он родился в Болонье в 1210 году и вместе с другим болонцем, гаудентом Лодеринго из гибеллинской семьи Андало, своим ровесником, был градоправителем Болоньи, а затем Флоренции, куда оба были призваны для умиротворения гвельфов и гибеллинов после Беневентской битвы. Вместо того чтобы смирять политические страсти, они по указаниям папы Климента IV покровительствовали втайне гвельфам, что привело к новым беспорядкам. Брат Каталано любезно подтверждает, что бесы обманули Вергилия и что все мосты над шестым рвом рухнули. И «покорно сладостные слова» гаудента и обман дьяволов сердят Вергилия. Оба поэта поспешно удаляются от лицемеров и переходят в седьмой ров, где казнятся воры.
В начале двадцать четвертой песни при помощи сложной системы двух сравнений Данте показывает душевное состояние, свое и Вергилия, после того как они покинули шестой ров и направились к седьмому, где наказываются воры. Эта сложная система сравнений многим критикам казалась слишком изысканной, даже манерной — «александрийской». Вступление к двадцать четвертой песне, нежданно идиллическое, представляет контраст с предшествующими и последующими сценами, но таков один из художественных приемов Данте. Сначала он говорит о рождении нового года под знаком Водолея (то есть от 21 января до 21 февраля), когда приближается равноденствие. На полях лежит иней, «подобье снега», сила которого ослабевает («каждый раз его перо хилей»). Затем следует сценка с крестьянином, которая была бы реалистична, если бы не пасторальная идеализация. И затем все заключает нежданное сравнение с душевным состоянием обоих поэтов.
К сходному стилистическому приему (не двойного, а распространенного сравнения) Данте прибегал и в двадцать первой песне (мздоимцы), где вначале нежданно дается описание венецианского арсенала, образ которого возникает у поэта по ассоциации с чернотой росщепа Злых Щелей:
И как в венецианском арсенале
Кипит зимой тягучая смола,
Чтоб мазать струги, те, что обветшали,
И все справляют зимние дела:
Тот ладит весла, этот забивает
Щель в кузове, которая текла;
Кто чинит нос, а кто корму клепает;
Кто трудится, чтоб сделать новый струг;
Кто снасти вьет, кто паруса латает,—
Так силой не огня, но божьих рук
Кипела подо мной смола густая,
На скосы налипавшая вокруг.
Еще более сложную фигуру сравнения находим в начале песни тридцатой. Когда поэт рассказывает две трагические истории (темы их взяты из «Метаморфоз» Овидия) — о мести Юноны своим предполагаемым соперницам и о горе и безумии Гекубы, лишившейся детей, кажется, что более яростного напора страстей и больших страданий и вообразить невозможно.
Но ни троянский гнев, ни ярость Фив
Свирепей не являли исступленья…
Древние истории понадобились поэту лишь для того, чтобы показать безмерность мучений, которыми казнятся грешники. Художественные приемы Данте многообразны и всегда подчинены стремлению найти наиболее совершенное соответствие формы и содержания.
Вергилий и Данте неторопливо спускаются с моста в том месте, где седьмое кольцо смыкается с восьмым. Седьмой ров наполнен клубами ужасающих змей. Грешник, укушенный змеей, сгорает, превращается в пепел, а затем снова возвращается в свое первоначальное обличье. Неистовый Данте, снова увидя здесь знакомое лицо, восклицает:
«О божья мощь, сколь праведный ты мститель,
Когда вот так сражаешь, не щадя!»
Возглас Данте относится к Ванни Фуччи, который «из Тосканы в этот лог недавно сверзился». Оба они сражались в гвельфском войске во время войны с Пизой и участвовали в осаде Капроны. Ванни Фуччи был побочным сыном патриция Фуччо де Ладзари. Сторонник черных гвельфов, Ванни Фуччи участвовал в грабежах и жестоких расправах со своими политическими противниками. Его зверский нрав, «кровавый и кипучий», был бы достойно наказан в озере крови, тем не менее он казнится ниже, в седьмом рву Злых Щелей, за то, что был не только грабителем и насильником, но также вором и обманщиком. Свою родину Пистойю Фуччи называет «лучшей из берлог», тем самым подтверждая, что этот город — оплот черных гвельфов в Тоскане — был разбойничьим вертепом.
