– Остин мертв, – напомнил он мне о том, чего я не забывал. – Теперь ты хранишь секрет. Это надежнее, чем деньги в банке.
Я не ожидал услышать это от Элиота. Я решил, что он меня прощупывает. Я промолчал. Элиот с грустью посмотрел на меня.
– Мне нечего тебе сказать, – ответил он. – И главное – нечего посоветовать, но в твоей ситуации тебе не поможет никто. Я не знаю, что это за люди. Но они существуют. Они ненавидят таких, как ты: одиночка, которого поддерживает народ. Оглядывайся, чтобы не получить удар ножом в спину.
Он не хотел испортить моего праздника и ушел. Я с минуту поразмышлял над его словами, пока не ворвалась толпа и не увлекла меня вниз, к моим новоявленным друзьям. Я радушно улыбался, отвечал на пожатия. Ко мне подходили люди, увидеть которых я никак не ожидал. Я прикидывал, что сказать: "Я не ожидал победить, но победил. Мне просто повезло. И кое-кто очень пожалеет об этом".
Под одобрительные возгласы я выскочил на сцену, множество микрофонов готовы были донести до тысяч собравшихся мои слова. Я повременил и произнес:
– Ну, ребята, мы победили.
Зал взорвался. Когда шум стих, я сделал глубокомысленное лицо.
– Мы отстояли свою позицию, и людям это пришлось по душе. Они поняли, что наша команда служит одному Богу: правде. Они услышали…
Глупая речь. Не стоит повторять ее снова. Я говорил нудно и долго.
Утром меня посетила безо всякого предупреждения та, которую я больше всего на свете желал увидеть. Я не мечтал о таком счастье, особенно после разговора в зале суда!
Дженет пришла сама, без звонка, что меня обнадежило. Я был рад ее видеть, особенно после почти бессонной ночи. Она тронула меня за руки.
– Мне надо было прийти вчера вечером, – сказала она.
– Не стоило. Это бы меня огорчило.
Празднование политической победы такая же неприятность, как и судебный процесс.
– Я видела тебя в новостях с Томми. – Дженет пристально посмотрела мне в глаза, как будто хотела понять, сколько в моих действиях было истинного беспокойства о жизни ребенка и сколько стремления держаться героем перед выборами.
Я ничего не ответил. Я был уверен, что она уже составила себе мнение, а мне ее не переубедить.
– Ты был единственным человеком, который мог спасти его, – сказала Дженет.
Она заметила рану на моем лбу и побледнела, она еле удержалась от желания провести ладонью по ней.
– Ты был ранен?
– Со мной все в порядке.
Она опустила голову.
– Марк, давай, договоримся больше никогда не видеться, – сказала она, волнуясь, – по работе.
У меня отлегло от сердца.
– Согласен, – серьезно ответил я. – Позволь тебе заметить, с тобой работать одно расстройство.
Я добился своего. Она округлила глаза, приоткрыла рот, и краска залила ее лицо.
– Ты тут соблазняла меня в нашу первую встречу, – продолжал я. – Как школьница флиртовала со мной, стреляла глазами и сверкала коленками…
Она сделала большие глаза.
– У тебя богатая фантазия.
– О, ты имеешь в виду, что все это было бессознательно? Ты знаешь, что бы сказал по этому поводу Фрейд?
– Нет, и ты не знаешь, – отрезала она. – К тому же он, по-моему, ошибался.
– Придется немного покопаться в учебниках, но я найду. Можно воспользоваться твоей профессиональной библиотекой?
Мы стояли друг против друга. Дженет серьезно спросила:
– Скажи, пожалуйста, ты виделся с Томми?
Я услышал вызов в ее голосе.
– Я пытался дозвониться до него несколько раз, но…
– Хорошо. Не ищи с ним встречи. Оставь его на время в покое, может быть, навсегда. Нельзя вторгаться в жизнь Олгренов. Они пытаются вновь обрести друг друга. Ты будешь им вечным укором и напоминанием об их несчастии. Именно сейчас, когда Джеймс Олгрен пытается стать настоящим отцом.
– Правда? Я рад. Жаль, что…
Я осекся. Я чуть было не произнес, что жалею, что нам с Дэвидом не пришлось пережить такой трагедии, которая должна была встряхнуть меня и заставить задуматься, что важно для меня, работа или сын.
Дженет улыбнулась. Деловая часть завершилась.
– И если ты решился последовать моему совету, то я подскажу, куда девать свободное время.
Мне казалось, что она озвучивает мои мысли. Она шагнула мне навстречу, и я обнял ее. Впервые за несколько последних дней я расслабился. Нет, за несколько последних недель.
Она слишком скоро ушла. Человек занятой, она должна была спасать и другие жизни.
Я подошел к столу и взял в руки какое-то заявление. На бланке прокуратуры два сдержанных предложения после формального обращения.
– Пэтти, – позвал я. – Бекки Ширтхарт в приемной?
– Ее здесь нет.
– Найди ее и попроси зайти, хорошо?
Странно было сидеть за своим рабочим столом и не паковать вещи и документы. Я не мог дождаться начала работы, меня одолевала жажда деятельности.
Бекки стремительно влетела в мой кабинет, как будто я оторвал ее от чего-то важного. Она была не в пример обычному уверена в себе. Она подошла к столу и вопросительно посмотрела на меня. Она ждала, что я заговорю первым.
– У меня была трудная ночь, – признался я.
– У тебя была прекрасная ночь.
– Я тебя там не видел.
– Меня там и не было, – сказала она, глядя мне прямо в глаза.
– Рад это слышать, – вздохнул я. – Это подтверждает мое мнение о тебе.
Она удивленно подняла бровь, но я переменил тему. Я протянул ей прошение об отставке.
– Мне бы хотелось, чтобы, ты забрала это и уничтожила или припрятала для других времен.
– Мне кажется, сейчас самое время, – медленно проговорила она.
– Нашла хорошую работу?
– Пока нет. – Она нахмурилась, не желая распространяться дальше. Затем решила все объяснить. – После того что произошло между нами, – она запнулась, – или, вернее, того, что не произошло, мне очень неловко продолжать здесь работать. Нам обоим будет неловко.
– Ошибаешься.
Она не дала себя сбить.
– Мне кажется, ты думаешь, что я прилагала усилия, чтобы достичь преимущества, когда у меня была возможность.
Я покачал головой.
– Я так не думаю. – Я кивнул на ее заявление. – Доказательство – твоя просьба об отставке.
Бекки хотела что-то добавить, но сдержалась.
– Может, я такая хитрая.
– Если это так, я хочу, чтобы ты была на моей стороне. Бекки, моя победа на выборах – первый выстрел в этой войне. Все может обернуться непредсказуемо. Мне следует быть осторожным и окружить себя людьми, которым я полностью доверяю.
Она вскинула брови.
– И это я?
– Это ты.
Подумав, она решительно взяла бумагу, прочла ее и разорвала надвое. Она взглянула на меня и потупила взгляд. Она была счастлива и не хотела, чтобы я видел это, или, возможно, не позволяла себе радоваться.
– Сентиментальная дура, – заключила она.


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104