И меня кто согреет, если ты меня покинешь?.. Неужели ты не понимаешь, Гранатовый Цветок, что ни тебя без меня, ни меня без тебя просто нет на свете?!
– Понимаю, маленькая Тита, – сдавленным голосом ответил юноша. – Ведь, кроме тебя, – у меня нет никого!
– А у меня, по-твоему, есть? – отдернула она свои руки. – Как ты думаешь, Гранатовый Цветок?
Несколько шагов она прошла вперед одна, потом вернулась.
– Пойдем же, пойдем! Ведь если Трулла спит, ее ничем не разбудишь, – потянула она юношу за собой.
Но тот отступил назад.
– Нет, маленькая Тита, не могу… Трулла…
– Труллы испугался? – жестко спросила она. – Да она за меня жизнь отдаст. У меня никогда не было от нее никаких тайн.
Кинжал не поразил бы сердце юноши с такой болью, как это безграничное доверие к старухе. От Труллы у нее никогда не было никаких тайн! Значит, было много-много тайн, о которых знает нянька!
– Нет. Я боюсь не Труллы, маленькая Тита.
– А ты ничего не бойся!.. Я, дочь цезаря, готова для тебя на все! Я целовала тебя на городском рынке. Целовала перед ликом Дианы. Если ты не побоишься, поцелую среди бела дня на крыше дворца, у всех на виду! Но ты боишься!
Таких речей юноша никогда еще от нее не слышал. Гордость, гнев, досада ослабили даже любовь.
– Только тебя боюсь я, – попробовал он поймать ее за руку.
Но она вырвала руку.
– Боишься меня! Когда я хочу вся, целиком быть твоей?
– Да, боюсь… потому что не знаю тебя.
Девушка рассмеялась каким-то воркующим смехом.
– Маленький мальчик! Да не будь ты таким трусишкой, давно бы мог меня узнать. Разве я прячусь от тебя?
– Ты прятала от меня душу свою, маленькая Тита, – с тихой печалью промолвил юноша.
– Душу?! – чуть слышно воскликнула девушка.
– Самую пугливую бабочку легче поймать. Сколько раз я тянулся к ней, и когда уж казалось – поймал, она опять порхала далеко-далеко. А где – мне неизвестно.
– Мою душу? – переспросила девушка.
– Да, маленькая Тита, я не знаю твоей души… А пока ее нет у меня на ладони, я не знаю, кто ты.
– Ну, такое еще никому не взбредало в голову! – расхохоталась она. – Я знала, что ты сумасбродный мальчишка, но таким все-таки не представляла… Спокойной ночи, Гранатовый Цветок!
Схватив руки юноши, она поцеловала сначала одну, потом другую, да так быстро, что он, пораженный, не успел даже помешать, и убежала. Она мгновенно исчезла из виду в потемках. Слышно было только, как ноги ее шлепали по лужам. А смех ее стоял у него в ушах, даже когда слуга, со светильником в руке, уже открывал ему двери.
33
Четыре дня они не виделись. Хоть на долю Квинтипора дождя, луж и ветра досталось гораздо больше, заболела все-таки Тита. Трулла уложила ее в постель, поила отваром шандры и приносила ей посылки от юноши.
Розовые овальные и фиолетовые витые ракушки, выброшенные во время шторма из глубин морских. Большие красные смоквы – у одной кожица лопнула, и она казалась надкушенной; только эту Тита поднесла к запекшимся губам, высосала немного сладкой влаги оттуда, где, как она думала, были следы зубов, а остальные отдала Трулле. Букеты красных, белых и синих ягод средь желтых листьев, – они живо напоминали девушке кусты вокруг их убежища за руинами дворца. Розовые восковые таблички – их накопилось так много, что девушка еле удерживала всю стопку одной рукой.
– Вышвырнуть бы их вместе с тем, кто их посылает, – проворчала нянька.
– За что ты на него злишься, старая Парка? – закашлялась девушка.
– За то, что он не уберег тебя, золотой мой цветочек.
Тита приподнялась в постели.
– Смотри, Трулла: если ты еще хоть раз скажешь что-нибудь подобное, я разобью вот эту чашку с шандровой бурдой об твою голову и, как есть, вся в поту, выбегу на улицу… Хочешь?
– Так, может, впустить его к тебе, мой светик? – осклабилась Трулла. – Бежать за ним недалеко – не в Александрию. Все время здесь, у твоего порога, торчит: думает, будто ты померла, только я ему не говорю. Как пить дать, он и меня расцелует, коли впущу.
– Ну, хорошо, – откидываясь на подушки, уже спокойно промолвила девушка. – Но впускать его не надо: еще заразится.
– Может, передать ему что?
Тита взяла ягоду шиповника из букета, раскусила ее и протянула одну половинку няньке.
– Скажи ему, что я послала… Коралл от дурного глаза.
Потом взяла стопку восковых таблиц и стала читать. Читала до тех пор, пока не запомнила все наизусть.