Со злорадством, намеренно причиняя боль — «чтоб ты терзался больно», — Фуччи предрекает Данте изгнание и поражение белых гвельфов под Пистойей. В заключение своих слов Ванни Фуччи вскидывает руки и показывает кукиши небу. Видя, как змеи терзают ненавистного ему Фуччи, Данте спокойно бросает: «С тех самых пор и стал я другом змей».
На смену вору из Пистойи появляются пять флорентийских воров: Аньело Брунеллески, Буозо Донати, Пуччо деи Гали-гари, Чанфа Донати и Франческо Кавальканти. Данте не делает различия между черными и белыми, патрициями и простыми горожанами. Имена флорентийских грабителей вызывают у Данте полные горькой иронии слова, обращенные к родному городу:
Гордись, Фьоренца, долей величавой!
Ты над землей и морем бьешь крылом,
И самый Ад твоей наполнен славой!
Я пять таких в собранье воровском
Нашел сограждан, что могу стыдиться,
Да и тебе немного чести в том.
Превращая воров в змей и драконов, Данте не просто забавляется метаморфозами, как некогда Овидий, но вскрывает змеиную изменчивость, зловредную сущность воров, которые утеряли право на образ человеческий, уподобившись по природе своей ядовитым гадам.
Данте вслед за Вергилием вскарабкивается обратно на перевал по круче и затем через мост попадает в восьмой ров, где находятся лукавые советчики. Поэт сначала подготовляет читателя психологически к предстоящему зрелищу. Он говорит, что ему пришлось взнуздать свой ум, подчинить свой дух жестокой дисциплине, чтобы не свернуть с того пути, который ему указала еще при рождении его звезда. Он страшится величайшего соблазна — перейти через границы дозволенного человеку, проникнуть в запретные тайны, нарушить меру. Он постепенно переводит рассказ о страшном, ужасающем, низменном и отвратительном к высокому и возвышенному: комедия превращается в трагедию.
Снова Данте вводит читателя в действие двумя сравнениями: первое вполне реального характера — крестьянин вечером видит долину, полную светляков: второе — из христианской мифологии — пророк Илья возносится на огненной колеснице, и вслед ему глядит его ученик Елисей. Светлячкам тосканской долины, затем пламенному вихрю, сопровождавшему колесницу ветхозаветного пророка, Данте уподобляет огни, которые он увидел в страшной глубине восьмого рва. В каждом из этих огней был заключен грешник, подавший роковой для человечества совет. Данте передает с убедительными подробностями, как он цеплялся за скалы, чтобы не упасть, и всматривался в эти огни, предчувствуя необыкновенное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
В начале двадцать четвертой песни при помощи сложной системы двух сравнений Данте показывает душевное состояние, свое и Вергилия, после того как они покинули шестой ров и направились к седьмому, где наказываются воры. Эта сложная система сравнений многим критикам казалась слишком изысканной, даже манерной — «александрийской». Вступление к двадцать четвертой песне, нежданно идиллическое, представляет контраст с предшествующими и последующими сценами, но таков один из художественных приемов Данте. Сначала он говорит о рождении нового года под знаком Водолея (то есть от 21 января до 21 февраля), когда приближается равноденствие. На полях лежит иней, «подобье снега», сила которого ослабевает («каждый раз его перо хилей»). Затем следует сценка с крестьянином, которая была бы реалистична, если бы не пасторальная идеализация. И затем все заключает нежданное сравнение с душевным состоянием обоих поэтов.
К сходному стилистическому приему (не двойного, а распространенного сравнения) Данте прибегал и в двадцать первой песне (мздоимцы), где вначале нежданно дается описание венецианского арсенала, образ которого возникает у поэта по ассоциации с чернотой росщепа Злых Щелей:
И как в венецианском арсенале
Кипит зимой тягучая смола,
Чтоб мазать струги, те, что обветшали,
И все справляют зимние дела:
Тот ладит весла, этот забивает
Щель в кузове, которая текла;
Кто чинит нос, а кто корму клепает;
Кто трудится, чтоб сделать новый струг;
Кто снасти вьет, кто паруса латает,—
Так силой не огня, но божьих рук
Кипела подо мной смола густая,
На скосы налипавшая вокруг.
Еще более сложную фигуру сравнения находим в начале песни тридцатой. Когда поэт рассказывает две трагические истории (темы их взяты из «Метаморфоз» Овидия) — о мести Юноны своим предполагаемым соперницам и о горе и безумии Гекубы, лишившейся детей, кажется, что более яростного напора страстей и больших страданий и вообразить невозможно.
