Черная шляпка с остатками вуали, черные перчатки, в пальцах — длинная дымящаяся папироса Ничем не примечательное, вытянутое лицо. Выбивающиеся из под шляпки неопределенного цвета волосы .. Таких женщин еще можно увидеть где-нибудь в центре, на бульварах, — они обитают в старых коммуналках и греются летом на скамейках у Патриарших прудов, — или в старых фильмах, где они произносят пламенные речи против произвола и самодержавия. Но здесь, в районе бывшей новостройки, эта дама смотрелась, как ворона на снегу.
Марк ухмыльнулся, закурил, дождался, когда странная женщина, закончив разговор с водителем, уйдет со двора, и неспешно набрал номер телефона в машине.
— Что этой старой курице было надо? — спросил он, когда водитель снял трубку.
— Да ничего, — ответил водитель. — Подошла, спросила, кого жду.
— А ты что?
— Да ничего. Кого надо, говорю, того и жду.
— А она?
— А что она? Усмехнулась и пошла.
Марк пожал плечами и выбросил непонятное создание из головы. И, конечно же, он не мог видеть, как женщина, зайдя за угол, выудила откуда-то из-под кофты телефон, нажала несколько кнопок и быстро заговорила в микрофон.
Когда время стало близиться к половине одиннадцатого, во двор въехал хлебный фургон и припарковался неподалеку от «мерседеса». Водитель согнулся над сиденьем, чтобы его не было видно снаружи, включил рацию и сказал:
— Передайте второму, прибыл на место. Все в порядке. Забираю пассажира, дальше следую по маршруту. Фургон прислал Ларри.
Марк услышал, как наверху хлопнула дверь и как что-то неразборчиво произнес Платон. Он вскочил с подоконника, рассовывая телефон и сигареты по карманам. Теперь, когда до долгожданной встречи оставались считанные секунды, Марк сообразил, что сделал колоссальную ошибку. Ни в коем случае нельзя встречать Платона в подъезде. Он тут же поймет, что Мария выдала его местонахождение, и просто озвереет. Лучше натолкнуться на него на улице, пусть у самой двери подъезда, но на улице, изобразить удивление, соврать что-нибудь про тетку с материнской стороны, живущую по соседству…
Марк выскочил во двор, отлетел от подъезда на несколько шагов, развернул газету и стал мелкими шагами приближаться к двери, изображая увлеченное чтение на ходу. Поверх газеты он внимательно следил за происходящим. Когда в проеме распахнувшейся двери возник Платон, Марк сделал решительный шаг навстречу и столкнулся с ним нос к носу, громко пробормотав «Пардон».
Опустив газету, он изобразил удивление.
— Тоша, — сказал Марк, картинно раскрывая объятия. — Ты здесь откуда? Ты что в этой дыре делаешь?
— Встреча была, — настороженно ответил Платон, сделав шаг назад. — А ты?
— У меня же здесь тетка живет, — соврал Марк. — Да ты ее помнишь, тетя Хана, мамина двоюродная сестра, у меня на дне рождения… Помнишь? Она заболела. Вот я и заехал навестить, деньжат подбросить, продуктов… Вон в том подъезде живет. Помнишь ее?
Никакую тетю Хану Платон не помнил. Впрочем, он не вспомнил бы ее, даже если бы она и вправду существовала. Но появление Марка ему категорически не понравилось. Оно вносило в разработанный план действий элемент неожиданности. И Платон, который по мере приближения решающего дня становился, как ни странно, все спокойнее, почувствовал, что начинает дергаться. Радостно улыбающаяся физиономия Марка вызвала у него сначала раздражение, а потом — нарастающее бешенство.
— Надо поговорить, — торопливо сказал Марк, с тревогой наблюдая, как меняется лицо Платона. — Раз уж встретились…
— Сейчас не могу, — с трудом сдерживаясь, скороговоркой ответил Платон. — У меня важная встреча, и я опаздываю.
— Ну пять минут-то есть, — не отставал Марк. — Пять минут точно есть. Твоя машина ведь еще не подошла.
Сказать, что он едет на встречу на хлебном фургоне, Платон не мог.
Помолчав, он решительно произнес:
— Марк, я сейчас говорить не могу. Точно не могу. Иди к своей тете или куда хочешь, но сейчас никакого разговора… Понял? Это окончательно. Иди…
Платон поднял глаза, взглянул на Марка и понял, что вся его решительность сейчас улетучится. Губы у Марка дрожали, и слезы уже начинали пробивать дорожки по небритым щекам.
— Значит, все? — спросил Марк срывающимся голосом. — Все? Поэтому меня с тобой и не соединяют? Поэтому мы больше и не видимся? Я больше не нужен? Тогда так и скажи, только прямо скажи, а не через своих холуев. За двадцать лет дружбы я хоть правду-то заслужил? Или мне и этого не положено?
— Вот же черт! — в сердцах сказал Платон. — Как не вовремя все…
Послушай, я совершенно этого не… Мы обязательно встретимся. Я хочу, чтобы ты знал — ничего между нами не изменилось. Все как было… Просто сейчас… Давай так… Сегодня или завтра разберемся тут с одним делом и обязательно встретимся. Знаешь, что? Я, наверное, через пару дней улечу в Лозанну. Может, прилетишь ко мне туда? На денек? Я буду в «Паласе». И все обсудим. Идет?
Марк оживал прямо на глазах.
— Ладно, — сказал он растроганно, кладя Платону руку на плечо. — Забыли.
Так я оформляю визу? Договорились?
Платон кивнул.
— Может, я постою с тобой, пока твоя машина не подойдет? — Марк обрел обычную уверенность в себе. — Есть много вопросов…
— Нет! — категорически заявил Платон. — Ты сейчас же уезжаешь. Все обсудим в Лозанне, А сейчас уезжай. Ни секунды нет…
Марк замялся на мгновение, пытаясь сообразить, стоит ли дожимать Платона, потом решил, что он уже отвоевал все, что было возможно, еще раз хлопнул Платона по плечу, повернулся и пошел к «мерседесу».
Платон посмотрел ему вслед и присел на корточки, чтобы завязать болтающийся шнурок.
Покончив с туфлей, Платон выпрямился и увидел, что Марк неподвижно стоит, взявшись за дверную ручку «мерседеса». Потом Цейтлин сделал левой рукой какое-то неловкое движение, будто забыл что-то и намеревался ударить себя по лбу, но рука замерла на полпути, бессильно опустилась, и Марк навзничь грохнулся на землю. Платон успел только заметить, как из кармана Марка вылетел мобильный телефон и волчком закрутился рядом с «мерседесом», и тут же почувствовал, что падает тоже. На мгновение он потерял сознание. Придя в себя, Платон ощутил, что его прижимает к земле невероятная тяжесть.
— Живы, Платон Михайлович? — донесся откуда-то издалека незнакомый голос.
— Не задели?
Платон постарался повернуть голову, увидел краем глаза кожаную куртку лежавшего на нем человека и промычал что-то нечленораздельное.
— Только не двигайтесь, — прошептал человек, горячо дыша ему в ухо. — Не шевелитесь. Я сейчас, сейчас все сделаю.
Он волоком потащил Платона в сторону. Через несколько секунд металлическое днище хлебного фургона наползло на небо, по которому лениво ползли белые облака. Платон, чувствуя какую-то странную слабость, закрыл глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211