Росою кропящая Эос
В яркой шафранной тунике
На скакуне своем белом
Уж не предшествует солнцу:
Даже ее огорчило
Исчезновение Титы.
Отныне Цветок Граната
Не утренней свежей росою –
Слезами лицо умывает.
«Бедный мальчик!» – улыбнулась она и положила таблички под подушку. Только одну прижала к сердцу – ту, где говорилось об Острове блаженных:
В кружевах пены безбрежного моря,
Там, где с шипением гасит во влаге
Факел багряный свой Гелий бессонный,
Плавает в волнах Остров блаженных.
Но, о горе! Туда попадают
Только умерших бесплотные тени!
Солнце и то средь лугов этих тучных,
Вечно цветущих в благоуханье,
Только когда умирает, садится.
Она так долго твердила эти стихи про себя, что даже во сне не могла от них отделаться. Но именно сон придал ей смелости и помог преодолеть рассудочность яви. Головной повязкой своей и золотым цветистым поясом она связала Гранатовый Цветок по рукам и ногам, вскинула его на плечи, как ягненка, и пошла. Шла, шла, пока не очутилась у самого края земли, где Атлас подпирает плечами небо. Гигант был явно не в духе: он ничего ей не ответил на ее вопрос о том, в какой-стороне Остров блаженных. Но молчание Атласа не смутило девушку; она предложила ему смокв, присланных Гранатовым Цветком и, еле дотянувшись, погладила ему щиколотку, сказав, что ей очень его жаль, и что она на его месте давно бы освободилась. «Скажи как?!» – воскликнул гигант. «Очень просто, – отвечала она. – Я продавила бы небо головой, и все тут!» Гигант расхохотался, потом спросил, кто она такая и что несет. «Я – маленькая Тита, – объяснила она, – и хочу поселиться на Острове блаженных с этим вот ягненком». «Тогда тебе тоже придется продавливать головой небо», – подмигнул ей великан и шепнул, что Остров блаженных не на западе, а на востоке.
Она повернула обратно. Шла, шла по горам, по долам днем и ночью, так что ноги стерлись чуть не до колен. Наконец, подошла к небольшой хижине с золотой надписью на воротах: «Остров блаженных». Ворота были заперты. Она заплакала, а ягненок жалобно заблеял. Тогда ворота открылись, и вышла змеевласая Медуза. Зашипев, спросила, что им тут надо. Тита засмеялась, так как по голосу узнала в Медузе свою бабушку Ромулу. В ответ бабушка тоже рассмеялась и распахнула ворота настежь со словами: «Входи, моя девочка, вместе с этим мальчиком, а я закрою ворота и больше уж никого-никого не впущу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
– Понимаю, маленькая Тита, – сдавленным голосом ответил юноша. – Ведь, кроме тебя, – у меня нет никого!
– А у меня, по-твоему, есть? – отдернула она свои руки. – Как ты думаешь, Гранатовый Цветок?
Несколько шагов она прошла вперед одна, потом вернулась.
– Пойдем же, пойдем! Ведь если Трулла спит, ее ничем не разбудишь, – потянула она юношу за собой.
Но тот отступил назад.
– Нет, маленькая Тита, не могу… Трулла…
– Труллы испугался? – жестко спросила она. – Да она за меня жизнь отдаст. У меня никогда не было от нее никаких тайн.
Кинжал не поразил бы сердце юноши с такой болью, как это безграничное доверие к старухе. От Труллы у нее никогда не было никаких тайн! Значит, было много-много тайн, о которых знает нянька!
– Нет. Я боюсь не Труллы, маленькая Тита.
– А ты ничего не бойся!.. Я, дочь цезаря, готова для тебя на все! Я целовала тебя на городском рынке. Целовала перед ликом Дианы. Если ты не побоишься, поцелую среди бела дня на крыше дворца, у всех на виду! Но ты боишься!
Таких речей юноша никогда еще от нее не слышал. Гордость, гнев, досада ослабили даже любовь.
– Только тебя боюсь я, – попробовал он поймать ее за руку.
Но она вырвала руку.
– Боишься меня! Когда я хочу вся, целиком быть твоей?
– Да, боюсь… потому что не знаю тебя.
Девушка рассмеялась каким-то воркующим смехом.
– Маленький мальчик! Да не будь ты таким трусишкой, давно бы мог меня узнать. Разве я прячусь от тебя?
– Ты прятала от меня душу свою, маленькая Тита, – с тихой печалью промолвил юноша.
– Душу?! – чуть слышно воскликнула девушка.
– Самую пугливую бабочку легче поймать. Сколько раз я тянулся к ней, и когда уж казалось – поймал, она опять порхала далеко-далеко. А где – мне неизвестно.
– Мою душу? – переспросила девушка.
– Да, маленькая Тита, я не знаю твоей души… А пока ее нет у меня на ладони, я не знаю, кто ты.
– Ну, такое еще никому не взбредало в голову! – расхохоталась она. – Я знала, что ты сумасбродный мальчишка, но таким все-таки не представляла… Спокойной ночи, Гранатовый Цветок!