Но ни троянский гнев, ни ярость Фив
Свирепей не являли исступленья…
Древние истории понадобились поэту лишь для того, чтобы показать безмерность мучений, которыми казнятся грешники. Художественные приемы Данте многообразны и всегда подчинены стремлению найти наиболее совершенное соответствие формы и содержания.
Вергилий и Данте неторопливо спускаются с моста в том месте, где седьмое кольцо смыкается с восьмым. Седьмой ров наполнен клубами ужасающих змей. Грешник, укушенный змеей, сгорает, превращается в пепел, а затем снова возвращается в свое первоначальное обличье. Неистовый Данте, снова увидя здесь знакомое лицо, восклицает:
«О божья мощь, сколь праведный ты мститель,
Когда вот так сражаешь, не щадя!»
Возглас Данте относится к Ванни Фуччи, который «из Тосканы в этот лог недавно сверзился». Оба они сражались в гвельфском войске во время войны с Пизой и участвовали в осаде Капроны. Ванни Фуччи был побочным сыном патриция Фуччо де Ладзари. Сторонник черных гвельфов, Ванни Фуччи участвовал в грабежах и жестоких расправах со своими политическими противниками. Его зверский нрав, «кровавый и кипучий», был бы достойно наказан в озере крови, тем не менее он казнится ниже, в седьмом рву Злых Щелей, за то, что был не только грабителем и насильником, но также вором и обманщиком. Свою родину Пистойю Фуччи называет «лучшей из берлог», тем самым подтверждая, что этот город — оплот черных гвельфов в Тоскане — был разбойничьим вертепом.
Со злорадством, намеренно причиняя боль — «чтоб ты терзался больно», — Фуччи предрекает Данте изгнание и поражение белых гвельфов под Пистойей. В заключение своих слов Ванни Фуччи вскидывает руки и показывает кукиши небу. Видя, как змеи терзают ненавистного ему Фуччи, Данте спокойно бросает: «С тех самых пор и стал я другом змей».
На смену вору из Пистойи появляются пять флорентийских воров: Аньело Брунеллески, Буозо Донати, Пуччо деи Гали-гари, Чанфа Донати и Франческо Кавальканти. Данте не делает различия между черными и белыми, патрициями и простыми горожанами. Имена флорентийских грабителей вызывают у Данте полные горькой иронии слова, обращенные к родному городу:
Гордись, Фьоренца, долей величавой!
Ты над землей и морем бьешь крылом,
И самый Ад твоей наполнен славой!
Я пять таких в собранье воровском
Нашел сограждан, что могу стыдиться,
Да и тебе немного чести в том.
Превращая воров в змей и драконов, Данте не просто забавляется метаморфозами, как некогда Овидий, но вскрывает змеиную изменчивость, зловредную сущность воров, которые утеряли право на образ человеческий, уподобившись по природе своей ядовитым гадам.
Данте вслед за Вергилием вскарабкивается обратно на перевал по круче и затем через мост попадает в восьмой ров, где находятся лукавые советчики. Поэт сначала подготовляет читателя психологически к предстоящему зрелищу. Он говорит, что ему пришлось взнуздать свой ум, подчинить свой дух жестокой дисциплине, чтобы не свернуть с того пути, который ему указала еще при рождении его звезда. Он страшится величайшего соблазна — перейти через границы дозволенного человеку, проникнуть в запретные тайны, нарушить меру. Он постепенно переводит рассказ о страшном, ужасающем, низменном и отвратительном к высокому и возвышенному: комедия превращается в трагедию.
Снова Данте вводит читателя в действие двумя сравнениями: первое вполне реального характера — крестьянин вечером видит долину, полную светляков: второе — из христианской мифологии — пророк Илья возносится на огненной колеснице, и вслед ему глядит его ученик Елисей. Светлячкам тосканской долины, затем пламенному вихрю, сопровождавшему колесницу ветхозаветного пророка, Данте уподобляет огни, которые он увидел в страшной глубине восьмого рва. В каждом из этих огней был заключен грешник, подавший роковой для человечества совет. Данте передает с убедительными подробностями, как он цеплялся за скалы, чтобы не упасть, и всматривался в эти огни, предчувствуя необыкновенное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94