Напомним, что условно Данте начал «Божественную Комедию» в 1300 году, когда он достиг этого возраста. Таким образом, если вообразить жизнь как восходящую и нисходящую дугу, то 35 лет придутся посредине. Однако Данте не выдержал до конца этой системы, предположив, что возможен еще четвертый период жизни — дряхлость, которая продолжается до 80—81 года. Платон, по преданию, жил 81 год и умер, когда совершенное число девять умножилось 9 раз!
Конечно, бывают случаи, когда ранняя смерть прерывает жизнь человека, однако Данте интересует совершенное долголетие человеческого рода. Итак, каждому возрасту даруются специфические добродетели, все одинаково проистекающие из истинного благородства. Для юности необходимы послушание, ласковость, стыдливость, телесная красота. Данте настаивает на важности этого последнего качества: «При этом надо иметь в виду, что и это проявление природы необходимо для нашей доброй жизни; большую часть действий положено нашей душе производить при помощи телесных органов, а это легче, когда тело должным образом сложено и соразмерно во всех своих частях. Когда же оно хорошо сложено, тогда оно красиво в целом и в частях и доставляет наслаждение своей удивительной гармонией, а хорошее здоровье набрасывает на него покров сладостного для взоров цвета. Поэтому говорить, что благородная натура украшает свое тело и делает его пригожим и складным, все равно как сказать, что она доводит его до совершенной упорядоченности, и это, равно как и другие разобранные нами свойства, по-видимому, необходимо для юности». Эта гармония души и тела — идеал гуманистов Возрождения, противоречащий средневековой аскезе. В заключительной строфе третьей канцоны Данте говорит о четырех возрастах:
Душа, украшенная даром бога,
До смертного предела,
С тех пор как узы ощутила тела
Таится не вольна.
Она нежна, стыдлива и несмела
У юности порога;
Прекрасная, она взирает строго,
Гармонии полна.
Созрев, она умеренна, сильна,
Полна любви и в нравах куртуазна,
А в старости щедра,
Предвиденьем и мудростию властна
И, радуясь, согласна
О благе общем рассуждать бесстрастно.
Достигнув дряхлости, она стремится
С всевышним примириться,
Как надлежит близ смертного одра,
Благословив былые времена.
Для Данте величайшим образцом зрелого человека является основатель римского государства Эней. Он был вежлив, честен перед законом, любвеобилен, стоек и умерен. В старости надо быть справедливым, благожелательным и разумно щедрым, интересоваться не личными делами, а общественными, памятуя слова Аристотеля «человек — животное общественное». Приобретая к старости большой опыт и осторожность, человек оказывается способен давать верные и мудрые советы. В пример бескорыстной, доблестной и достойной жизни Данте приводит другого римлянина — Катона Утического, «который был рожден не для себя, а для отечества и всего мира». Уже в «Пире» Катон, покончивший с собою, чтобы не подчиниться тирании Цезаря, является скорее символом, чем историческим воспоминанием о некогда жившем человеке. Этим объясняется и его появление в «Божественной Комедии» как стража чистилища. Именем Катона Данте завершает свои рассуждения о признаках благородства, «ибо Катон благороден на протяжении всех возрастов».
В четвертом трактате «Пира» намечены идеи следующего произведения Данте — «Монархии». Здесь мы не будем рассматривать подробно эти идеи, считая, что целесообразнее анализировать их вместе с мыслями о природе мирового государства в главе о сочинении, целиком посвященном этой проблеме. Отметим лишь два мотива, которые разрабатываются в «Пире»: «конь без всадника» и «философ».
Император является для Данте олицетворением единого мирового государства; он прекратит все споры о границах и территориях, объединит Италию как центр всего мира. Только в едином государстве, учит Данте, может быть осуществлено истинное благородство, законность и справедливость и три аллегорические дамы — Справедливость, Правда и Законность — найдут себе достойное убежище. В настоящее же время «конь носится по полю без всадника… Это видно на примере несчастной Италии, предоставленной собственному управлению и лишенной всякой помощи». Этот мотив появится снова в шестой песне «Чистилища», в знаменитой инвективе, обращенной к Италии:
Тебе, несчастной, стоит оглянуться
На берега твои и города:
Где мирные обители найдутся?
