А они давно под меня подкапываются!
Мартину жалко было напуганного старика, но до сих пор его никогда не обвиняли в предательстве. Он сказал угрюмо:
— Возведенное на меня обвинение в личном пристрастии вы можете разобрать после, доктор Пиккербо. А сейчас я предлагаю вам вызвать экспертов для проверки моих выводов; Лонга из Чикаго или Брента из Миннеаполиса — кого угодно.
— Я… я… я собственно… — Киплинг и Билли Санди здравоохранения казался не менее расстроенным, чем Клопчук. — Я уверен, что наш общий друг вовсе не думает обвинять вас, Март. Он разволновался, это так естественно. Нельзя ли нам просто, не чиня никому беспокойства, подлечить парня, который подцепил стрептококков?
— Отлично, если вас устраивает, чтобы здесь перед самыми выборами разразилась опасная эпидемия!..
— Вы прекрасно знаете, что я сделал бы все, чтобы избежать… Однако вы должны отчетливо себе уяснить, что это не стоит ни в какой связи с предвыборной кампанией! Просто я обязан самым тщательным образом исполнять свой долг по охране города от болезней, принимая самые суровые меры…
Закончив свою речь, Пиккербо дал телеграмму в Чикаго доктору Д.К.Лонгу, бактериологу.
У доктора Лонга был такой вид, точно всю дорогу он проехал в вагоне-леднике. Мартин отроду не видел человека, более далекого от поэтических наклонностей и велеречивой филантропии Альмуса Пиккербо: тонкий, точный, губы втянуты, уши прижаты, на носу пенсне и волосы на прямой пробор. Он спокойно выслушал Мартина, холодно выслушал Пиккербо, с ледяным видом дал высказаться Клопчуку, провел обследование и вынес заключение: доктор Эроусмит, по-видимому, в совершенстве знает свое дело, опасность, бесспорно, есть, советую закрыть ферму, мой гонорар — сто долларов благодарю вас нет обедать не останусь я должен поспеть на вечерний поезд.
Придя домой к Леоре, Мартин рычал:
— Любезен, как огуречный рассол, но бог ты мой, Леора, своей деловитостью, далекой от всякой болтовни, он распалил во мне дикое желание вернуться к научной работе; подальше от гуманнейших филантропов, которые так заняты разговорами о любви к человечеству, что спокойно дают людям помирать! Он мне страшно не понравился, но… Интересно бы знать, что делает сейчас Макс Готлиб? Старый сумасбродный немец! Верно, он… верно, он говорит о музыке или еще о чем с какими-нибудь очень умными людьми. Хотела бы ты повидаться со стариком? Ну, хоть на две-три минуты? Рассказывал я тебе, как я роскошно окрашивал трипаносом?.. Ага, значит, рассказывал…
Он полагал: ферму на время закрыли — и делу конец. Он не понимал, как жестоко обижен Клопчук. Он видел, что Эрвинг Уотерс, лечивший Клопчука, сделался при встречах нелюбезен и бурчал: «Что пользы, Март, вечно бить тревогу?» Но не знал, сколь многим гражданам Наутилуса было доверительно сообщено, что Эроусмит «на жалованье у этих бандитов из рабочих союзов».
За два месяца перед тем, когда Мартин производил ежегодную ревизию фабрик, он познакомился с Клэем Тредголдом, президентом (по праву наследования) Компании стальных ветряных двигателей. Мартин слышал, что Тредголд, утонченный, но достаточно обходительный человек лет сорока пяти, вращался как один из порфироносцев в самых высоких сферах наутилусского света. После ревизии Тредголд предложил:
— Присядьте, доктор, возьмите сигару и расскажите мне все о санитарном деле.
Мартин насторожился. В ласковом глазу Тредголда играла насмешливая искра.
— Что вы хотели бы знать о санитарном деле?
— О, все, что можно…
— Я знаю только одно: на заводе вас, несомненно, любят. У вас, конечно, недостаточно кранов в умывальной второго этажа, но рабочие в один голос божились, что вы немедленно поставите добавочные. Если они так вас любят, что лгут наперекор собственной выгоде, то вы, очевидно, хороший хозяин, и я, пожалуй, спущу вам — до следующей ревизии. Однако мне пора!
Тредголд просиял.
— Молодчина! Я уже три года дурачу Пиккербо. Я рад, что с вами познакомился. И, пожалуй, действительно поставлю несколько новых раковин — через год, накануне ревизии. До свидания!
После истории с Клопчуком Мартин и Леора у входа в кинематограф встретили Клэя Тредголда и с ним роскошно одетую, стройную даму, его жену.
— А, доктор! Разрешите вас подвезти? — закричал Тредголд.
По дороге он предложил:
— Не знаю, вы, может быть, такой же трезвенник, как Пиккербо, но если не откажетесь, я повезу вас прямо к нам домой и угощу коктейлем, самым благородным, какой только был изобретен с тех пор, как округ Эванджелин перешел на сухой закон. Разумное предложение?
