Правда, довольно быстро мы опять поднимались на взгорье и снова чувствовали теплый ветерок, овевавший всю саванну.
Через два часа пути тропинка резко поднялась кверху, а потом спустилась в глубокую, прохладную долину, поросшую зеленью. Легран обернулся и сообщил Анне, что теперь мы уже почти совсем у цели. Поднялись по другому склону долины и снова оказались в саванне, с редкими деревьями и сплошным ковром высокой, нам по грудь, травы, в которой распевал ветерок. Нашу тропу то и дело пересекали другие тропинки, такие же узенькие и утоптанные, они, словно кровеносные сосуды, пронизывали весь бассейн Уэле. Где-то часам к трем разразилась короткая гроза. Нам пришлось переждать ее, укрывшись под деревом. Воспользовавшись вынужденной передышкой, мы выкурили по сигарете и выпили по глоточку нашего голландского виски. Правда, ни у кого не было ни малейшего желания разговаривать, даже у Леграна. Во время этой остановки Эпаминондас выстрелил в какую-то птицу, что тоже нашла пристанище на том же самом дереве, что и мы. Но не попал. Легран жутко рассердился. Мы уже так близко от цели, сказал он, что лучшего способа спугнуть Гибралтарского матроса и нарочно не придумаешь. Это не помешало ему, прежде чем мы снова тронулись в путь, самому дважды пальнуть в воздух из маузера. Однако это, пояснил он, было условным сигналом. Саванна отозвалась на это гулким эхом, таким чистым после дождя, что прозвенело как хрусталь. Полчаса спустя, с часами в руке, Легран снова выстрелил, на сей раз однократно, опять в воздух. После чего велел нам остановиться и не поднимать ни малейшего шума. В полнейшем безмолвии прошла минута. Потом по саванне пронесся глухой звук тамтама. И Легран оповестил нас, что мы находимся не более чем в получасе ходьбы от цели. С этого момента я уже не смотрел на Анну. Она тоже больше не оглядывалась назад, в мою сторону. А Эпаминондас уже не увидел больше ни одного куду.
Как и ожидалось, полчаса спустя, после крутого поворота тропы, показалась небольшая деревушка, низенькая и темная, затерянная в траве, словно муравейник. Я обогнал Анну и пошел за Леграном, однако на почтительном расстоянии. Это он первым ступил на центральную площадь деревушки. Потом остановился. Я подошел к нему поближе. На площади не было ни единого белого человека.
Деревушка напоминала ту, что мы покинули утром, хотя казалась поменьше, а главная площадь здесь была не круглой, а прямоугольной. Все те же одноэтажные бунгало и крытые тростником веранды. Все было тихо и спокойно. Прибыли и Анна с Эпаминондасом. Женщины ткали на своих верандах. Играли детишки, голые, цвета горячей меди. Кузнец вытачивал какое-то орудие, рассеивая снопы сверкающих на солнце голубоватых искр. Мужчины, присев на корточки, перебирали сорго. Кузнец посмотрел на нас, потом снова принялся за работу. Женщины продолжали прилежно ткать, мужчины – перебирать сорго. Только одни детишки с птичьим гомоном устремились нам навстречу. Больше никто даже не шелохнулся. Легран скорчил какую-то странную гримасу. Было совершенно очевидно, что нас здесь ждали, и более того, гостями мы здесь оказались явно нежелательными. Легран долго чесал в затылке, прежде чем признался, что не находит такому приему никакого разумного объяснения. Указал нам на пустую веранду и велел присесть. Двое мангбуту сразу же устремились к дому, что стоял справа от площади, что-нибудь метрах в десяти от нас, и Легран последовал за ними. Когда Легран стал удаляться от нас, мы заметили на веранде дома женщину, она сидела на циновке и смотрела в нашу сторону. Двое мангбуту попытались ей что-то сказать, но она даже не прислушалась к их словам. В отличие от остальных, эта женщина ровно ничего не делала. Просто смотрела на Анну. Она была красива. У нас было такое впечатление, будто Легран был с ней знаком и раньше, он поздоровался, бесцеремонно отодвинул в сторону двоих мангбуту и тоже попытался что-то ей сказать. Судя по всему, она была очень молода. И, похоже, не из этого селения – повязка на ней цветом и формой явно отличала ее от всех остальных местных женщин: из ткани отменного качества, серая, с вытканными красными птицами, и не обвязана, как у других, вокруг талии, а перекинута через плечо. Так что обнажена была только одна грудь. Восхитительной формы. Насколько мы могли судить, женщина была небольшого роста, но все-таки выше, чем большинство мангбутийских женщин, каких нам уже довелось увидеть. Кожа на руках и плечах была того же медного цвета, что и у местных ребятишек. Совсем детскими, полными и гладкими, были щеки. Нет, она явно не из этого селения, должно быть, явилась сюда откуда-то издалека, скорей всего, из города. Да и на губах, широких и пухлых, были видны следы губной помады.