Схватив руки юноши, она поцеловала сначала одну, потом другую, да так быстро, что он, пораженный, не успел даже помешать, и убежала. Она мгновенно исчезла из виду в потемках. Слышно было только, как ноги ее шлепали по лужам. А смех ее стоял у него в ушах, даже когда слуга, со светильником в руке, уже открывал ему двери.
33
Четыре дня они не виделись. Хоть на долю Квинтипора дождя, луж и ветра досталось гораздо больше, заболела все-таки Тита. Трулла уложила ее в постель, поила отваром шандры и приносила ей посылки от юноши.
Розовые овальные и фиолетовые витые ракушки, выброшенные во время шторма из глубин морских. Большие красные смоквы – у одной кожица лопнула, и она казалась надкушенной; только эту Тита поднесла к запекшимся губам, высосала немного сладкой влаги оттуда, где, как она думала, были следы зубов, а остальные отдала Трулле. Букеты красных, белых и синих ягод средь желтых листьев, – они живо напоминали девушке кусты вокруг их убежища за руинами дворца. Розовые восковые таблички – их накопилось так много, что девушка еле удерживала всю стопку одной рукой.
– Вышвырнуть бы их вместе с тем, кто их посылает, – проворчала нянька.
– За что ты на него злишься, старая Парка? – закашлялась девушка.
– За то, что он не уберег тебя, золотой мой цветочек.
Тита приподнялась в постели.
– Смотри, Трулла: если ты еще хоть раз скажешь что-нибудь подобное, я разобью вот эту чашку с шандровой бурдой об твою голову и, как есть, вся в поту, выбегу на улицу… Хочешь?
– Так, может, впустить его к тебе, мой светик? – осклабилась Трулла. – Бежать за ним недалеко – не в Александрию. Все время здесь, у твоего порога, торчит: думает, будто ты померла, только я ему не говорю. Как пить дать, он и меня расцелует, коли впущу.
– Ну, хорошо, – откидываясь на подушки, уже спокойно промолвила девушка. – Но впускать его не надо: еще заразится.
– Может, передать ему что?
Тита взяла ягоду шиповника из букета, раскусила ее и протянула одну половинку няньке.
– Скажи ему, что я послала… Коралл от дурного глаза.
Потом взяла стопку восковых таблиц и стала читать. Читала до тех пор, пока не запомнила все наизусть.
Росою кропящая Эос
В яркой шафранной тунике
На скакуне своем белом
Уж не предшествует солнцу:
Даже ее огорчило
Исчезновение Титы.
Отныне Цветок Граната
Не утренней свежей росою –
Слезами лицо умывает.
«Бедный мальчик!» – улыбнулась она и положила таблички под подушку. Только одну прижала к сердцу – ту, где говорилось об Острове блаженных:
В кружевах пены безбрежного моря,
Там, где с шипением гасит во влаге
Факел багряный свой Гелий бессонный,
Плавает в волнах Остров блаженных.
Но, о горе! Туда попадают
Только умерших бесплотные тени!
Солнце и то средь лугов этих тучных,
Вечно цветущих в благоуханье,
Только когда умирает, садится.
Она так долго твердила эти стихи про себя, что даже во сне не могла от них отделаться. Но именно сон придал ей смелости и помог преодолеть рассудочность яви. Головной повязкой своей и золотым цветистым поясом она связала Гранатовый Цветок по рукам и ногам, вскинула его на плечи, как ягненка, и пошла. Шла, шла, пока не очутилась у самого края земли, где Атлас подпирает плечами небо. Гигант был явно не в духе: он ничего ей не ответил на ее вопрос о том, в какой-стороне Остров блаженных. Но молчание Атласа не смутило девушку; она предложила ему смокв, присланных Гранатовым Цветком и, еле дотянувшись, погладила ему щиколотку, сказав, что ей очень его жаль, и что она на его месте давно бы освободилась. «Скажи как?!» – воскликнул гигант. «Очень просто, – отвечала она. – Я продавила бы небо головой, и все тут!» Гигант расхохотался, потом спросил, кто она такая и что несет. «Я – маленькая Тита, – объяснила она, – и хочу поселиться на Острове блаженных с этим вот ягненком». «Тогда тебе тоже придется продавливать головой небо», – подмигнул ей великан и шепнул, что Остров блаженных не на западе, а на востоке.
Она повернула обратно. Шла, шла по горам, по долам днем и ночью, так что ноги стерлись чуть не до колен. Наконец, подошла к небольшой хижине с золотой надписью на воротах: «Остров блаженных». Ворота были заперты. Она заплакала, а ягненок жалобно заблеял. Тогда ворота открылись, и вышла змеевласая Медуза. Зашипев, спросила, что им тут надо. Тита засмеялась, так как по голосу узнала в Медузе свою бабушку Ромулу. В ответ бабушка тоже рассмеялась и распахнула ворота настежь со словами: «Входи, моя девочка, вместе с этим мальчиком, а я закрою ворота и больше уж никого-никого не впущу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123