Перед тем как расходиться, ребята сговорились вечером пойти в кино: начнутся экзамены, тогда будет не до этого, а сейчас – самое время. Антон решил присоединиться к той компании, в которой была Марина. Придя домой, он наскоро пообедал и стал собираться, надел новый костюм, галстук.
– Куда это ты? – спросила Нина Павловна.
– В кино, с ребятами, – ответил Антон.
– С какими ребятами?
– С какими… Из школы! – по старой привычке попробовал обидеться Антон.
– И девочки будут?
– И девочки будут.
– И Марина? – улыбнулась Нина Павловна.
– Не знаю. Может быть, будет, – с подчеркнутой небрежностью сказал Антон.
– Так тебе деньги на один билет давать?
– Давай на два, – улыбнувшись, в свою очередь, ответил Антон.
Он действительно взял два билета и ходил около кино, поджидая Марину, а заметив ее, пошел ей навстречу,
– Я опоздала… Не знаешь, билеты есть? – раскрасневшись от быстрой ходьбы, спросила Марина.
– Пожалуйста! – эффектным жестом Антон протянул ей два билета.
Марина признательно посмотрела на него и покраснела.
– Ну какой ты молодец! Вот спасибо! Сколько стоит?
– Об этом не спрашивают, – ответил Антон.
– Почему? – удивилась Марина. – Нет, я так не согласна.
Она знала, что многие из девочек вовсе не прочь пойти за счет мальчика на каток, в кино, заглянуть с ним в буфет да еще так, чтобы он угостил «горяченьким» – кофе с пирожным или какао, не задумываясь над тем, откуда у мальчиков могут быть такие деньги. Марину всегда возмущало это, и потому сама она избегала ходить в кино, если в компании были мальчики. Так и теперь: она хотела сама заплатить за свой билет.
– Я так не согласна! Я так не пойду.
Антону очень неловко было брать у нее два рубля. К тому же она дала три, а у него не оказалось сдачи, но в то же время поведение Марины ему понравилось. В компании Вадика и его друзей обычным было «шикануть», щегольским жестом вынуть из нагрудного карманчика сотенную бумажку и на глазах у девушки небрежно протянуть ее буфетчице. И девушки ели и пили, иногда даже зная происхождение этой роскошным жестом протянутой сотенной, и без угощения никуда не стали бы ходить с ребятами. У Вадика на этот счет была даже своя, вычитанная из какого-то иностранного романа теория: чтобы покорить женщину, нужна настойчивость, а чтобы удержать ее, необходимы деньги. Но эта теория, «очевидно, не всегда действовала, и тогда Вадик с раздражением жаловался:
– Тратил-тратил на такую дуру, а она не хочет встречаться.
Было в этой компании и другое, совсем уже гадкое: «батоны» – девицы, которые все расходы, наоборот, брали на себя. Так это было с Галькой Губахой, которая, чтобы привлечь Антона, попробовала соблазнить его угощением. Но об этом не хотелось и вспоминать. И он ни о чем не помнил сейчас и ни о чем не думал, кроме одного: что он пошел в кино с Мариной, с настоящей, хорошей девочкой, и она пошла с ним, и, чтобы покончить с расчетами, они, смеясь, выпили в буфете по порции томатного сока.
И все было хорошо, и настроение было хорошее, и Антон уже заметил понимающий взгляд Жени Барской. Девчонки такой народ – пройдешься с кем-то без всякой мысли, а они уже шушукаются и посылают вслед ехидные улыбочки. Вредный народ и недоброжелательный. Но Антону сейчас не было до Жени никакого дела, – они вместе с Мариной смотрели картину «Сельский врач» и вместе вышли из кино.
– Ну как? – спросила Марина.
– Ничего.
– Как «ничего»? – удивилась Марина. – Такие люди! Настоящие русские люди!
– Кино! – небрежно бросил Антон.
– Что значит «кино»? – загорячилась Марина, – А в жизни разве таких нет? И почему ребята бывают так настроены? Идеал: ха-ха! Мечта: ха-ха! Книги: ха-ха! Нет, правда, почему появилось столько стиляг, что прямо противно смотреть?
Марина была не из тех девочек, которые тараторят, выпуская тысячу слов в секунду, но и не из тех, которые требуют, чтобы их забавляли. А с Антоном она вообще чувствовала себя очень свободно и продолжала говорить то, что думала, что хотелось сказать – о книгах, о Горьком, о том портрете его, на котором он точно хочет вынуть сердце свое, подобно Данко, и дать людям.
Антон не знал, не помнил этого портрета, а когда припомнил, то почувствовал, что не понял его. Для него это было просто изображение, и оно ничего не сказало его сердцу. Он смущенно молчал, и Марина наконец заметила это. Разговор прервался, и наступило то многозначительное молчание, из которого рождается либо отчуждение, либо близость. Они подходили к Горбатому мосту, прошли вдоль решетки детского парка имени Павлика Морозова и свернули туда. Свернули как-то само собой и само собой сели на лавочку. Теперь молчала и Марина, это была ее первая прогулка наедине с мальчиком, при луне, которая здесь, вдали от фонарей, по-настоящему, как луна, светила из-за кружева ветвей, только-только начинающих одеваться в весеннюю зелень.
– А ты что больше любишь: весну или осень? – спросила она.
– Я?.. – неопределенно пожал плечами Антон. – Но знаю.
– То есть как не знаешь? Тебе что?.. Все равно? – Глаза Марины сверкнули лукавством.
– Почему «все равно»?.. – смутился Антон. – А так как-то.
– А я почему-то люблю осень.
В лесу меня все привлекает –
Шорохи, груздя хруст,
А мысли вдруг наполняют
Какой-то восторг и грусть.
Красиво в лесу осеннем…
Так часто тянет туда
Бродить и бродить бесцельно,
Идти, не зная куда.
– Чьи это? – спросил Антон.
– А как ты думаешь? – Марина рассмеялась. – Мои.
Антон ничего не ответил и помрачнел.
– Почему ты такой невеселый? И почему ты со всеми как ежик? Почему ты не вступаешь в комсомол?
– А кто меня туда примет? – глухо ответил Антон. – И нельзя меня туда принимать.
– Ну, какие ты глупости говоришь! Почему нельзя? Ты какой-то чудной, стараешься показать себя хуже, чем ты есть. Я тебе уже говорила это. Помнишь?
– Да разве я могу этого не помнить? – горько сказал Антон. – Только на самом деле все наоборот, Марина!
Марина вспомнила Сережку Пронина, его сильные, нахальные руки и тот противный поцелуй, почти на виду у всех. А этот – сдержанный, не навязчивый, даже какой-то понурый, потупившийся, сидит и молчит. А считается хулиганом! Вот он полез в карман, вынул папиросу и нервно стал ее мять. Марина посмотрела на него, на папиросу и вдруг почувствовала какое-то свое право: она взяла из рук Антона папиросу и разорвала ее.
– Ладно?
– Ладно! – кивнул Антон. Потом вынул всю начну и подал Марине.
Марина разорвала эту пачку пополам и бросила ее куда-то назад, за лавочку.
– Да! Только все наоборот, Марина! – глубоко вздохнул Антон. – Как бы мне самому хотелось казаться лучше, чем я есть! Но ведь не спрячешься. Люди раскусят.
Марина не понимала такого самоунижения, но оно ей нравилось, оно только подтверждало ее мнение об Антоне:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127