыв. Можно было снять каждую из сцен отдельно, а наплывы осуществить лабораторным путем, но качество изображения при этом сильно пострадало бы. Решено было осуществить наплывы прямо на съемке при помощи кинокамеры. Однако такой путь достижения высокого качества был связан с большим риском: если хотя бы в одной сцене окажется брак, придется начинать все с самого начала. Решено было пойти на этот риск.
Первая, вторая и третья сцены прошли благополучно. Но во время исполнения последней сцены, как раз на реплике актера, раздался резкий звук. Случилось то, чего все опасались, — пленка была загублена, два дня работы пошли в мусорную корзину. Михаил Ильич побледнел. Все с ненавистью смотрели на старика из массовки, который поспешно поднимал с пола очки. Во время съемки он, очевидно, задремал — съемка была ночная, — и очки свалились на гулкий пол декорации. Глаза Ромма гневно блеснули. Он сорвался с места и метнулся к старику. Старик с испугом смотрел на Ромма.
— Милый мой! — сказал Михаил Ильич с чувством. — Ну нельзя так. — И, огорченный, отошел в сторону.
Помню, что тогда нам всем было жалко Ромма, но мы восхищались им: он не мог ни обидеть, ни оскорбить старика. Впрочем, Ромм не был ни благостным, ни добреньким. Часто, когда это было необходимо, он был тверд и бескомпромиссен.
Помню рассказ о случае, который произошел еще на картине «Тринадцать». Картина снималась в пустыне, в очень трудных условиях, и, по общему согласию, был там введен «сухой закон». Однажды, еще в начале съемок, Михаил Ильич заметил, что актер, исполнитель одной из главных ролей, явился на съемочную площадку в нетрезвом виде. Ромм сделал актеру серьезное замечание и обещал, что, если подобное повторится, тот будет немедленно отправлен в Москву. Актер только улыбнулся:
— Теперь не отправишь. Я уже снялся в нескольких сценах. Не переснимать же все заново. Придется тебе терпеть меня до конца!
Михаил Ильич ничего не ответил.
На следующий день актер опять вышел на съемку навеселе. Михаил Ильич помрачнел. А молодой человек, довольный своей неуязвимостью, нахально вошел в кадр. Его забавляла беспомощность Ромма. Другие артисты тоже посмеивались. «Сухой закон» и авторитет Ромма в этой ситуации сильно пошатнулись.
Внезапно в разгаре съемки, когда все увлеклись игрой, Ромм крикнул актеру:
— Басмачи стреляют! Падай!
Актер ловко упал на песок.
— Стоп! — скомандовал Ромм и строго сказал: — Теперь ты убит и можешь ехать в Москву. Твоя роль закончилась.
Это был хороший актер, и роль у него должна была быть большая. Но Ромм пожертвовал и тем и другим, понимая, что без железной дисциплины он не снимет фильм, и поступил со всей принципиальной строгостью. Пригодился военный опыт — Ромм был командиром Красной Армии во время гражданской войны.
...Оставалось снять всего одну небольшую сцену фильма «Адмирал Ушаков» здесь, а затем переезжать в другой город. Но случилось так, что артист, на которого рассчитывала группа, утренним поездом не приехал. Решили ждать. Прождали несколько часов, но и следующим поездом он не прибыл. Тогда решено было направить ассистента Тасю Цветкову в Симферополь, чтобы она нашла и привезла на съемку местного актера. Тася разыскала такого человека и возвратилась вместе с ним в Ялту. Когда они приехали, было уже далеко за полдень. В своем театре этот артист занимал одно из ведущих мест. Но в кино он никогда не снимался и был смущен тем, что его на ходу схватили, посадили в машину, привезли на съемочную площадку, даже не разъяснив толком, что предстоит играть.
— Это так неожиданно, — говорил он смущенно. — Я просто растерян...
Михаил Ильич поспешил успокоить его:
— Что поделаешь? И на театре бывают срочные вводы в роль... — Ромм указал на баржу, на которой размещалась декорация палубы флагманского корабля. — Эта посудина уходит от нас ночью. Если мы не снимем сегодня сцену, мы уже никогда не сможем ее снять. Вот мы и обратились к вам за помощью.
— Но я даже сценария не читал.
— От вас потребуется очень немного. Вы — курьер, прибывший к Ушакову от царя Павла. Вы подниметесь по этому трапу на палубу, изысканно поклонитесь Ушакову — его играет артист Переверзев, — произнесете несколько слов приветствия и подадите пакет адмиралу. Вот и все.
Актер, как мне показалось, был несколько разочарован простотой задачи, сказал, что ему все ясно, взял текст приветствия и отправился на грим.
