Но вот в зал ворвалось оживление. По центральному проходу, сопровождаемый бесполезным маленьким хлопотуном, прошел раскатом грома человек с широкой улыбкой, широким лбом и копной курчавых льняных волос — прямо ньюфаундлендская собака. Мартин выпрямился. И когда Сонделиус залился мелодичным ревом со шведским акцентом и певучей шведской интонацией, Мартин настолько ободрился, что стал легко переносить даже гнетущее соседство человека с бакенбардами.
— Профессия медика может рождать только одно желание, — бушевал Сонделиус, — уничтожить профессию медика. Непосвященные же могут быть уверены только в одном: девять десятых того, что им известно о здоровье, неверно, а остальное они не умеют применить. Как показывает Батлер в «Эрехоне» «Erehwon» (перевернутое англ. слово nowhere — «нигде») — памфлет английского писателя-сатирика Самюэля Батлера (1835—1902)] (Свинья! Украл у меня эту мысль за добрых тридцать лет до того, как я до нее додумался), единственное преступление, за которое следует вешать человека, это наличие у него туберкулеза.
— Уфф! — откликнулась добросовестная аудитория, недоумевая: забавно это, оскорбительно, скучно или же назидательно?
Сонделиус был буян и озорник, но он умел зачаровывать слушателей. Мартин наблюдал вместе с ним героев желтой лихорадки — Рида, Аграмонте, Кэррола и Лэзира; высаживался вместе с ним в мексиканском порту, усыпленном чумой и умирающем от голода под нещадным солнцем; скакал вслед за ним на коне по горным тропам к опустошенному сыпняком селению; бок о бок с ним, в коварные августовские дни, когда грудные ребята превращаются в иссохшие скелетики, вел войну с трестом мороженщиков, меж тем как меч закона бездействовал, золоченый и притупившийся!
«Вот что хотел бы я делать! Не латать без конца износившиеся тела, но создавать новый мир! — жадно вздыхал Мартин. — Ей-богу! Я бы за ним в огонь и воду пошел! А как он разносит гробокопателей, критикующих дело общественного здравоохранения! Эх, если б только удалось познакомиться с ним и поговорить хоть несколько минут…»
После лекции он медлил уходить. Сонделиуса окружили на эстраде человек десять — двенадцать; одни пожимали ему руку; другие задавали вопросы; какой-то врач волновался: «А вас не смущает, что бесплатные клиники и все такое ведут к социализму?» Мартин стоял в стороне, пока все не отступились от Сонделиуса. Служитель шумно и настойчиво запирал окна. Сонделиус огляделся, и Мартин понял вдруг, что великому человеку скучно. Он пожал ему руку и с дрожью в голосе проговорил:
— Сэр, если вы не спешите, может, вы не отказались бы зайти куда-нибудь и…
Сонделиус засиял на него лучезарным солнцем и прогремел:
— …и выпить? Что ж, я, пожалуй, не прочь. Как сошла у меня сегодня шутка насчет собаки и блох? Понравилась, как вам кажется?
— Конечно! Еще бы!
Воитель, только что рассказывавший, как он спас от голодной смерти пять тысяч татар, получил ученую степень от китайского университета и отказался принять орден от самого настоящего балканского короля, — теперь любовно глядел на свой отряд, состоявший из одного приверженца, и спрашивал:
— Не плохо сошло? Да? Публике понравилось? Ночь такая душная, а у меня по девять лекций в неделю: Де-Мойн, Форт-Додж, Ла-Кросс, Элджин, Джолиэт (он, впрочем, произнес «Жолиэ») и… забыл, где еще. Так сошло не плохо? Понравилось?
— Просто сногсшибательно! Да что там, все ловили каждое слово! Искренне говорю вам, я в жизни не испытывал такого наслаждения.
Пророк возликовал:
— Идемте! Ставлю выпивку. Как гигиенист я веду поход против алкоголя. В чрезмерных количествах он почти столь же вреден, как кофе и даже мороженое. Но как человек, который любит побеседовать, я считаю виски с содовой великолепным растворителем человеческой глупости. Найдется здесь, в Детройте… или нет — где я сегодня? — в Миннеаполисе прохладное местечко, где бы можно было выпить пильзенского?
— Насколько мне известно, здесь есть Летний сад с хорошей пивной, а остановка трамвая в двух шагах.
Сонделиус уставился на него.
— Зачем? Меня ждет такси.
Мартин был подавлен такой роскошью. Сидя в такси, он старался придумать слова, с которыми прилично будет обратиться к знаменитости.
— Скажите, доктор, а в Европе есть Советы здравоохранения?
Сонделиус точно и не слышал.
— Посмотрите вон на ту девушку. Какие ножки и какие плечи! А хорошее пиво в Летнем саду? Найдется у них приличный коньяк? Вы пили когда-нибудь коньяк Курвуазье тысяча восемьсот шестьдесят пятого года? Уфф! Лекции и лекции! Честное слово, я это дело брошу… Да еще надевай им фрак в такую жару! Знаете, я твердо верю во все сумасбродные вещи, которые проповедую в своих лекциях; но теперь забудем, что мы серьезные люди, будем пить, будем петь из «Графа Люксембурга», будем отбивать красивых девушек у их кавалеров, будем обсуждать прелести «Майстерзингеров», единственной оперы, которую я признаю!
В Летнем саду неукротимый Сонделиус рассуждал о Клубе Космополитов, об исследованиях Галле по детской смертности, о целесообразности смешивания бенедиктина с яблочной водкой, о Биарицце, о лорде Холдейне, о проверке молока по способу Дона-Бакли, о Джордже Гиссинге и об омарах «термидор».
Мартин подыскивал, как бы ему перекинуть мостик между Сонделиусом и собой, как мы это делаем со знаменитостями или при встречах с людьми за границей. Он мог бы сказать: «Кажется, у нас есть один общий знакомый», или: «Я имел удовольствие читать все ваши статьи», — но закинул удочку иначе:
— Встречались вы когда-нибудь с двумя большими людьми моего медицинского факультета в Уиннемаке: с деканом Сильвой и Максом Готлибом?
— Сильва? Не припомню. А Готлиб?.. Вы его знаете? О! — Сонделиус развел могучими руками. — Из великих великий! Гениальный ученый! Я имел удовольствие беседовать с ним у Мак-Герка. Он бы не сидел здесь и не горланил, как я. Рядом с ним я чувствую себя клоуном! Он берет все мои данные по эпидемиологии и доказывает мне, что я болван! Ха-ха-ха! — Сонделиус просиял и обрушился на систему заградительных пошлин.
При каждой новой теме требовалось что-нибудь подкрепляющее. Сонделиус пил фантастически и был точно вылужен изнутри. Он мешал пильзенское с виски, с черным кофе и с жидкостью, которую официант уверенно выдавал за абсент.
— Я должен был лечь спать в двенадцать, — плакался он, — но нет худшего преступления, как прервать душевную беседу. Впрочем, соблазнить меня не трудно, достаточно самого маленького соблазна. Но пять часов сна мне необходимы. Абсолютно необходимы! Завтра вечером я читаю лекцию в… где-то в штате Айова. Теперь, перевалив за пятьдесят, я уже не могу обходиться тремя часами сна, как бывало раньше, но что делать? Я нашел так много новых тем, на которые мне хочется поговорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147