В украинской столице выступили с ультиматумом правительству два пехотных полка, а в Харькове один кавалерийский полк. Они собрали митинги в казармах и после возмутительных речей приняли резолюции, требуя освободить Якира и Уборевича как невиновных, а их клеветников привлечь к суду.
Сталин приказал мятежников немедленно окружить надежными частями и разоружить, что быстро и было сделано. 18 заводчиков из младших офицеров (лейтенанты и капитаны) покончили самоубийством, старшин подвергли заключению, рядовых небольшими группами разослали в разные гарнизоны. Этот случай можно было рассматривать как предзнаменование.
Поэтому Сталин дал Ежову и Ульриху однозначный ответ: поскольку преступления подсудимых ясны вполне, доказаны документами, свидетельскими показаниями, их собственными признаниями, процесс свернуть. Чтобы не волновать понапрасну армию, народ и партию. В оставшуюся часть дня обговорить лишь вопрос о степени подрыва боеспособности армии. Затем всем вынести смертный приговор и тут же привести его в исполнение. Посылать в газеты и правительство требования народа смертной казни для подсудимых (что и начали делать на митингах, начиная с 12 июня).
Присутствовавшие при беседе члены Политбюро (Молотов, Каганович, Ворошилов, Калинин, Микоян) и 1-й секретарь Московского городского и областного комитетов партии Хрущев одобрили такое решение.
После возвращения назад Ульрих быстро «закруглился». И к великому своему удивлению, подсудимые узнали, что процесс уже завершен, что скоро им объявят приговор. А они-то думали, что процесс продлится не один день ввиду серьезности вопросов, что у них будет еще возможность поспорить с судьями, защищая себя, доказывая свою невиновность, отрекаясь от показаний на предварительном следствии.
Во вторую половину дня обсуждали самые важные текущие военные вопросы, то, что генсека интересовало больше всего, ибо боеспособность армии зависела именно от этого.
Крайне подозрительным выглядит принятое ныне обвинение, что подсудимым ставили в вину «официальный показ советской техники» официальным представителям немецкого рейхсвера или разговоры по организации войск. Во-первых, эти разговоры велись в тот период, когда функционировала еще буржуазно-демократическая Веймарская республика, имевшая с СССР взаимовыгодные отношения. (См.: А. Норден. Между Берлином и Москвой. К истории германо-советских отношений (1917-1921), М., 1956; В.Б. Ушаков. Внешняя политика Германии в период Веймарской республики. М., 1958; В.П. Захаров. Военные аспекты взаимоотношений СССР и Германии. 1921 — июнь 1941. М., 1992.) Во-вторых, все важные дела в наркомате вершились с санкции наркома Ворошилова. А в-третьих, немцы многое знали из официальной литературы, которой обменивались до прихода Гитлера к власти (1933), и благодаря самому заурядному шпионажу, который с армией неразделим. Из сообщений печати известно, что тайно следят друг за другом даже страны НАТО, связанные военным союзом.
Гораздо хуже выглядело обвинение во вредительстве в сфере оперативных планов. Уборевич, в частности, признал, что «им разрабатывался вредительский план овладения Барановичским укрепленным районом конницей, поддержанной лишь слабовооруженными механизированными бригадами, без всякого участия пехоты» (1937. Показания маршала Тухачевского. «Военно-исторический журнал». 1991, № 8, с. 53), что сулило поражение.
По поводу обвинений в замедлении темпов строительства военных объектов, реконструкции железнодорожных узлов, различных «упущений» в боевой подготовке части своих войск, обвиняемые ответственности с себя не снимали. Вместе с тем они утверждали, что тут нет никакой злокозненности и тайных оппозиционных мероприятий, это обычные недостатки, которые есть в любом округе, связанные с недостатком денег, материалов, людей, что их предполагалось исправить, и для этого необходимо было лишь «немного поднажать» и «получить дополнительные финансовые средства».
Крайне резкие нападки в суде встретила пропагандируемая Тухачевским, при активном содействии Якира и Уборевича, концепция ускоренного развития танковых соединений, в первую очередь — в пограничных округах. Требуя значительно сократить кавалерийские корпуса и расходы на них, Тухачевский утверждал, что к 1935 г. в РККА должно было быть уже несколько танковых армий. (Маршал Тухачевский. Воспоминания друзей и соратников. М., 1965, с. 132).