К чему тебе подправил повода
Юстиниан, когда седло пустует?
Безуздой меньше было бы стыда.
Конь Италии сбросил с себя узду законности и мчится по стране как начало уже не государственное, а анархическое, столь противное уму Данте, воспитанному правоведами Болоньи на Кодексе Юстиниана — римском праве. За удила Юстинианова коня хватаются тираны и республиканские правители Италии, но не могут с ним справиться.
Вы видите, как эта лошадь зла,
Уже не укрощаемая шпорой
С тех пор, как вы взялись за удила?
Для того чтобы конь подчинился шпорам и узде и прекратилась анархия, необходим не только единый руководитель мирового государства, но рядом с ним должен встать философ, как советник, необходимый для справедливого управления, ибо мудрость, то есть начало разумное, не зависит ни от авторитета церкви, ни от власти земного правителя. Данте защищает самостоятельность и свободу философской мысли. Таким образом, получается триада: папа, ведающий делами духовными, император, носитель всей полноты земной власти, и философ, хранитель мудрости на земле. И папа и император могут ошибаться в делах мудрости, и философ в своей области им не подвластен. Следует признать, что на закате средневековья идея эта была необычайно смела. Несмотря на все свое уважение к Фридриху II, Данте вступил с ним в спор по вопросу о благородстве, ибо авторитет императора и его компетенция имеют свои границы. Данте утверждает автономию от государственной власти вопросов мудрости и искусства: «Рассуждая об искусстве мы императору не подчинены». Авторитет философа не противоречит, по мнению Данте, авторитету императорскому, «однако последний без первого — опасен, первый же без последнего вроде как слаб, но не сам по себе, а вследствие неустройства людей; так что оба они в сочетании друг с другом весьма полезны и исполнены всяческой силы. Недаром в книге „Премудрости“ написано: „Итак властители народов, если вы услаждаетесь престолами и скипетрами, то почтите премудрость, чтобы вам царствовать вовеки“. А это значит: пусть философский авторитет объединяется с императорским для доброго и совершенного правления.
«О вы, несчастные, — обращается он к тиранам Италии, — ныне правящие! И о вы, несчастнейшие, которыми управляют!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Конечно, бывают случаи, когда ранняя смерть прерывает жизнь человека, однако Данте интересует совершенное долголетие человеческого рода. Итак, каждому возрасту даруются специфические добродетели, все одинаково проистекающие из истинного благородства. Для юности необходимы послушание, ласковость, стыдливость, телесная красота. Данте настаивает на важности этого последнего качества: «При этом надо иметь в виду, что и это проявление природы необходимо для нашей доброй жизни; большую часть действий положено нашей душе производить при помощи телесных органов, а это легче, когда тело должным образом сложено и соразмерно во всех своих частях. Когда же оно хорошо сложено, тогда оно красиво в целом и в частях и доставляет наслаждение своей удивительной гармонией, а хорошее здоровье набрасывает на него покров сладостного для взоров цвета. Поэтому говорить, что благородная натура украшает свое тело и делает его пригожим и складным, все равно как сказать, что она доводит его до совершенной упорядоченности, и это, равно как и другие разобранные нами свойства, по-видимому, необходимо для юности». Эта гармония души и тела — идеал гуманистов Возрождения, противоречащий средневековой аскезе. В заключительной строфе третьей канцоны Данте говорит о четырех возрастах:
Душа, украшенная даром бога,
До смертного предела,
С тех пор как узы ощутила тела
Таится не вольна.
Она нежна, стыдлива и несмела
У юности порога;
Прекрасная, она взирает строго,
Гармонии полна.
Созрев, она умеренна, сильна,
Полна любви и в нравах куртуазна,
А в старости щедра,
Предвиденьем и мудростию властна
И, радуясь, согласна
О благе общем рассуждать бесстрастно.
Достигнув дряхлости, она стремится
С всевышним примириться,
Как надлежит близ смертного одра,
Благословив былые времена.