Солнце быстро катилось к закату, съемочного времени оставалось мало. Чтобы выиграть время, мне было поручено организовать действия матросов и офицеров на втором плане. Наконец появился артист в костюме и гриме. Михаил Ильич осмотрел его и остался доволен. Началась последняя репетиция перед съемкой. Артист проделал все, что от него требовалось, изящно и даже с блеском. Только текст он помнил нетвердо, и Ромму пришлось в одном месте поправить его.
— Съемка!
Зашипели и зажглись осветительные приборы, пиротехники пустили в ход свои дымовые шашки.
— Аппаратная, мотор!
Подбежала какая-то девушка и щелкнула у самого носа актера хлопушкой.
— Начали!
Но тот оставался на месте — он растерялся.
— Стоп! — скомандовал Ромм и мягко спросил актера: — Вас, вероятно, выбила из состояния наша специфика?
— Да, Михаил Ильич, очень непривычно... — Актер смущенно показал на хлопушку.
— Хорошо, мы хлопнем в конце съемки, — согласился Ромм. — Нашим актерам она не мешает. Многие даже не могут без хлопушки играть. Она мобилизует. Вы готовы?
— Да.
— Аппаратная, мотор!.. Начали!
Актер поднялся по трапу на палубу, изысканно поклонился Ушакову, помолчал, потом повернулся к Ромму:
— Ради бога, простите! Я забыл текст.
— Ничего. Не смущайтесь, это бывает. Помогите актеру!
Режиссер-практикант Катя Народицкая поднесла листок с текстом. Актер принялся повторять его, шевеля губами. Ромм терпеливо ждал.
— Я готов, — сказал наконец актер.
Начали снимать. И опять все шло хорошо до злополучной фразы приветствия. Здесь актер опять смешался и назвал Ушакова «императорским величеством». Кто-то в массовке хихикнул. Актер смутился и побледнел.
Потом повторили еще несколько дублей, но ни в одном он не мог произнести без ошибки злополучную фразу. Чем дальше, тем безнадежнее были его попытки. Он стыдился своей беспомощности и негодовал на себя. А между тем съемочное время приближалось к концу — солнце скатывалось к горизонту и грозило окрасить сцену в красный цвет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Очень похожая ситуация повторилась однажды на съемке у Ромма. Один из эпизодов фильма был задуман как ряд отдельных маленьких сцен, появляющихся из наплыва в наплыв. Можно было снять каждую из сцен отдельно, а наплывы осуществить лабораторным путем, но качество изображения при этом сильно пострадало бы. Решено было осуществить наплывы прямо на съемке при помощи кинокамеры. Однако такой путь достижения высокого качества был связан с большим риском: если хотя бы в одной сцене окажется брак, придется начинать все с самого начала. Решено было пойти на этот риск.
Первая, вторая и третья сцены прошли благополучно. Но во время исполнения последней сцены, как раз на реплике актера, раздался резкий звук. Случилось то, чего все опасались, — пленка была загублена, два дня работы пошли в мусорную корзину. Михаил Ильич побледнел. Все с ненавистью смотрели на старика из массовки, который поспешно поднимал с пола очки. Во время съемки он, очевидно, задремал — съемка была ночная, — и очки свалились на гулкий пол декорации. Глаза Ромма гневно блеснули. Он сорвался с места и метнулся к старику. Старик с испугом смотрел на Ромма.
— Милый мой! — сказал Михаил Ильич с чувством. — Ну нельзя так. — И, огорченный, отошел в сторону.
Помню, что тогда нам всем было жалко Ромма, но мы восхищались им: он не мог ни обидеть, ни оскорбить старика. Впрочем, Ромм не был ни благостным, ни добреньким. Часто, когда это было необходимо, он был тверд и бескомпромиссен.
Помню рассказ о случае, который произошел еще на картине «Тринадцать». Картина снималась в пустыне, в очень трудных условиях, и, по общему согласию, был там введен «сухой закон». Однажды, еще в начале съемок, Михаил Ильич заметил, что актер, исполнитель одной из главных ролей, явился на съемочную площадку в нетрезвом виде. Ромм сделал актеру серьезное замечание и обещал, что, если подобное повторится, тот будет немедленно отправлен в Москву. Актер только улыбнулся:
— Теперь не отправишь. Я уже снялся в нескольких сценах. Не переснимать же все заново. Придется тебе терпеть меня до конца!
Михаил Ильич ничего не ответил.
На следующий день актер опять вышел на съемку навеселе. Михаил Ильич помрачнел. А молодой человек, довольный своей неуязвимостью, нахально вошел в кадр. Его забавляла беспомощность Ромма. Другие артисты тоже посмеивались. «Сухой закон» и авторитет Ромма в этой ситуации сильно пошатнулись.
