Чтобы не «ковать крамолу» мечом, не ослаблять Русскую землю, не множить число «гори-славличей»?
Несомненно, что Игорь как реальная историческая личность раскрыт исследователями не до конца. Обладавший, судя по «Слову», высокой духовной и интеллектуальной культурой, он прошел суровую жизненную школу, познал душевные потрясения, людей, обрел военный опыт, государственное мышление, изучил историю и извлек из нее уроки, выработал к концу жизни твердые мировоззренческие, политические и нравственные принципы. Историки во многом доверяют В. Н. Татищеву, располагавшему неизвестными нам средневековыми рукописными манускриптами. И мы не знаем, из какой сгоревшей летописи взял он изумительную по краткости и определенности характеристику Игоря: «Сей муж своего ради постоянства любим был у всех, он был муж твердый».
Но все же почему Игорь Святославич не был провозглашен в 1198 году великим киевским князем? Может быть, Киев, окончательно утративший свое значение столицы Русской земли, потерял притягательную силу для Игоря, убедившегося в невозможности реального осуществления принципа «старейшинства»? А не играл ли здесь решающую роль враг Игоря Всеволод Большое Гнездо или набравшее чрезмерное политическое влияние киевские боярство и духовенство? Исторические источники ничего не проясняют, на основании их скупых текстов можно только строить предположения.
Великая распря 1194-1196 гг. из-за Киева не утихла вдруг. В 1197 г. Рюрик Ростиславич, ставленник Всеволода Большое Гнездо, на этот раз получивший великое княжение, в сущности, за взятку в виде пяти городов Русской земли, обратился к своему патрону: «Брате и свату, являю ти, зять мой Роман от нас отступи и целова крест ко Ольговичам. И ты, брате, посли к ним грамоты крестныя и поверзи има, а сам сяди на конь». Острая политическая ситуация вскоре разрешилась не в пользу Ольговичей даже без военного вмешательства Всеволода Большое Гнездо — в Галиче был «уморен отравою или опися» брат Ярославны Владимир, и Роман волынский захватывает галицкий стол, который по наследственному праву принадлежал сыновьям Игоря. Ярослав черниговский, лишившись поддержки Романа, не в силах был бороться за Киев, а после его смерти в следующем году единственным законным претендентом на великий стол оказался Игорь Святославич, стоявший на династической «лестнице» ступенькой выше Рюрика. Летописи не зафиксировали политических перипетий того года, зато донесли до нас поразительный по своему тону н направленности панегирик Рюрику Ростиславичу. Приведу эту своего рода летописную рекламу в переложении В. Н. Татищева: «…Вси бо начинания его бяху от страха божия и любомудрия (филозофии), полагаша бо себе во основание воздержание (чистоту) по Иосифу и целомудрие, по Моисею добродетель, Давыдову кротость, Владимирово правоверие и протчия добродетели прнкладая в соблюдение заповедей божиих, многу милостину дая».
За тридцать пять лет Рюрик вступал на великое княжение киевское семь раз, не считая переходного 1198 года, но ни до того, ни после не удостаивался столь комплиментарной оценки своей личности. Политика во все времена зависела от господствующей идеологии, и не исключено, что это необычное славословие, навязчивое подчеркивание христианских добродетелей Рюрика появились на страницах летописи в пику законному претенденту на великий стол — Игорю, которому, если он действительно являлся автором «Слова» с его .языческим антуражем, никак нельзя было адресовать подобных восхвалений. Причем за похвалой Рюрику как-то не совсем кстати следует почему-то еще более пространная похвала христианским добродетелям его невестки Анны, дочери Всеволода Большое Гнездо, главного врага Игоря и всех Ольговичей…
Выскажу еще одно предположение, основанное на кратких летописных сообщениях того загадочного 1198 года. Имею в виду известие о единственном походе Всеволода Большое Гнездо на половцев, совершенном им при жизни Игоря. Почему этот сильный князь, никогда также не принимавший участия в коллективных выступлениях против кочевников, предпринял этот поход именно весной 1198 года? Почему этот неожиданный и несколько даже странный демарш оказался столь длительным? Почему не состоялось ни одного сражения с половцами? Не исключаю, что Всеволод Большое Гнездо сел «на конь» по прошлогоднему или новому призыву Рюрика сразу после смерти Ярослава черниговского. Владимиро-суздальский князь, возможно, вообще не ставил себе целью повоевать половцев — за воинской славой он никогда не гонялся, ни при чем были также мотивы обогащения или мести, так как на его богатое княжество степняки не нападали, а на общерусские интересы ему было наплевать. Скорее всего, большое войско Всеволода продемонстрировало силу иа границах земель Игоря, чтобы на великом столе прочней утвердился Рюрик. И, видно, совсем не случайно носле этого безрезультатного и бесславного «половецкого» похода «бысть радость велика в Володимере»…
В том же 1198 году «князи рязанстии умыслиша отделити от епископи черниговския». Почему отделение рязанской епархии, входившей около ста лет в черниговскую, совпало с вокняжением Игоря? За этим важным событием в истории русской церкви предположительно можно увидеть и чисто политические причины, но совсем не исключено, что рязанские церковники, знакомые со «Словом», узрели в главном герое и авторе необычного сочинения еретика, ставшего великим князем черниговским и посягнувшего на религиозные святая святых.
