До этого он с ним не встречался, и Хильгер в своем кабинете их познакомил. Шелленберг «под строжайшим секретом» рассказал действительно феноменальные вещи, но и опасные в высшей степени. «Когда, бойко отсалютовав нам приветствием „Хайль Гитлер“, господин Шелленберг удалился, не преминув еще раз сослаться на абсолютно доверительный характер сообщенных нам сведений, я спросил Хильгера, что он обо всем этом думает и зачем пригласил меня участвовать в разговоре. Ведь это просто сумасшедший, заметил я. Во всяком случае, мне кажется, что он — общественно опасная личность. К сожалению, ответил Хильгер, этот человек явно представляет угрозу безопасности, но он не сошел с ума. Он — весьма высокопоставленный и влиятельный деятель НСДАП, который благодаря своему положению действительно может иметь доступ к самым секретным планам, если такие планы существуют. Но все услышанное представляется ему дурным сном. Зачем он пригласил меня участвовать в этом разговоре? Ему, Хильгеру, не хотелось беседовать с этим человеком без свидетеля. И лучше всего было бы, если бы я забыл все, что слышал». (Кегель. С. 186.)
Обстановка стала тревожной до крайности, благодаря определенным действиям правительства Германии и лавине чудовищных слухов. Очень встревоженный, Сталин вызвал из Берлина для беседы советского посла Деканозова. Воспользовавшись его приездом, Шулленбург и Хильгер, желая предотвратить войну любой ценой, с большим риском для себя, устроили встречу с ним. И в разговоре напрямую предупредили его о времени начала войны. Деканозов их сообщение отверг, считая за провокацию! Позиция Шулленбурга и Хильгера вполне понятна: на 6 июня 1941 г. вдоль советской границы были уже развернуты силы около 4 млн. немецких и румынских солдат. (Канун и начало войны. Документы и материалы. Л., 1991, с. 310.)
Накануне войны в посольстве царила полуистерическая атмосфера. «Руководящие сотрудники бездельничали. Фашистское правительство в Берлине утратило интерес к своему послу в Москве и к его бумагам.
Сотрудники посольства слонялись по кабинетам, пытаясь как-то отвлечься от раздумий над причинами этого небывалого затишья. Строго ограниченный ранее обеденный перерыв длился теперь по несколько часов и заполнялся бесконечной болтовней. Ожидание неизбежной катастрофы изматывало нервы». (Кегель Г. С. 197-198.) И вот наступило 22 июня 1941 г., — тот же день, в который Наполеон напал на Россию. И Шулленбургу, получившему соответствующую телеграмму от Риббентропа, со стесненной душой пришлось отправиться в Кремль и объявить Молотову о начале войны, хотя война уже на деле шла в течение 1,5 часа, немецкие самолеты бомбили Одессу, Киев и Минск.
Вместе с послом и Хильгером Кестринг возвращается в Германию самолетом, остальные сотрудники — поездом, после хлопотливой и неприятной процедуры размена посольствами. Как человек, выступавший за договор о дружбе с Россией еще в 1934 г., Кестринг сначала находится под подозрением. Целый год он служит, находясь под наблюдением.
И с вполне понятным огорчением (патриотизм есть и у него!) видит, как обещание фюрера добыть быструю победу рассыпается в прах. Война идет совсем не так, как им намечено. Застигнутые врасплох русские полки, дивизии, армии, неся большие потери, отчаянно отбиваются, консолидируют фронт, часто бросаются в яростные контратаки, стараясь отвоевать отданную территорию, сами несут большие потери, но значительные потери причиняют и врагу. Английский историк Алан Кларк в книге «Барбаросса». Русско-германский конфликт 1941— 1945 гг. (Лондон, 1965) так описывает положение в начале июля 1941 г.:
«Гальдеротмечает, что „все (в ОКХ) наперебой рассказывают страшные истории о силе русских войск (позади танковой группы в районе Пинских болот)“.
(От «Барбароссы» до «Терминала». Взгляд с Запада. М., 1988, с. 70.)
«На фронте группы армий „Север“ немецкое командование также начало проявлять неуверенность, столкнувшись с упорным сопротивлением противника. Русские спешно перебрасывали с финской границы солдат, танки и авиацию, чтобы усилить измотанные в боях армии генералов М.М. Попова и Ф.И. Кузнецова. Эти регулярные части, сплотив вокруг себя отряды, составленные из новобранцев, ополченцев и милиции, предприняли серию яростных контратак, в результате чего „на ряде участков фронта немецкие войска оказались в критическом положении“. (Там же, с. 71.)
«В районе Могилева большая часть соединений 13-й армии оказалась в окружении. Тем не менее русские продолжали сражаться с неукротимым героизмом, который вызывал восхищение даже у Гальдера, и их „дикое упорство“, на которое он будет часто сетовать в своем дневнике, постепенно подтачивало вооруженную мощь вермахта». (Там же, с. 77.)
В таком изображении не было никаких преувеличений. Немецкие отчеты той поры рисуют следующую типичную картину, которая делает понятным, почему была выиграна война:
«Русские не ограничиваются противодействием фронтальным атакам наших танковых дивизий. В дополнение к этому они ищут любую удобную возможность, чтобы ударить по флангам наших танковых прорывов, которые в силу необходимости оказываются растянутыми и относительно слабыми. В этих целях они используют свои многочисленные танки. Особенно настойчиво они пытаются отсечь наши танки от наступающей за ними пехоты. При этом русские, в свою очередь, нередко оказываются в окружении. Положение подчас становится таким запутанным, что мы, со своей стороны, не понимаем, то ли мы окружаем противника, то ли он окружил нас». (Там же, с. 75.)
Гитлер, однако, не обращал внимания на первые неудачи, считая их естественными. Больше впечатления производила на него захваченная территория, которую Красная Армия, отчаянно сопротивляясь, все-таки вынуждена была оставлять из-за общего неравенства сил. Гитлер ликовал, считая, что война идет к победной развязке. 13 июля, ориентируя генерал-фельдмаршала Браухича (1881-1948), командующего сухопутными войсками, он сказал ему: «Не столь важно быстро продвигаться на Восток, как уничтожать живую силу противника». (Там же, с. 73.) При этом фюрер ставил задачей захватить сначала Ленинград, как колыбель революции, крупный экономический центр, лишить русскую сторону выхода в Балтийское море и обеспечить беспрепятственный подвоз железной руды из Швеции. Потом уже, в зависимости от обстоятельств, выходить на новую цель — Москву или Украину. Сам он больше склонялся к последнему, считая необходимым захватить ее, как несравненный источник продовольствия и сырья.
Будучи в великолепном настроении от первых успехов, Гитлер велел вызвать в свою ставку «незадачливого пророка» Кестринга, с торжеством показал на карту и сказал: «Ни одна сволочь никогда не выгонит меня отсюда».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189