Этот пункт составлял предмет давнего спора, нашедшего отражение и в открытой печати. Кавалерию, как род войск, еще не сошедший со сцены, активно защищали нарком Ворошилов и инспектор кавалерии в течение 13 лет, маршал и член РВС СССР Буденный, бывший в 1937 г. начальником Московского военного округа. Человек феноменальный по смелости, дерзости, решительности и хитрости, этот сын крестьянина-бедняка из-под Ростова, прошедший русско-японскую и мировую войну, получивший полный бант георгиевских крестов, очень прославился в Гражданскую войну в качестве главы знаменитой Первой конной армии (члены РВС — Щаденко и Ворошилов), имел в качестве почетной награды Золотое оружие с надписью «Народному герою». В 1932 г. Буденный кончил Военную академию имени Фрунзе (чего не сделал Тухачевский!), занимался организацией и руководством военными конными заводами, проводил работу по моторизации и механизации советской конницы и исполнял особо важные поручения наркома. Командиры Первой конной армии служили в различных округах, но продолжали поддерживать тесные связи со своим главой, информируя его о том, что и где происходит. Сам Сталин, почетный красноармеец первого эскадрона 19-го кавполка, не позволял померкнуть славе Первой конной армии. Благодаря деятельности очеркистов, писателей и драматургов, она постоянно находилась в центре общего внимания. Боевое братство по оружию среди бойцов и командиров Первой конной армии заботливо поддерживалось, и их карьере всюду энергично способствовали.
По части боевой славы с Буденным мало кто мог соперничать. О его популярности в народе достаточно говорит тот факт, что в 1951 г. имя его носило 3125 колхозов.
Интересы кавалерии энергично защищали и другие видные военачальники и герои Гражданской войны: Тимошенко, Косогов, Щаденко, Городовиков, Фабрициус, Каширин, Горячев, Музыченко, Сердич.
Но Тухачевский, Якир и Уборевич не уступали. Они много работали над теоретическими проблемами, над изучением мировой военной литературы, много экспериментировали и поэтому хорошо знали, какова сила этого рода войск и какое внимание уделяют ему на Западе.
По вопросам перевооружения в военных верхах происходили очень резкие столкновения. Щаденко (1885-1951, чл. партии с 1904), человек очень храбрый, но ограниченный, правая рука Буденного по политической части, всюду утверждал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189
Сталин приказал мятежников немедленно окружить надежными частями и разоружить, что быстро и было сделано. 18 заводчиков из младших офицеров (лейтенанты и капитаны) покончили самоубийством, старшин подвергли заключению, рядовых небольшими группами разослали в разные гарнизоны. Этот случай можно было рассматривать как предзнаменование.
Поэтому Сталин дал Ежову и Ульриху однозначный ответ: поскольку преступления подсудимых ясны вполне, доказаны документами, свидетельскими показаниями, их собственными признаниями, процесс свернуть. Чтобы не волновать понапрасну армию, народ и партию. В оставшуюся часть дня обговорить лишь вопрос о степени подрыва боеспособности армии. Затем всем вынести смертный приговор и тут же привести его в исполнение. Посылать в газеты и правительство требования народа смертной казни для подсудимых (что и начали делать на митингах, начиная с 12 июня).
Присутствовавшие при беседе члены Политбюро (Молотов, Каганович, Ворошилов, Калинин, Микоян) и 1-й секретарь Московского городского и областного комитетов партии Хрущев одобрили такое решение.
После возвращения назад Ульрих быстро «закруглился». И к великому своему удивлению, подсудимые узнали, что процесс уже завершен, что скоро им объявят приговор. А они-то думали, что процесс продлится не один день ввиду серьезности вопросов, что у них будет еще возможность поспорить с судьями, защищая себя, доказывая свою невиновность, отрекаясь от показаний на предварительном следствии.
Во вторую половину дня обсуждали самые важные текущие военные вопросы, то, что генсека интересовало больше всего, ибо боеспособность армии зависела именно от этого.