Внезапно в разгаре съемки, когда все увлеклись игрой, Ромм крикнул актеру:
— Басмачи стреляют! Падай!
Актер ловко упал на песок.
— Стоп! — скомандовал Ромм и строго сказал: — Теперь ты убит и можешь ехать в Москву. Твоя роль закончилась.
Это был хороший актер, и роль у него должна была быть большая. Но Ромм пожертвовал и тем и другим, понимая, что без железной дисциплины он не снимет фильм, и поступил со всей принципиальной строгостью. Пригодился военный опыт — Ромм был командиром Красной Армии во время гражданской войны.
...Оставалось снять всего одну небольшую сцену фильма «Адмирал Ушаков» здесь, а затем переезжать в другой город. Но случилось так, что артист, на которого рассчитывала группа, утренним поездом не приехал. Решили ждать. Прождали несколько часов, но и следующим поездом он не прибыл. Тогда решено было направить ассистента Тасю Цветкову в Симферополь, чтобы она нашла и привезла на съемку местного актера. Тася разыскала такого человека и возвратилась вместе с ним в Ялту. Когда они приехали, было уже далеко за полдень. В своем театре этот артист занимал одно из ведущих мест. Но в кино он никогда не снимался и был смущен тем, что его на ходу схватили, посадили в машину, привезли на съемочную площадку, даже не разъяснив толком, что предстоит играть.
— Это так неожиданно, — говорил он смущенно. — Я просто растерян...
Михаил Ильич поспешил успокоить его:
— Что поделаешь? И на театре бывают срочные вводы в роль... — Ромм указал на баржу, на которой размещалась декорация палубы флагманского корабля. — Эта посудина уходит от нас ночью. Если мы не снимем сегодня сцену, мы уже никогда не сможем ее снять. Вот мы и обратились к вам за помощью.
— Но я даже сценария не читал.
— От вас потребуется очень немного. Вы — курьер, прибывший к Ушакову от царя Павла. Вы подниметесь по этому трапу на палубу, изысканно поклонитесь Ушакову — его играет артист Переверзев, — произнесете несколько слов приветствия и подадите пакет адмиралу. Вот и все.
Актер, как мне показалось, был несколько разочарован простотой задачи, сказал, что ему все ясно, взял текст приветствия и отправился на грим.
Солнце быстро катилось к закату, съемочного времени оставалось мало. Чтобы выиграть время, мне было поручено организовать действия матросов и офицеров на втором плане. Наконец появился артист в костюме и гриме. Михаил Ильич осмотрел его и остался доволен. Началась последняя репетиция перед съемкой. Артист проделал все, что от него требовалось, изящно и даже с блеском. Только текст он помнил нетвердо, и Ромму пришлось в одном месте поправить его.
— Съемка!
Зашипели и зажглись осветительные приборы, пиротехники пустили в ход свои дымовые шашки.
— Аппаратная, мотор!
Подбежала какая-то девушка и щелкнула у самого носа актера хлопушкой.
— Начали!
Но тот оставался на месте — он растерялся.
— Стоп! — скомандовал Ромм и мягко спросил актера: — Вас, вероятно, выбила из состояния наша специфика?
— Да, Михаил Ильич, очень непривычно... — Актер смущенно показал на хлопушку.
— Хорошо, мы хлопнем в конце съемки, — согласился Ромм. — Нашим актерам она не мешает. Многие даже не могут без хлопушки играть. Она мобилизует. Вы готовы?
— Да.
— Аппаратная, мотор!.. Начали!
Актер поднялся по трапу на палубу, изысканно поклонился Ушакову, помолчал, потом повернулся к Ромму:
— Ради бога, простите! Я забыл текст.
— Ничего. Не смущайтесь, это бывает. Помогите актеру!
Режиссер-практикант Катя Народицкая поднесла листок с текстом. Актер принялся повторять его, шевеля губами. Ромм терпеливо ждал.
— Я готов, — сказал наконец актер.
Начали снимать. И опять все шло хорошо до злополучной фразы приветствия. Здесь актер опять смешался и назвал Ушакова «императорским величеством». Кто-то в массовке хихикнул. Актер смутился и побледнел.
Потом повторили еще несколько дублей, но ни в одном он не мог произнести без ошибки злополучную фразу. Чем дальше, тем безнадежнее были его попытки. Он стыдился своей беспомощности и негодовал на себя. А между тем съемочное время приближалось к концу — солнце скатывалось к горизонту и грозило окрасить сцену в красный цвет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55