— Я много лет не слышал ничего разумней, — сказал Мартин.
Дом Тредголда стоял на самом высоком холме (двадцать футов над средним уровнем местности), в Ашфорд-Грове, который для Наутилуса то же, что Бэк-Бэй для Бостона. Дом был выстроен в «колониальном стиле»: застекленная веранда, большой вестибюль с белой обшивкой стен, сине-серебряная гостиная. Мартин старался держаться непринужденно, когда миссис Тредголд, мило болтая, повела его и Леору за собой, но он отроду не бывал в таком великолепном доме.
В то время как Леора сидела на краешке стула, точно ее вот-вот отправят домой, а миссис Тредголд восседала хозяйкой, Тредголд мешал коктейль и говорил любезности.
— Вы давно здесь, доктор?
— Без малого год.
— Попробуйте. Сдается мне, вы не из той породы, что этот спаситель человечества — Пиккербо.
Мартин сознавал, что должен похвалить своего патрона, но, к приятному удивлению Леоры, он вскочил и продекламировал в стиле самых выспренних речей Альмуса Пиккербо:
— Джентльмены от производства стальных ветряных двигателей, этой высокой промышленной отрасли, которая, как ни одна другая, способствовала процветанию нашей страны! Хотя мне известно, что вы всегда норовите, где только можно, нарушить санитарные законы за спиной инспектора, все же мне хочется воздать вам должное за высокое ваше уважение к санитарному делу, за ваш патриотизм и ваши коктейли, и будь у меня более серьезный помощник, чем этот юнец Эроусмит, я стал бы, с вашего соизволения, президентом Соединенных Штатов.
Тредголд аплодировал. Миссис Тредголд уверяла: «Доктор Пиккербо, ну в точности!» Леора смотрела гордо, муж ее тоже.
— Я рад, что вы чужды социалистической трескотне доктора Пиккербо, — сказал Тредголд.
При этом слове Мартин сразу насторожился.
— А мне плевать, социалист он или нет, что бы вы там ни разумели под социализмом. Сам я в социализме ни черта не смыслю. Но раз уж я позволил себе пародию на Пиккербо — что было с моей стороны, пожалуй, не совсем этично, — я должен сказать, что вообще не люблю ораторства: в нем столько энергии, что не остается места для фактов. Но заметьте, Тредголд, здесь отчасти виноваты люди вроде заправил из вашей Ассоциации Промышленников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147
Мартину жалко было напуганного старика, но до сих пор его никогда не обвиняли в предательстве. Он сказал угрюмо:
— Возведенное на меня обвинение в личном пристрастии вы можете разобрать после, доктор Пиккербо. А сейчас я предлагаю вам вызвать экспертов для проверки моих выводов; Лонга из Чикаго или Брента из Миннеаполиса — кого угодно.
— Я… я… я собственно… — Киплинг и Билли Санди здравоохранения казался не менее расстроенным, чем Клопчук. — Я уверен, что наш общий друг вовсе не думает обвинять вас, Март. Он разволновался, это так естественно. Нельзя ли нам просто, не чиня никому беспокойства, подлечить парня, который подцепил стрептококков?
— Отлично, если вас устраивает, чтобы здесь перед самыми выборами разразилась опасная эпидемия!..
— Вы прекрасно знаете, что я сделал бы все, чтобы избежать… Однако вы должны отчетливо себе уяснить, что это не стоит ни в какой связи с предвыборной кампанией! Просто я обязан самым тщательным образом исполнять свой долг по охране города от болезней, принимая самые суровые меры…
Закончив свою речь, Пиккербо дал телеграмму в Чикаго доктору Д.К.Лонгу, бактериологу.
У доктора Лонга был такой вид, точно всю дорогу он проехал в вагоне-леднике. Мартин отроду не видел человека, более далекого от поэтических наклонностей и велеречивой филантропии Альмуса Пиккербо: тонкий, точный, губы втянуты, уши прижаты, на носу пенсне и волосы на прямой пробор. Он спокойно выслушал Мартина, холодно выслушал Пиккербо, с ледяным видом дал высказаться Клопчуку, провел обследование и вынес заключение: доктор Эроусмит, по-видимому, в совершенстве знает свое дело, опасность, бесспорно, есть, советую закрыть ферму, мой гонорар — сто долларов благодарю вас нет обедать не останусь я должен поспеть на вечерний поезд.