Надо всем селением витал какой-то странный запах.
Легран говорил минуты три. Потом подождал. Она тоже выдержала паузу и очень кратко что-то ответила, по-прежнему не сводя взгляда с Анны. Зубы придавали черноте ее кожи какой-то дикий отблеск.
На веранде дома, подвешенные к столбам, красовалось две маски танцоров, они были черно-белые, расписаны по дереву и увенчаны острыми, торчащими, как два язычка пламени, рожками. Анна тоже не могла оторвать от них глаз. Легран снова заговорил с женщиной. Но на сей раз она ничего ему не ответила. Он подумал, почесал в затылке и обернулся к нам.
– Она не хочет сказать, где он, – сообщил Легран.
Анна поднялась и направилась к дому. Мы последовали за ней. По правде говоря, нам с Эпаминондасом уже давно не терпелось это сделать. Вблизи красота женщины ничуть не утрачивала своего совершенства. Анна подошла к ней и улыбнулась как-то очень растроганно. Та же не сводила с нее расширенных мучительным, почти болезненным любопытством глаз, никак не отвечая на ее улыбку.
Странный запах, что витал в воздухе, стал сильнее, а за спиной у нас закурился какой-то едкий дымок. Однако пока никто, кроме меня, не обращал на это никакого внимания. Да и я-то едва-едва.
Анна стояла перед женщиной, не в силах оторвать от нее взгляда. Женщина тоже, но так и не найдя сил ответить на ее улыбку. Анна вытащила из кармана шорт пачку сигарет и протянула ее женщине. Она сделала это как-то униженно и улыбнулась, такой улыбки мне еще ни разу не приходилось видеть на ее лице, будто она улыбалась только для себя одной, напрочь позабыв, о чем пришла ее просить. При виде пачки сигарет женщина так и подскочила на месте. Потом опустила глаза, взяла сигарету и поднесла ее ко рту. Рука ее была похожа на цветок с синими лепестками. Она дрожала. Я наклонился и зажег ей сигарету. Однако рука дрожала так сильно, что не смогла удержать сигарету и та выпала у нее из рук. Эпаминондас поднял ее. Женщина машинально взяла сигарету, поднесла ко рту и глубоко затянулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Через два часа пути тропинка резко поднялась кверху, а потом спустилась в глубокую, прохладную долину, поросшую зеленью. Легран обернулся и сообщил Анне, что теперь мы уже почти совсем у цели. Поднялись по другому склону долины и снова оказались в саванне, с редкими деревьями и сплошным ковром высокой, нам по грудь, травы, в которой распевал ветерок. Нашу тропу то и дело пересекали другие тропинки, такие же узенькие и утоптанные, они, словно кровеносные сосуды, пронизывали весь бассейн Уэле. Где-то часам к трем разразилась короткая гроза. Нам пришлось переждать ее, укрывшись под деревом. Воспользовавшись вынужденной передышкой, мы выкурили по сигарете и выпили по глоточку нашего голландского виски. Правда, ни у кого не было ни малейшего желания разговаривать, даже у Леграна. Во время этой остановки Эпаминондас выстрелил в какую-то птицу, что тоже нашла пристанище на том же самом дереве, что и мы. Но не попал. Легран жутко рассердился. Мы уже так близко от цели, сказал он, что лучшего способа спугнуть Гибралтарского матроса и нарочно не придумаешь. Это не помешало ему, прежде чем мы снова тронулись в путь, самому дважды пальнуть в воздух из маузера. Однако это, пояснил он, было условным сигналом. Саванна отозвалась на это гулким эхом, таким чистым после дождя, что прозвенело как хрусталь. Полчаса спустя, с часами в руке, Легран снова выстрелил, на сей раз однократно, опять в воздух. После чего велел нам остановиться и не поднимать ни малейшего шума. В полнейшем безмолвии прошла минута. Потом по саванне пронесся глухой звук тамтама. И Легран оповестил нас, что мы находимся не более чем в получасе ходьбы от цели. С этого момента я уже не смотрел на Анну. Она тоже больше не оглядывалась назад, в мою сторону. А Эпаминондас уже не увидел больше ни одного куду.
Как и ожидалось, полчаса спустя, после крутого поворота тропы, показалась небольшая деревушка, низенькая и темная, затерянная в траве, словно муравейник. Я обогнал Анну и пошел за Леграном, однако на почтительном расстоянии. Это он первым ступил на центральную площадь деревушки. Потом остановился. Я подошел к нему поближе. На площади не было ни единого белого человека.