Крайне подозрительным выглядит принятое ныне обвинение, что подсудимым ставили в вину «официальный показ советской техники» официальным представителям немецкого рейхсвера или разговоры по организации войск. Во-первых, эти разговоры велись в тот период, когда функционировала еще буржуазно-демократическая Веймарская республика, имевшая с СССР взаимовыгодные отношения. (См.: А. Норден. Между Берлином и Москвой. К истории германо-советских отношений (1917-1921), М., 1956; В.Б. Ушаков. Внешняя политика Германии в период Веймарской республики. М., 1958; В.П. Захаров. Военные аспекты взаимоотношений СССР и Германии. 1921 — июнь 1941. М., 1992.) Во-вторых, все важные дела в наркомате вершились с санкции наркома Ворошилова. А в-третьих, немцы многое знали из официальной литературы, которой обменивались до прихода Гитлера к власти (1933), и благодаря самому заурядному шпионажу, который с армией неразделим. Из сообщений печати известно, что тайно следят друг за другом даже страны НАТО, связанные военным союзом.
Гораздо хуже выглядело обвинение во вредительстве в сфере оперативных планов. Уборевич, в частности, признал, что «им разрабатывался вредительский план овладения Барановичским укрепленным районом конницей, поддержанной лишь слабовооруженными механизированными бригадами, без всякого участия пехоты» (1937. Показания маршала Тухачевского. «Военно-исторический журнал». 1991, № 8, с. 53), что сулило поражение.
По поводу обвинений в замедлении темпов строительства военных объектов, реконструкции железнодорожных узлов, различных «упущений» в боевой подготовке части своих войск, обвиняемые ответственности с себя не снимали. Вместе с тем они утверждали, что тут нет никакой злокозненности и тайных оппозиционных мероприятий, это обычные недостатки, которые есть в любом округе, связанные с недостатком денег, материалов, людей, что их предполагалось исправить, и для этого необходимо было лишь «немного поднажать» и «получить дополнительные финансовые средства».
Крайне резкие нападки в суде встретила пропагандируемая Тухачевским, при активном содействии Якира и Уборевича, концепция ускоренного развития танковых соединений, в первую очередь — в пограничных округах. Требуя значительно сократить кавалерийские корпуса и расходы на них, Тухачевский утверждал, что к 1935 г. в РККА должно было быть уже несколько танковых армий. (Маршал Тухачевский. Воспоминания друзей и соратников. М., 1965, с. 132).
Этот пункт составлял предмет давнего спора, нашедшего отражение и в открытой печати. Кавалерию, как род войск, еще не сошедший со сцены, активно защищали нарком Ворошилов и инспектор кавалерии в течение 13 лет, маршал и член РВС СССР Буденный, бывший в 1937 г. начальником Московского военного округа. Человек феноменальный по смелости, дерзости, решительности и хитрости, этот сын крестьянина-бедняка из-под Ростова, прошедший русско-японскую и мировую войну, получивший полный бант георгиевских крестов, очень прославился в Гражданскую войну в качестве главы знаменитой Первой конной армии (члены РВС — Щаденко и Ворошилов), имел в качестве почетной награды Золотое оружие с надписью «Народному герою». В 1932 г. Буденный кончил Военную академию имени Фрунзе (чего не сделал Тухачевский!), занимался организацией и руководством военными конными заводами, проводил работу по моторизации и механизации советской конницы и исполнял особо важные поручения наркома. Командиры Первой конной армии служили в различных округах, но продолжали поддерживать тесные связи со своим главой, информируя его о том, что и где происходит. Сам Сталин, почетный красноармеец первого эскадрона 19-го кавполка, не позволял померкнуть славе Первой конной армии. Благодаря деятельности очеркистов, писателей и драматургов, она постоянно находилась в центре общего внимания. Боевое братство по оружию среди бойцов и командиров Первой конной армии заботливо поддерживалось, и их карьере всюду энергично способствовали.
По части боевой славы с Буденным мало кто мог соперничать. О его популярности в народе достаточно говорит тот факт, что в 1951 г. имя его носило 3125 колхозов.
Интересы кавалерии энергично защищали и другие видные военачальники и герои Гражданской войны: Тимошенко, Косогов, Щаденко, Городовиков, Фабрициус, Каширин, Горячев, Музыченко, Сердич.
Но Тухачевский, Якир и Уборевич не уступали. Они много работали над теоретическими проблемами, над изучением мировой военной литературы, много экспериментировали и поэтому хорошо знали, какова сила этого рода войск и какое внимание уделяют ему на Западе.
По вопросам перевооружения в военных верхах происходили очень резкие столкновения. Щаденко (1885-1951, чл. партии с 1904), человек очень храбрый, но ограниченный, правая рука Буденного по политической части, всюду утверждал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189