Для Данте величайшим образцом зрелого человека является основатель римского государства Эней. Он был вежлив, честен перед законом, любвеобилен, стоек и умерен. В старости надо быть справедливым, благожелательным и разумно щедрым, интересоваться не личными делами, а общественными, памятуя слова Аристотеля «человек — животное общественное». Приобретая к старости большой опыт и осторожность, человек оказывается способен давать верные и мудрые советы. В пример бескорыстной, доблестной и достойной жизни Данте приводит другого римлянина — Катона Утического, «который был рожден не для себя, а для отечества и всего мира». Уже в «Пире» Катон, покончивший с собою, чтобы не подчиниться тирании Цезаря, является скорее символом, чем историческим воспоминанием о некогда жившем человеке. Этим объясняется и его появление в «Божественной Комедии» как стража чистилища. Именем Катона Данте завершает свои рассуждения о признаках благородства, «ибо Катон благороден на протяжении всех возрастов».
В четвертом трактате «Пира» намечены идеи следующего произведения Данте — «Монархии». Здесь мы не будем рассматривать подробно эти идеи, считая, что целесообразнее анализировать их вместе с мыслями о природе мирового государства в главе о сочинении, целиком посвященном этой проблеме. Отметим лишь два мотива, которые разрабатываются в «Пире»: «конь без всадника» и «философ».
Император является для Данте олицетворением единого мирового государства; он прекратит все споры о границах и территориях, объединит Италию как центр всего мира. Только в едином государстве, учит Данте, может быть осуществлено истинное благородство, законность и справедливость и три аллегорические дамы — Справедливость, Правда и Законность — найдут себе достойное убежище. В настоящее же время «конь носится по полю без всадника… Это видно на примере несчастной Италии, предоставленной собственному управлению и лишенной всякой помощи». Этот мотив появится снова в шестой песне «Чистилища», в знаменитой инвективе, обращенной к Италии:
Тебе, несчастной, стоит оглянуться
На берега твои и города:
Где мирные обители найдутся?
К чему тебе подправил повода
Юстиниан, когда седло пустует?
Безуздой меньше было бы стыда.
Конь Италии сбросил с себя узду законности и мчится по стране как начало уже не государственное, а анархическое, столь противное уму Данте, воспитанному правоведами Болоньи на Кодексе Юстиниана — римском праве. За удила Юстинианова коня хватаются тираны и республиканские правители Италии, но не могут с ним справиться.
Вы видите, как эта лошадь зла,
Уже не укрощаемая шпорой
С тех пор, как вы взялись за удила?
Для того чтобы конь подчинился шпорам и узде и прекратилась анархия, необходим не только единый руководитель мирового государства, но рядом с ним должен встать философ, как советник, необходимый для справедливого управления, ибо мудрость, то есть начало разумное, не зависит ни от авторитета церкви, ни от власти земного правителя. Данте защищает самостоятельность и свободу философской мысли. Таким образом, получается триада: папа, ведающий делами духовными, император, носитель всей полноты земной власти, и философ, хранитель мудрости на земле. И папа и император могут ошибаться в делах мудрости, и философ в своей области им не подвластен. Следует признать, что на закате средневековья идея эта была необычайно смела. Несмотря на все свое уважение к Фридриху II, Данте вступил с ним в спор по вопросу о благородстве, ибо авторитет императора и его компетенция имеют свои границы. Данте утверждает автономию от государственной власти вопросов мудрости и искусства: «Рассуждая об искусстве мы императору не подчинены». Авторитет философа не противоречит, по мнению Данте, авторитету императорскому, «однако последний без первого — опасен, первый же без последнего вроде как слаб, но не сам по себе, а вследствие неустройства людей; так что оба они в сочетании друг с другом весьма полезны и исполнены всяческой силы. Недаром в книге „Премудрости“ написано: „Итак властители народов, если вы услаждаетесь престолами и скипетрами, то почтите премудрость, чтобы вам царствовать вовеки“. А это значит: пусть философский авторитет объединяется с императорским для доброго и совершенного правления.
«О вы, несчастные, — обращается он к тиранам Италии, — ныне правящие! И о вы, несчастнейшие, которыми управляют!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94