Б. А. Рыбаков заметил однажды, что в русском летописании второй половины XII в. названы по имени и деду, однако без отчеств, всего четыре живых, юных и малоизвестных, еще не прославившихся ничем князя. Полное же упоминание по имени, отчеству и «фамилии», то есть по имени деда, входило в торжественную формулу некрологов. Например, «преставися благоверный князь Смоленьский Давыд, сын Ростиславль, внук же великого князя Мстислава…». «Нигде ни один летописец, — пишет Б. А. Рыбаков, — не величал живого князя сверх отчества еще и именем деда». И единственное исключение — уникальная запись в Киевском своде 1198 года о живом и хорошо известном киязе: «В то же время Святославличь Игорь внук Олегов поеха из Новагорода…» Возможно, что это не только свидетельство известности заголовка «Слова», но и нечто другое… Почему Игорь упомянут так, как по летописной традиции упоминали только мертвых? Что этим хотели сказать составлявшие свод монахи, священнослужители или их цензоры?
Далее. Князей, как правило, хоронили в соборах, церквах и монастырях. В конце XII в. упокоились в различных храмах многие известные князья, в том числе и персонажи «Слова». Святослав Всеволодович (умер в 1194 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168
Несомненно, что Игорь как реальная историческая личность раскрыт исследователями не до конца. Обладавший, судя по «Слову», высокой духовной и интеллектуальной культурой, он прошел суровую жизненную школу, познал душевные потрясения, людей, обрел военный опыт, государственное мышление, изучил историю и извлек из нее уроки, выработал к концу жизни твердые мировоззренческие, политические и нравственные принципы. Историки во многом доверяют В. Н. Татищеву, располагавшему неизвестными нам средневековыми рукописными манускриптами. И мы не знаем, из какой сгоревшей летописи взял он изумительную по краткости и определенности характеристику Игоря: «Сей муж своего ради постоянства любим был у всех, он был муж твердый».
Но все же почему Игорь Святославич не был провозглашен в 1198 году великим киевским князем? Может быть, Киев, окончательно утративший свое значение столицы Русской земли, потерял притягательную силу для Игоря, убедившегося в невозможности реального осуществления принципа «старейшинства»? А не играл ли здесь решающую роль враг Игоря Всеволод Большое Гнездо или набравшее чрезмерное политическое влияние киевские боярство и духовенство? Исторические источники ничего не проясняют, на основании их скупых текстов можно только строить предположения.
Великая распря 1194-1196 гг. из-за Киева не утихла вдруг. В 1197 г. Рюрик Ростиславич, ставленник Всеволода Большое Гнездо, на этот раз получивший великое княжение, в сущности, за взятку в виде пяти городов Русской земли, обратился к своему патрону: «Брате и свату, являю ти, зять мой Роман от нас отступи и целова крест ко Ольговичам. И ты, брате, посли к ним грамоты крестныя и поверзи има, а сам сяди на конь». Острая политическая ситуация вскоре разрешилась не в пользу Ольговичей даже без военного вмешательства Всеволода Большое Гнездо — в Галиче был «уморен отравою или опися» брат Ярославны Владимир, и Роман волынский захватывает галицкий стол, который по наследственному праву принадлежал сыновьям Игоря. Ярослав черниговский, лишившись поддержки Романа, не в силах был бороться за Киев, а после его смерти в следующем году единственным законным претендентом на великий стол оказался Игорь Святославич, стоявший на династической «лестнице» ступенькой выше Рюрика. Летописи не зафиксировали политических перипетий того года, зато донесли до нас поразительный по своему тону н направленности панегирик Рюрику Ростиславичу. Приведу эту своего рода летописную рекламу в переложении В. Н. Татищева: «…Вси бо начинания его бяху от страха божия и любомудрия (филозофии), полагаша бо себе во основание воздержание (чистоту) по Иосифу и целомудрие, по Моисею добродетель, Давыдову кротость, Владимирово правоверие и протчия добродетели прнкладая в соблюдение заповедей божиих, многу милостину дая».