Придя домой к Леоре, Мартин рычал:
— Любезен, как огуречный рассол, но бог ты мой, Леора, своей деловитостью, далекой от всякой болтовни, он распалил во мне дикое желание вернуться к научной работе; подальше от гуманнейших филантропов, которые так заняты разговорами о любви к человечеству, что спокойно дают людям помирать! Он мне страшно не понравился, но… Интересно бы знать, что делает сейчас Макс Готлиб? Старый сумасбродный немец! Верно, он… верно, он говорит о музыке или еще о чем с какими-нибудь очень умными людьми. Хотела бы ты повидаться со стариком? Ну, хоть на две-три минуты? Рассказывал я тебе, как я роскошно окрашивал трипаносом?.. Ага, значит, рассказывал…
Он полагал: ферму на время закрыли — и делу конец. Он не понимал, как жестоко обижен Клопчук. Он видел, что Эрвинг Уотерс, лечивший Клопчука, сделался при встречах нелюбезен и бурчал: «Что пользы, Март, вечно бить тревогу?» Но не знал, сколь многим гражданам Наутилуса было доверительно сообщено, что Эроусмит «на жалованье у этих бандитов из рабочих союзов».
За два месяца перед тем, когда Мартин производил ежегодную ревизию фабрик, он познакомился с Клэем Тредголдом, президентом (по праву наследования) Компании стальных ветряных двигателей. Мартин слышал, что Тредголд, утонченный, но достаточно обходительный человек лет сорока пяти, вращался как один из порфироносцев в самых высоких сферах наутилусского света. После ревизии Тредголд предложил:
— Присядьте, доктор, возьмите сигару и расскажите мне все о санитарном деле.
Мартин насторожился. В ласковом глазу Тредголда играла насмешливая искра.
— Что вы хотели бы знать о санитарном деле?
— О, все, что можно…
— Я знаю только одно: на заводе вас, несомненно, любят. У вас, конечно, недостаточно кранов в умывальной второго этажа, но рабочие в один голос божились, что вы немедленно поставите добавочные. Если они так вас любят, что лгут наперекор собственной выгоде, то вы, очевидно, хороший хозяин, и я, пожалуй, спущу вам — до следующей ревизии. Однако мне пора!
Тредголд просиял.
— Молодчина! Я уже три года дурачу Пиккербо. Я рад, что с вами познакомился. И, пожалуй, действительно поставлю несколько новых раковин — через год, накануне ревизии. До свидания!
После истории с Клопчуком Мартин и Леора у входа в кинематограф встретили Клэя Тредголда и с ним роскошно одетую, стройную даму, его жену.
— А, доктор! Разрешите вас подвезти? — закричал Тредголд.
По дороге он предложил:
— Не знаю, вы, может быть, такой же трезвенник, как Пиккербо, но если не откажетесь, я повезу вас прямо к нам домой и угощу коктейлем, самым благородным, какой только был изобретен с тех пор, как округ Эванджелин перешел на сухой закон. Разумное предложение?
— Я много лет не слышал ничего разумней, — сказал Мартин.
Дом Тредголда стоял на самом высоком холме (двадцать футов над средним уровнем местности), в Ашфорд-Грове, который для Наутилуса то же, что Бэк-Бэй для Бостона. Дом был выстроен в «колониальном стиле»: застекленная веранда, большой вестибюль с белой обшивкой стен, сине-серебряная гостиная. Мартин старался держаться непринужденно, когда миссис Тредголд, мило болтая, повела его и Леору за собой, но он отроду не бывал в таком великолепном доме.
В то время как Леора сидела на краешке стула, точно ее вот-вот отправят домой, а миссис Тредголд восседала хозяйкой, Тредголд мешал коктейль и говорил любезности.
— Вы давно здесь, доктор?
— Без малого год.
— Попробуйте. Сдается мне, вы не из той породы, что этот спаситель человечества — Пиккербо.
Мартин сознавал, что должен похвалить своего патрона, но, к приятному удивлению Леоры, он вскочил и продекламировал в стиле самых выспренних речей Альмуса Пиккербо:
— Джентльмены от производства стальных ветряных двигателей, этой высокой промышленной отрасли, которая, как ни одна другая, способствовала процветанию нашей страны! Хотя мне известно, что вы всегда норовите, где только можно, нарушить санитарные законы за спиной инспектора, все же мне хочется воздать вам должное за высокое ваше уважение к санитарному делу, за ваш патриотизм и ваши коктейли, и будь у меня более серьезный помощник, чем этот юнец Эроусмит, я стал бы, с вашего соизволения, президентом Соединенных Штатов.
Тредголд аплодировал. Миссис Тредголд уверяла: «Доктор Пиккербо, ну в точности!» Леора смотрела гордо, муж ее тоже.
— Я рад, что вы чужды социалистической трескотне доктора Пиккербо, — сказал Тредголд.
При этом слове Мартин сразу насторожился.
— А мне плевать, социалист он или нет, что бы вы там ни разумели под социализмом. Сам я в социализме ни черта не смыслю. Но раз уж я позволил себе пародию на Пиккербо — что было с моей стороны, пожалуй, не совсем этично, — я должен сказать, что вообще не люблю ораторства: в нем столько энергии, что не остается места для фактов. Но заметьте, Тредголд, здесь отчасти виноваты люди вроде заправил из вашей Ассоциации Промышленников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147