Деревушка напоминала ту, что мы покинули утром, хотя казалась поменьше, а главная площадь здесь была не круглой, а прямоугольной. Все те же одноэтажные бунгало и крытые тростником веранды. Все было тихо и спокойно. Прибыли и Анна с Эпаминондасом. Женщины ткали на своих верандах. Играли детишки, голые, цвета горячей меди. Кузнец вытачивал какое-то орудие, рассеивая снопы сверкающих на солнце голубоватых искр. Мужчины, присев на корточки, перебирали сорго. Кузнец посмотрел на нас, потом снова принялся за работу. Женщины продолжали прилежно ткать, мужчины – перебирать сорго. Только одни детишки с птичьим гомоном устремились нам навстречу. Больше никто даже не шелохнулся. Легран скорчил какую-то странную гримасу. Было совершенно очевидно, что нас здесь ждали, и более того, гостями мы здесь оказались явно нежелательными. Легран долго чесал в затылке, прежде чем признался, что не находит такому приему никакого разумного объяснения. Указал нам на пустую веранду и велел присесть. Двое мангбуту сразу же устремились к дому, что стоял справа от площади, что-нибудь метрах в десяти от нас, и Легран последовал за ними. Когда Легран стал удаляться от нас, мы заметили на веранде дома женщину, она сидела на циновке и смотрела в нашу сторону. Двое мангбуту попытались ей что-то сказать, но она даже не прислушалась к их словам. В отличие от остальных, эта женщина ровно ничего не делала. Просто смотрела на Анну. Она была красива. У нас было такое впечатление, будто Легран был с ней знаком и раньше, он поздоровался, бесцеремонно отодвинул в сторону двоих мангбуту и тоже попытался что-то ей сказать. Судя по всему, она была очень молода. И, похоже, не из этого селения – повязка на ней цветом и формой явно отличала ее от всех остальных местных женщин: из ткани отменного качества, серая, с вытканными красными птицами, и не обвязана, как у других, вокруг талии, а перекинута через плечо. Так что обнажена была только одна грудь. Восхитительной формы. Насколько мы могли судить, женщина была небольшого роста, но все-таки выше, чем большинство мангбутийских женщин, каких нам уже довелось увидеть. Кожа на руках и плечах была того же медного цвета, что и у местных ребятишек. Совсем детскими, полными и гладкими, были щеки. Нет, она явно не из этого селения, должно быть, явилась сюда откуда-то издалека, скорей всего, из города. Да и на губах, широких и пухлых, были видны следы губной помады.
Надо всем селением витал какой-то странный запах.
Легран говорил минуты три. Потом подождал. Она тоже выдержала паузу и очень кратко что-то ответила, по-прежнему не сводя взгляда с Анны. Зубы придавали черноте ее кожи какой-то дикий отблеск.
На веранде дома, подвешенные к столбам, красовалось две маски танцоров, они были черно-белые, расписаны по дереву и увенчаны острыми, торчащими, как два язычка пламени, рожками. Анна тоже не могла оторвать от них глаз. Легран снова заговорил с женщиной. Но на сей раз она ничего ему не ответила. Он подумал, почесал в затылке и обернулся к нам.
– Она не хочет сказать, где он, – сообщил Легран.
Анна поднялась и направилась к дому. Мы последовали за ней. По правде говоря, нам с Эпаминондасом уже давно не терпелось это сделать. Вблизи красота женщины ничуть не утрачивала своего совершенства. Анна подошла к ней и улыбнулась как-то очень растроганно. Та же не сводила с нее расширенных мучительным, почти болезненным любопытством глаз, никак не отвечая на ее улыбку.
Странный запах, что витал в воздухе, стал сильнее, а за спиной у нас закурился какой-то едкий дымок. Однако пока никто, кроме меня, не обращал на это никакого внимания. Да и я-то едва-едва.
Анна стояла перед женщиной, не в силах оторвать от нее взгляда. Женщина тоже, но так и не найдя сил ответить на ее улыбку. Анна вытащила из кармана шорт пачку сигарет и протянула ее женщине. Она сделала это как-то униженно и улыбнулась, такой улыбки мне еще ни разу не приходилось видеть на ее лице, будто она улыбалась только для себя одной, напрочь позабыв, о чем пришла ее просить. При виде пачки сигарет женщина так и подскочила на месте. Потом опустила глаза, взяла сигарету и поднесла ее ко рту. Рука ее была похожа на цветок с синими лепестками. Она дрожала. Я наклонился и зажег ей сигарету. Однако рука дрожала так сильно, что не смогла удержать сигарету и та выпала у нее из рук. Эпаминондас поднял ее. Женщина машинально взяла сигарету, поднесла ко рту и глубоко затянулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97