За тридцать пять лет Рюрик вступал на великое княжение киевское семь раз, не считая переходного 1198 года, но ни до того, ни после не удостаивался столь комплиментарной оценки своей личности. Политика во все времена зависела от господствующей идеологии, и не исключено, что это необычное славословие, навязчивое подчеркивание христианских добродетелей Рюрика появились на страницах летописи в пику законному претенденту на великий стол — Игорю, которому, если он действительно являлся автором «Слова» с его .языческим антуражем, никак нельзя было адресовать подобных восхвалений. Причем за похвалой Рюрику как-то не совсем кстати следует почему-то еще более пространная похвала христианским добродетелям его невестки Анны, дочери Всеволода Большое Гнездо, главного врага Игоря и всех Ольговичей…
Выскажу еще одно предположение, основанное на кратких летописных сообщениях того загадочного 1198 года. Имею в виду известие о единственном походе Всеволода Большое Гнездо на половцев, совершенном им при жизни Игоря. Почему этот сильный князь, никогда также не принимавший участия в коллективных выступлениях против кочевников, предпринял этот поход именно весной 1198 года? Почему этот неожиданный и несколько даже странный демарш оказался столь длительным? Почему не состоялось ни одного сражения с половцами? Не исключаю, что Всеволод Большое Гнездо сел «на конь» по прошлогоднему или новому призыву Рюрика сразу после смерти Ярослава черниговского. Владимиро-суздальский князь, возможно, вообще не ставил себе целью повоевать половцев — за воинской славой он никогда не гонялся, ни при чем были также мотивы обогащения или мести, так как на его богатое княжество степняки не нападали, а на общерусские интересы ему было наплевать. Скорее всего, большое войско Всеволода продемонстрировало силу иа границах земель Игоря, чтобы на великом столе прочней утвердился Рюрик. И, видно, совсем не случайно носле этого безрезультатного и бесславного «половецкого» похода «бысть радость велика в Володимере»…
В том же 1198 году «князи рязанстии умыслиша отделити от епископи черниговския». Почему отделение рязанской епархии, входившей около ста лет в черниговскую, совпало с вокняжением Игоря? За этим важным событием в истории русской церкви предположительно можно увидеть и чисто политические причины, но совсем не исключено, что рязанские церковники, знакомые со «Словом», узрели в главном герое и авторе необычного сочинения еретика, ставшего великим князем черниговским и посягнувшего на религиозные святая святых.
Б. А. Рыбаков заметил однажды, что в русском летописании второй половины XII в. названы по имени и деду, однако без отчеств, всего четыре живых, юных и малоизвестных, еще не прославившихся ничем князя. Полное же упоминание по имени, отчеству и «фамилии», то есть по имени деда, входило в торжественную формулу некрологов. Например, «преставися благоверный князь Смоленьский Давыд, сын Ростиславль, внук же великого князя Мстислава…». «Нигде ни один летописец, — пишет Б. А. Рыбаков, — не величал живого князя сверх отчества еще и именем деда». И единственное исключение — уникальная запись в Киевском своде 1198 года о живом и хорошо известном киязе: «В то же время Святославличь Игорь внук Олегов поеха из Новагорода…» Возможно, что это не только свидетельство известности заголовка «Слова», но и нечто другое… Почему Игорь упомянут так, как по летописной традиции упоминали только мертвых? Что этим хотели сказать составлявшие свод монахи, священнослужители или их цензоры?
Далее. Князей, как правило, хоронили в соборах, церквах и монастырях. В конце XII в. упокоились в различных храмах многие известные князья, в том числе и персонажи «Слова». Святослав Всеволодович (умер в 1194 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168